Корвет подошел почти к самому подножью острова и бросил якорь недалеко от берега, на совершенно открытом, совсем не защищенном рейде, на котором
стояло на якоре одно купеческое судно да несколько местных каботажных судов.
Неточные совпадения
К восьми часам утра, то есть к подъему флага и гюйса [Гюйс — носовой флаг [
на военных кораблях поднимается во время стоянки
на якоре]. — Ред.], все — и офицеры, и команда в чистых синих рубахах — были наверху. Караул с ружьями выстроился
на шканцах [Шканцы — часть палубы между грот-мачтой и ютом.] с левой стороны. Вахтенный начальник, старший офицер и только что вышедший из своей каюты капитан
стояли на мостике, а остальные офицеры выстроились
на шканцах.
И не прошло и пяти минут, как все паруса, точно волшебством, исчезли,
якорь был отдан, катер и вельбот спущены, и «Коршун» с закрепленными парусами недвижно
стоял рядом с «Чайкой», возбуждая восторг моряков и своим безукоризненным видом щегольского военного судна и быстротой, с какой он стал
на якорь и убрал паруса.
Он передавал свои впечатления о канаках и каначках, о прелестной прогулке вечером, и они условились
на следующее утро съехать вдвоем
на целый день: Федор Васильевич был свободен — ни одного больного у него не было в лазарете, и Володя тоже —
на якоре, с разрешения капитана, офицеры
стояли вахты посуточно.
Глядя
на «Коршун», можно было подумать, что он давно
стоит на рейде, — так скоро
на нем убрались. И все
на нем — и офицеры, и матросы — чувствуя, что «Коршун» не осрамился и стал
на якорь превосходно, как-то весело и удовлетворенно глядели. Даже доктор проговорил, обращаясь к Андрею Николаевичу, когда тот, четверть часа спустя, вбежал в кают-компанию, чтобы наскоро выкурить папироску...
Пароход приближался к Сайгону, и все пассажиры были наверху… К полудню показались мачты кораблей, стоявших
на сайгонском рейде, и скоро «Анамит» завернул в огромную бухту и стал
на якорь против города,
на купеческом рейде,
на котором
стоял десяток купеческих кораблей, а в глубине рейда виднелась большая французская эскадра.
— Вот уж, подлинно, беспокойный адмирал! Вместо того чтобы после двухдневной трепки
постоять ночь
на якоре, он опять в море! — говорил лейтенант Невзоров, которому предстояло с восьми часов вечера вступить
на вахту.
Звякнула цепь, грохнул
якорь, — и «Коршун»
стоял неподвижно
на Малом рейде. Счастливые и радостные моряки поздравляли друг друга.
Шкуна «Восток», с своим, как стрелы, тонким и стройным рангоутом, покачивалась,
стоя на якоре, между крутыми, но зелеными берегами Амура, а мы гуляли по прибрежному песку, чертили на нем прутиком фигуры, лениво посматривали на шкуну и праздно ждали, когда скажут нам трогаться в путь, сделать последний шаг огромного пройденного пути: остается всего каких-нибудь пятьсот верст до Аяна, первого пристанища на берегах Сибири.
— «Поедем, Гвидо, за пеццони», — сказал отец. — Пеццони, синьор, очень тонкая и вкусная рыба с розовыми плавниками, ее называют также коралловой рыбой, потому что она водится там, где есть кораллы, очень глубоко. Ее ловят,
стоя на якоре, крючком с тяжелым грузилом. Красивая рыба.
У горного берега
стояли на якорях две порожние баржи, высокие мачты их, поднявшись в небо, тревожно покачивались из стороны в сторону, выписывая в воздухе невидимый узор. Палубы барж загромождены лесами из толстых бревен; повсюду висели блоки; цепи и канаты качались в воздухе; звенья цепей слабо брякали… Толпа мужиков в синих и красных рубахах волокла по палубе большое бревно и, тяжело топая ногами, охала во всю грудь:
Неточные совпадения
Был туман и свежий ветер, потом пошел дождь. Однако ж мы в трубу рассмотрели, что судно было под английским флагом. Адмирал сейчас отправил навстречу к нему шлюпку и штурманского офицера отвести от мели. Часа через два корабль
стоял уже близ нас
на якоре.
Он в Петербурге, может быть,
на двенадцати
якорях стоит, и каждый, может, из них примет это себе в обиду.
Выше в гору — огромный плодовый сад: в нём, среди яблонь, вишенья, слив и груш, в пенном море зелени всех оттенков,
стоят, как суда
на якорях, тёмные кельи старцев, а под верхней стеною,
на просторной солнечной поляне приник к земле маленький, в три окна, с голубыми ставнями домик знаменитого в округе утешителя страждущих, старца Иоанна.
Когда зрители уселись и простыни раздвинулись, в раме, обтянутой марлей, взорам предстали три фигуры живой картины, в значении которых не было возможности сомневаться: Любинька
стояла с большим, подымающимся с полу черным крестом и в легком белом платье; близ нее, опираясь
на якорь, Лина в зеленом платье смотрела
на небо, а восьмилетний Петруша в красной рубашке с прелестными крыльями, вероятно, позаимствованными у белого гуся, и с колчаном за плечами целился из лука чуть ли не
на нас.