Неточные совпадения
Правда, что Наполеон III оставил по себе целое чужеядное племя Баттенбергов, в виде Наполеонидов, Орлеанов
и проч.
Все они бодрствуют
и ищут глазами, всегда готовые броситься на добычу. Но история сумеет разобраться в этом наносном хламе
и отыщет, где находится действительный центр тяжести жизни. Если же она
и упомянет о хламе, то для того
только, чтобы сказать: было время такой громадной душевной боли, когда всякий авантюрист овладевал человечеством без труда!
Известно
и даже за аксиому
всеми принято, что знание освещает не
только того, кто непосредственно его воспринимает, но, через посредство школы, распространяет лучистый свет
и на темные массы.
Определяются во
всей подробности не
только пределы
и содержание знания, но
и число годовых часов, посвящаемых каждой отрасли его.
Прерогативы власти — это такого рода вещь, которая почти недоступна вполне строгому определению. Здесь настоящее гнездилище чисто личных воззрений
и оценок, так что ежели взять два крайних полюса этих воззрений, то между ними найдется очень мало общего.
Все тут неясно
и смутно:
и пределы,
и степень,
и содержание. Одно
только прямо бросается в глаза — это власть для власти,
и, само собой разумеется,
только одна эта цель
и преследуется с полным сознанием.
Все это я не во сне видел, а воочию. Я слышал, как провинция наполнялась криком, перекатывавшимся из края в край; я видел
и улыбки,
и нахмуренные брови; я ощущал их действие на самом себе. Я помню так называемые «столкновения», в которых один толкался, а другой думал единственно о том, как бы его не затолкали вконец. Я не
только ничего не преувеличиваю, но, скорее, не нахожу настоящих красок.
Таким образом, губерния постепенно приводится к тому томительному однообразию, которое не допускает ни обмена мыслей, ни живой деятельности.
Вся она твердит одни
и те же подневольные слова, не сознавая их значения
и только руководствуясь одним соображением: что эти слова идут ходко на жизненном рынке.
За
всем тем нужно заметить, что в крестьянской среде рекрутская очередь велась неупустительно,
и всякая крестьянская семья обязана была отбыть ее своевременно; но это была
только проформа, или, лучше сказать, средство для вымогательства денег.
Началось следствие,
и тут-то раскрылись поползновения Чумазого, в то время
только что начинавшего раскидывать сети на
всю Россию.
Каждые два года приезжал к набору флигель-адъютант,
и тоже утирал слезы
и подавал отчет.
И отчеты не об одном наборе, но
и обо
всем виденном
и слышанном, об управлении вообще. Существует ли в губернии правда или нет ее,
и что нужно сделать, чтоб она существовала не на бумаге
только, но
и на деле.
И опять запросы, опять отписки…
Все это не
только не противоречит истине, но
и вполне естественно.
Он наполняет ею
все кадочки
и бочонки, какие
только найдутся в доме,
и в продолжение
всего лета лакомит себя, семью
и домочадцев соленою рыбкой.
— Ну, черт с вами! Вот сын у меня растет; может быть, он хозяйничать захочет. Дам ему тогда денег на обзаведение,
и пускай он хлопочет.
Только вот лес пуще
всего береги, старик! Ежели еще раз порубку замечу — спуску не дам!
И все такие работы, которые представляют
только безвозвратную трату.
А он что? Как вышел из «заведения» коллежским секретарем (лет двенадцать за границей потом прожил,
все хозяйству учился), так
и теперь коллежский секретарь. Даже земские собрания ни разу не посетил, в мировые не баллотировался. Связи
все растерял, с бывшими товарищами переписки прекратил, с деревенскими соседями не познакомился.
Только и побывал, однажды в три года, у"интеллигентного работника", полюбопытствовал, как у него хозяйство идет.
Разумеется, он не попробовал; нашел, что довольно
и того, что он за
всем сам следит,
всему дает тон. Кабы не его неустанный руководящий труд — разве цвели бы клевером его поля? разве давала бы рожь сам-двенадцать? разве заготовлялось бы на скотном дворе такое количество масла? Стало быть, Анпетов соврал, назвавши его белоручкой.
И он работает,
только труд его называется"руководящим".
— Никакой загадки нет. Баловство одно — это хозяйство со
всеми затеями
и усовершенствованиями.
Только деньги словно в пропасть бросили. Уедем, пока вконец не разорились.
— Вы пашни больше берите, — увещевал он крестьян, — в ней
вся ваша надежда. За лесом не гонитесь, я
и сучьев на протопление,
и валежнику на лучину, хоть задаром, добрым соседям отпущу! Лугов тоже немного вам нужно — у меня пустошей сколько угодно есть. На кой мне их шут!
Только горе одно… хоть даром косите!
Посредник обиделся (перед ним действительно как будто фига вдруг выросла)
и уехал, а Конон Лукич остался дома
и продолжал «колотиться» по-старому. Зайдет в лес — бабу поймает, лукошко с грибами отнимет; заглянет в поле — скотину выгонит
и штраф возьмет. С утра до вечера
все в маете да в маете.
Только в праздник к обедне сходит,
и как ударят к «Достойно», непременно падет на колени, вынет платок
и от избытка чувств сморкнется.
Во
всей округе он был известен под именем «министра»,
и помещик не
только не препятствовал ему разживаться, но даже помогал, — участвовал в его торговых операциях или просто ссужал за проценты деньгами.
А ежели
и предстоит какая-нибудь особенность, вроде, например, привоза свежих устриц
и заранее данного обещания собраться у Одинцова, то
и эта неголоволомная подробность уже зараньше занесена им в carnet, [записную книжку (франц.)] так что стоит
только заглянуть туда —
и весь день как на ладони.
— Ах, как я тебе завидую,
и тебе,
и всем вам, благородным
и преданным… но
только немножко нетерпеливым!.. С каким бы удовольствием я сопровождал тебя,
и вот… Долг приковал меня здесь,
и до шести часов я нахожусь в плену… Ты думаешь, мне дешево достается мое возвышенье?
Но что
всего замечательнее — не
только «с него будет», но
и с тех, которые слушают его пустопорожнее бормотанье.
— Мы готовы, мы ждем
только сигнала, — говорит он, — но прежде
всего необходимо уловить благоприятный момент. Коль скоро момент будет благоприятен —
и все совершится благоприятно; а ежели мы начнем в неблагоприятный момент, то
и все остальное совершится неблагоприятно. Ведь вы этого не желаете, господа?
Ждите же
и вы, господа!
и будьте уверены, что здесь заботятся не
только о вас, но
и обо
всех вообще…
— Государство — это
всё, — ораторствует Генечка, — наука о государстве — это современный палладиум. Это целое верование. Никакой отдельный индивидуум немыслим вне государства, потому что
только последнее может дать защиту, оградить не
только от внешних вторжений, но
и от самого себя.
Директор одобрил записку всецело,
только тираду о страстях вычеркнул, найдя, что в деловой бумаге поэзии
и вообще вымыслов допустить нельзя. Затем положил доклад в ящик, щелкнул замком
и сказал, что когда наступит момент, тогда
все, что хранится в ящике, само собой выйдет оттуда
и увидит свет.
Женились они
всего три месяца назад,
и только брачный день позволили себе провести праздно.
В сущности, однако ж, в том положении, в каком он находился, если бы
и возникли в уме его эти вопросы, они были бы лишними или, лучше сказать,
только измучили бы его, затемнили бы вконец тот луч, который хоть на время осветил
и согрел его существование.
Все равно, ему ни идти никуда не придется, ни задачи никакой выполнить не предстоит. Перед ним широко раскрыта дверь в темное царство смерти — это единственное ясное разрешение новых стремлений, которые волнуют его.
Распускать о нем невероятные слухи; утверждать, что он не
только писатель, но
и «деятель», — разумеется, в известном смысле; предумышленно преувеличивать его влияние на массу читателей; намекать на его участие во
всех смутах; ходатайствовать"в особенное одолжение"об его обуздании
и даже о принятии против него мер — вот задача, которую неутомимо преследует читатель-ненавистник.
Он
и теперь
все тот же, каков был всегда, но
только фортуна улыбнулась ему,
и благодаря этому злоба его вышла из берегов,
и он окрысился.
Только сильный наплыв фактов, делающих невозможным упорное следование по пути, намеченному пословицами
и азбучными истинами, может положить предел этому печальному недомыслию. Но факты такого рода накопляются медленно,
и еще медленнее внедряется доверие к ним. В большинстве случаев бывает так, что факт уже вполне созрел
и приобрел
все права на бесспорность, а общественное мнение
все еще не решается признать его. Конечно, всякому случалось —
и нередко — слышать такие речи...
И ежели вы возразите, что так называемое"покойное проживание"представляет собой
только кажущееся спокойствие, что в нем-то, пожалуй,
и скрывается настоящая угроза будущему
и что, наконец, басня о голубе есть
только басня
и не
все голуби возвращаются из поисков с перешибленными крыльями, то солидный человек
и на это возражение в карман за словом не полезет.
Он живет изо дня в день; ничего не провидит,
и только практика может вызвать его из оцепенения. Когда наступит время для практических применений, когда к нему принесут окладной лист, или сын его, с заплаканными глазами, прибежит из школы —
только тогда он вспомнит, что нечто читал, да не догадался подумать. Но
и тут его успокоит соображение: зачем думать?
все равно плетью обуха не перешибешь! — "Ступай, Петя, в школу — терпи!""Готовь, жена, деньги! Новый налог бог послал!"
Легкомыслие
и паскудная подвижность застилают перед ним жизнь с ее горестями
и радостями, оставляя обнаженными
только уродливости
и скандалы. К ним исключительно
и устремляются
все его помыслы,
и только окрик власть имеющего лица:"что разбегался? добегаешься когда-нибудь!" — может заставить его до поры до времени угомониться.
Увы! Ардальон Семеныч уже не
только не возмущался этими разговорами, но внимал им совершенно послушно. В последнее время он
весь отдался во власть мадеры, сделался необыкновенно тих
и только изредка сквозь зубы цедил...
Сезон промчался незаметно. Визиты, театры, балы — ангелочек с утра до вечера
только и делал, что раздевался
и одевался.
И всякий раз, возвращаясь домой усталая, но
вся пылающая от волнения, Верочка кидалась на шею к матери
и восклицала...
— Не особенно. Обращаюсь к нему при случае, как
и вообще ко
всем, кто может помочь. Ах, мой друг, так нам тяжело, так тяжело! Ты представь себе
только это одно: захотят нас простить — мы живы; не захотят — погибли. Одна эта мысль… ах!
Даже никакому благотворительному учреждению она не была подведома, так что над
всею ее судьбою исключительно господствовала случайность, да
и та могла оказывать действие
только в неблагоприятном для нее смысле.
Верховцевы сходили по лестнице, когда Лидочка поднималась к ним. Впрочем, они уезжали не надолго —
всего три-четыре визита,
и просили Лидочку подождать. Она вошла в пустынную гостиную
и села у стола с альбомами. Пересмотрела
все — один за другим, а Верховцевых
все нет как нет. Но Лидочка не обижалась;
только ей очень хотелось есть, потому что институтский день начинается рано,
и она, кроме того, сделала порядочный моцион. Наконец, часов около пяти, Верочка воротилась.
Не оттого ли это происходит, что
и прокурор
и сутяга чувствуют под собой реальную почву; я же хотя
и побеждаю их, но труд мой можно уподобить тем карточным домикам, на которые стоит
только дунуть, чтобы они разлетелись во
все стороны?
Практика, установившаяся на Западе
и не отказывающаяся ни от эмпиреев, ни от низменностей, положила конец колебаниям Перебоева. Он сказал себе:"Ежели так поступают на Западе, где адвокатура имеет за собой исторический опыт, ежели там общее не мешает частному, то тем более подобный образ действий может быть применен к нам. У западных адвокатов золотой век недалеко впереди виднеется, а они
и его не боятся; а у нас
и этой узды, слава богу, нет. С богом! —
только и всего".
— Приказывать — не мое дело. Я могу принять меры —
и больше ничего.
Всему злу корень — учитель Воскресенский, насчет которого я уже распорядился… Ах, Николай Николаич! Неужели вы думаете, что мне самому не жаль этой заблуждающейся молодой девицы? Поверьте мне, иногда сидишь вот в этом самом кресле
и думаешь: за что
только гибнут наши молодые силы?
Одно Краснову было не по нутру — это однообразие, на которое он был, по-видимому, осужден. Покуда в глазах металась какая-то «заря»,
все же жилось веселее
и было кой о чем поговорить. Теперь даже в мозгу словно закупорка какая произошла.
И во сне виделся
только длинный-длинный мост, через который проходит губернатор, а мостовины так
и пляшут под ним.
Во
всем он знаток, везде умеет выбрать. Знает, где продается лучшая баранина, где прежде
всего можно получить свежего тюрбо, омара, у кого из торговцев появилась свежая икра, балыки
и проч. Выбирает он всегда добросовестно
и не
только ничего не берет за комиссию, но даже торгуется в пользу патрона.
В течение месяца он успел объездить
всех знакомых, которых сумел накопить во время своих кочеваний. Некоторые из этих знакомых уже достигли высоких постов; другие нажили хорошие состояния
и жили в свое удовольствие; третьим, наконец, не посчастливилось. Но Бодрецов не забыл никого. К первым он был почтителен, со вторыми явил себя веселым собеседником, к третьим отнесся дружески, сочувственно.
Только с очень немногими, уже вполне отпетыми, встретился не вполне дружелюбно, но
и то с крайнею осторожностью.
—
Все наше, — возвещал он, —
и Болгария — наша,
и Молдавия — наша. Сербия — сама по себе, а Боснию
и Герцеговину австрияку отдали.
Только насчет Восточной Румелии согласиться не могут, да вот англичанин к острову Криту подбирается.
Так, по крайней мере,
все его в нашем городе звали,
и он не
только не оставался безответен, но стремглав бежал по направлению зова. На вывеске, прибитой к разваленному домишке, в котором он жил, было слепыми
и размытыми дождем буквами написано: «Портной Григорий Авениров — военный
и партикулярный с Москвы».
В нашем городе, где он устроился тотчас после крестьянского освобождения, он был лучший портной. Но город наш — бедный,
и обыватели его
только починивались, редко прибегая к заказам нового платья. Один исправник неизменно заказывал каждый год новую пару, но
и тут исправничиха сама покупала сукно
и весь приклад, призывала Гришку
и приказывала кроить при себе.
—
И сами теперь об этом тужим, да тогда, вишь, мода такая была:
все вдруг с места снялись,
всей гурьбой пошли к мировому.
И что тогда
только было — страсть!
И не кормит-то барин,
и бьет-то!
Всю, то есть, подноготную разом высказали. Пастух у нас жил, вроде как без рассудка. Болонa у него на лбу выросла, так он на нее
все указывал: болит! А господин Елпатьев на разборку-то не явился. Ну, посредник
и выдал
всем разом увольнительные свидетельства.
— Да так-с. Признаться сказать, вступит иногда этакая глупость в голову:
все, мол, кого-нибудь бьют, точно лестница такая устроена…
Только тот
и не бьет, который на последней ступеньке стоит… Он-то
и есть настоящий горюн. А впрочем,
и то сказать: с чего мне вдруг взбрелось… Так, значит, починиться не желаете?