Неточные совпадения
—
Прим. издателя.] и только у себя мы таковых не обрящем?
Взгляни, наконец, на собственную свою персону — и там прежде всего встретишь главу, а потом уже не оставишь без
приметы брюхо и прочие части.
—
Прим. издателя.] кои не безбожием и лживою еллинскою мудростью, но твердостью и начальственным дерзновением преславный наш град Глупов преестественно украсили.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году, не уныв духом, давал представления у Излера на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. —
Прим. издателя.]
— Так вот, сударь, как настоящие-то начальники
принимали! — вздыхали глуповцы, — а этот что! фыркнул какую-то нелепицу, да и был таков!
—
Прим. издателя.] и погрузился в сон.
—
Прим. издателя.] в нос бросится.
Он по очереди обошел всех обывателей и хотя молча, но благосклонно
принял от них все, что следует.
Он не без основания утверждал, что голова могла быть опорожнена не иначе как с согласия самого же градоначальника и что в деле этом
принимал участие человек, несомненно принадлежащий к ремесленному цеху, так как на столе, в числе вещественных доказательств, оказались: долото, буравчик и английская пилка.
—
Прим. издателя.] и переходя от одного силлогизма [Силлогизм (греч.) — вывод из двух или нескольких суждений.] к другому, заключила, что измена свила себе гнездо в самом Глупове.
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму [Изумительно!! —
Прим. издателя.] и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.
—
Прим. издателя.] и умерла от угрызений совести), и, перебив там стекла, последовали к реке.
Тем не менее глуповцы прослезились и начали нудить помощника градоначальника, чтобы вновь
принял бразды правления; но он, до поимки Дуньки, с твердостью от того отказался. Послышались в толпе вздохи; раздались восклицания: «Ах! согрешения наши великие!» — но помощник градоначальника был непоколебим.
—
Прим. издателя.] и дает возможность произнести просвещенной деятельности Двоекурова вполне правильный и беспристрастный приговор.
«Бежали-бежали, — говорит летописец, — многие, ни до чего не добежав, венец
приняли; [Венец
принять — умереть мученической смертью.] многих изловили и заключили в узы; сии почитали себя благополучными».
В одном месте пожар уже в полном разгаре; все строение обнял огонь, и с каждой минутой размеры его уменьшаются, и силуэт
принимает какие-то узорчатые формы, которые вытачивает и выгрызает страшная стихия.
Мало-помалу день
принял свой обычный рабочий вид.
— Мало ты нас в прошлом году истязал? Мало нас от твоей глупости да от твоих шелепов смерть
приняло? — продолжали глуповцы, видя, что бригадир винится. — Одумайся, старче! Оставь свою дурость!
План был начертан обширный. Сначала направиться в один угол выгона; потом, перерезав его площадь поперек, нагрянуть в другой конец; потом очутиться в середине, потом ехать опять по прямому направлению, а затем уже куда глаза глядят. Везде
принимать поздравления и дары.
— Никак, солнце-то высоко взошло! — сказал бригадир, просыпаясь и
принимая запад за восток.
— Мало ли было бунтов! У нас, сударь, насчет этого такая
примета: коли секут — так уж и знаешь, что бунт!
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту,
приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры прошло много лет, и ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
—
Принимаете ли горчицу? — внятно спросил он, стараясь по возможности устранить из голоса угрожающие ноты.
—
Принимаете ли, спрашиваю я вас? — повторил он, начиная уже закипать.
—
Принимаем!
принимаем! — тихо гудела, словно шипела, толпа.
Кажется, этого совершенно достаточно, чтобы убедить читателя, что летописец находится на почве далеко не фантастической и что все рассказанное им о походах Бородавкина можно
принять за документ вполне достоверный.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей в себе еще не заключает, но прошу вас, моя почтеннейшая,
принять в соображение, что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По времени выполним и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на бога!
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не
приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Но Прыщ был совершенно искренен в своих заявлениях и твердо решился следовать по избранному пути. Прекратив все дела, он ходил по гостям,
принимал обеды и балы и даже завел стаю борзых и гончих собак, с которыми травил на городском выгоне зайцев, лисиц, а однажды заполевал [Заполева́ть — добыть на охоте.] очень хорошенькую мещаночку. Не без иронии отзывался он о своем предместнике, томившемся в то время в заточении.
—
Прим. издателя.] не успевают перевозить дары земные, на продажу назначенные, жители же от бескормицы в отощание приходят.
Уже при первом свидании с градоначальником предводитель почувствовал, что в этом сановнике таится что-то не совсем обыкновенное, а именно, что от него пахнет трюфелями. Долгое время он боролся с своею догадкою,
принимая ее за мечту воспаленного съестными припасами воображения, но чем чаще повторялись свидания, тем мучительнее становились сомнения. Наконец он не выдержал и сообщил о своих подозрениях письмоводителю дворянской опеки Половинкину.
— Кажется, наш достойнейший предводитель
принял мою голову за фаршированную… ха-ха!
Конечно, это мнение не весьма умное, но как доказать это людям, которые настолько в себе уверены, что никаких доказательств не слушают и не
принимают?
Как нарочно, это случилось в ту самую пору, когда страсть к законодательству
приняла в нашем отечестве размеры чуть-чуть не опасные; канцелярии кипели уставами, как никогда не кипели сказочные реки млеком и медом, и каждый устав весил отнюдь не менее фунта.
Надо же, чтоб Венера,
приметив сию в нем особенность, остановила на нем благосклонный свой взгляд…»
—
Прими руки! — кротко сказала она, — не осязанием, но мыслью ты должен прикасаться ко мне, чтобы выслушать то, что я должна тебе открыть!
К сожалению, летописец не рассказывает дальнейших подробностей этой истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об этом деле:"Вы, мужчины, очень счастливы; вы можете быть твердыми; но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер не на шутку встревожился и поскорей дал мне
принять успокоительных капель". И только.
Она ходила по домам и рассказывала, как однажды черт водил ее по мытарствам, как она первоначально
приняла его за странника, но потом догадалась и сразилась с ним.
Приметив на самом выезде из города полуразвалившееся здание, в котором некогда помещалась инвалидная команда, он устроил в нем сходбища, на которые по ночам собирался весь так называемый глуповский бомонд.
Например, дворянин повинуется благородно и вскользь предъявляет резоны; купец повинуется с готовностью и просит
принять хлеб-соль; наконец, подлый народ повинуется просто и, чувствуя себя виноватым, раскаивается и просит прощения.
Сочинил градоначальник, князь Ксаверий Георгиевич Миналадзе [Рукопись эта занимает несколько страничек в четвертую долю листа; хотя правописание ее довольно правильное, но справедливость требует сказать, что автор писал по линейкам. —
Прим. издателя.]