Барраяр

Лоис Макмастер Буджолд

Лоис Макмастер Буджолд – ярчайшая звезда современной американской фантастики. Цикл романов о Майлзе Форкосигане, сыне высокопоставленного сановника с планеты Барраяр, и его родственниках, друзьях и врагах принес ей мировую известность. За произведения этой «космической саги» Буджолд удостоена пяти премий «Хьюго» и трех «Небьюла».

Осколки чести^[3]

Пэт Риди — гласу вопиющего в пустыне

Глава 1

Над темным лесом поднималось море тумана — мягкого, серого, мерцающего. На вершинах скал туман становился ярче: утреннее солнце уже начинало пригревать, но в ущелье царил прохладный безмолвный сумрак.

Коммандер Корделия Нейсмит оглянулась на ботаника из своей группы и, поправив ремни снаряжения, снова начала карабкаться вверх, с трудом переводя дыхание. Смахнув с глаз прядь потемневших от влаги медных волос, она нетерпеливо заколола ее на затылке. Да, следующий район исследований надо будет выбрать пониже. Сила тяжести на этой планете чуть меньше, чем на их родной Колонии Бета, но работать в разреженном горном воздухе все равно чертовски трудно. Лес становился гуще. Следуя по сырой тропе, проложенной в ущелье ручьем, они пробирались по живому туннелю, пока наконец не вышли на открытую местность.

Утренний ветерок уносил последние волны тумана с золотых лугов, раскинувшихся на горных террасах. Они уступами поднимались к серой громаде центральной вершины, увенчанной сверкающим ледником. Незнакомое солнце сияло в бирюзовом небе, и в его лучах переливались золотистые травы, крошечные цветы и разбросанные повсюду матовые кружева какого-то вьющегося растения. Двое исследователей зачарованно смотрели на объятую тишиной гору.

Ботаник, мичман Дюбауэр, улыбнулся Корделии и опустился на колени рядом с каким-то серебристым кустиком. Она направилась к ближайшему уступу, чтобы получше осмотреть местность. На пологих склонах заросли становились гуще. А пятьюстами метрами ниже тянулись облака, уходя за горизонт. Всюду, куда ни глянь — бесконечная серая пелена, и только далеко к западу меньшая сестра их вершины пробивалась сквозь это застывшее море.

Корделия подумала было о том, как хорошо оказаться внизу, на равнине, чтобы впервые увидеть, как с неба падает дождь, но в этот миг ее отвлекло неожиданное зрелище.

— Интересно, что там мог запалить Роузмонт, чтобы развести такую вонь? — пробормотала она.

Где-то неподалеку от них, клубясь, вырастал маслянисто-черный столб дыма. Потоки воздуха размывали его, но все же было очевидно, что дым поднимается от базового лагеря.

Тишину прервал отдаленный шум, быстро усилившийся до громовых раскатов. Из-за уступа вырвался их планетарный катер и взмыл к небу, оставляя за собой огненный шлейф выхлопной струи.

— Вот это взлет! — воскликнул Дюбауэр, задрав голову и провожая взглядом катер.

Корделия торопливо настроила коммуникатор ближней связи и заговорила:

— Нейсмит вызывает Базу Один. Выходите на связь.

Единственным ответом было потрескивание и шипение пустого эфира. Она дважды повторила вызов, но по-прежнему безрезультатно. Мичман, переминаясь с ноги на ногу, обеспокоенно заглядывал ей через плечо.

— Попробуй-ка свой, — сказала она. Но ему повезло не больше, и Корделия распорядилась: — Пакуй пожитки, мы возвращаемся в лагерь. И живо!

Задыхаясь, они потрусили к нижнему уступу, снова нырнув в заросли леса. На такой высоте здешние деревья — чахлые, но раскидистые — то и дело падали и переплетались. Во время подъема лес выглядел художественно-беспорядочно, но при спуске он превратился в грозную полосу препятствий. Продираясь сквозь путаницу ветвей, Корделия прокручивала в уме сценарии возможных катастроф — но каждый новый вариант казался еще невероятнее предыдущего. «У страха глаза велики», — подумала она, стараясь справиться с паникой.

Но вот пройден последний участок леса, и перед ними открылась большая поляна, выбранная для базового лагеря. Взглянув туда, Корделия беззвучно ахнула: реальность оказалась страшнее любых фантазий.

Дым шел от пяти обуглившихся черных холмиков, полчаса назад бывших аккуратным кольцом палаток. Там, где стоял их катер — на другой стороне ущелья, напротив лагеря, — виднелось пятно выжженной земли — след старта. Повсюду валялось разбитое оборудование. Она посмотрела туда, где размещались бактериологически защищенные санитарные помещения. Увы, даже сортиры были сожжены.

— Боже, — выдохнул Дюбауэр и неверными шагами, как сомнамбула, двинулся вперед. Корделия едва успела схватить мичмана за шиворот.

— Ложись и прикрывай меня, — приказала она и, поминутно оглядываясь, направилась к молчаливым руинам.

Трава вокруг лагеря была смята и обожжена. Потрясенный разум Корделии безуспешно пытался найти какое-нибудь объяснение происшедшему. Не замеченные прежде аборигены? Нет, ткань палаток не расплавить ничем, кроме плазмотрона. Давно ожидаемые, но пока еще никем не встреченные новые цивилизации? Что-то не похоже. Или какая-то внезапная эпидемия, губительный вирус, ускользнувший от внимания автоматических биоанализаторов? Может, сожжение было попыткой дезинфицировать лагерь? Агрессия со стороны правительства какой-нибудь другой планеты? Возможно, хотя вряд ли нападавшие проникли сюда через тот пространственно-временной туннель, который открыли они сами. Но ведь ими обследовано не больше одной десятой пространства в радиусе светового месяца от этой системы… Или все же другая цивилизация?

Корделия почувствовала, что мысль ее мечется по кругу словно белка в колесе. Она мрачно бродила по пепелищу в поисках какой-нибудь подсказки.

Разгадка нашлась в травяных зарослях на полпути к ущелью. Высокий долговязый человек в светлой форме астроэкспедиционного корпуса лежал на земле, странно раскинув руки и ноги, словно подстреленный на бегу. Корделия осторожно перевернула его — и вскрикнула от ужаса.

Да, это был добросовестный трудяга, лейтенант Роузмонт. Его остановившийся взор, казалось, все еще хранил озабоченное выражение. Корделия, тяжело вздохнув, закрыла мертвому глаза.

Но в чем причина смерти? Крови нет, ожогов и переломов тоже… Ее пальцы коснулись головы убитого. Ах, вот в чем дело. Кожа под светлыми волосами покрыта волдырями — след действия нейробластера. Стало быть, о других цивилизациях можно забыть. С минуту она держала голову лейтенанта у себя на коленях, беспомощно, как слепая, гладя знакомое лицо, потом медленно опустила его на траву. Сейчас не время оплакивать мертвых.

Она на четвереньках вернулась к обуглившемуся кольцу и начала рыться в останках палаток в поисках коммуникационного оборудования. Искореженные куски пластика и металла свидетельствовали о том, что нападавшие поработали на славу. Похоже, что многое из ценного оборудования вообще исчезло.

Зашуршала трава. Корделия вскинула пистолет-парализатор и застыла. Из путаницы золотистых стеблей вынырнула физиономия Дюбауэра.

— Это я, не стреляйте. — Мичман говорил придушенным голосом, долженствовавшим изобразить шепот.

— Чуть не выстрелила! Почему ты не остался на месте? — прошипела она в ответ. — Ну ладно, помоги искать комм, надо поскорее связаться с кораблем. И не вставай в полный рост — они в любую минуту могут вернуться.

— Кто может вернуться? Кто все это сделал?

— Множество вариантов, выбирай любой: новобразильцы, барраярцы, цетагандийцы — кто-нибудь из этой компании. Рег Роузмонт погиб. Нейробластер.

Корделия переползла к груде, некогда бывшей палаткой с образцами, и внимательно осмотрела ее.

— Подай-ка мне вон тот шест!

Она осторожно разворошила кучу углей. Палатки перестали дымиться, но волны жара все еще жгли лицо, как лучи летнего солнца на родине. Распавшаяся ткань разлеталась, как сгоревшая бумага. Подцепив шестом полурасплавленную тумбочку, Корделия выволокла ее на открытое место. Нижний ящик не расплавился, но сильно покоробился. Она обернула руку краем рубашки и попыталась его открыть, но безуспешно: ящик заклинило.

После нескольких минут поисков им удалось обнаружить некое подобие молотка и стамески — плоский осколок металла и тяжелый слиток, в котором она с грустью узнала некогда высокоточный и очень дорогой метеорологический датчик. С помощью этих примитивных инструментов и определенных физических усилий со стороны Дюбауэра им удалось выдернуть ящик — при этом раздался громкий треск, похожий на выстрел, так что они оба подскочили.

— Повезло! — воскликнул Дюбауэр.

— Давай отнесем его к ущелью и там опробуем, — сказала Корделия. — А то у меня мурашки по спине бегают. Сверху нас тут любой увидит.

Все еще пригибаясь, они быстро пробежали к лесу. Дюбауэр оглянулся на тело Роузмонта и воскликнул:

— Тот, кто это сделал, еще поплатится!

Корделия только покачала головой.

Спрятавшись под защитой каких-то растений, напоминавших папоротник, они опробовали передатчик. Сначала аппарат только потрескивал и печально гудел, потом отключился. Но когда по нему постучали и хорошенько встряхнули, он выдал сигнал готовности. Отыскав нужную частоту, Корделия заговорила:

— Коммандер Нейсмит вызывает экспедиционный корабль «Рене Магритт». Отвечайте, пожалуйста.

После мучительных секунд ожидания раздался слабый, прерываемый помехами ответ:

— На связи лейтенант Стьюбен. С вами все в порядке, капитан?

Корделия немного воспрянула духом.

— Пока — в порядке. Как вы? Что произошло?

Послышался голос доктора Аллери — старшего после Роузмонта офицера экспедиции:

— Наш лагерь окружил барраярский военный отряд и потребовал, чтобы мы сдались. Они заявили, что эта планета принадлежит им по праву первооткрывателей. Потом какой-то воинственный идиот с их стороны выпалил из плазмотрона — и тут началось. Рег со своим парализатором отвлек их, а остальные бросились к катеру. Здесь, наверху, — барраярский корабль класса «генерал», мы с ним играем в прятки, если вы понимаете, что я хочу сказать…

— Не забывайте, мы говорим открытым текстом, — резко напомнила Корделия.

Доктор Аллери мгновение поколебалась, потом продолжила:

— Ясно. Они все еще требуют, чтобы мы сдались. Вы не знаете — они поймали Рега?

— Со мной Дюбауэр. Местонахождение всех остальных известно?

— Всех, кроме Рега.

— Рег погиб.

Шипение помех наложилось на проклятия Стьюбена.

— Стью, теперь ты командуешь кораблем, — прервала его Корделия. — Слушай внимательно. Этим чертовым милитаристам нельзя — я повторяю: нельзя — доверять. Ни в коем случае не сдавай корабль. Я видела секретные доклады по крейсерам «генерал». Они превосходят вас вооружением, защитой и личным составом — но у вас по меньшей мере двойной выигрыш в скорости. Так что отрывайся и не подпускай их к себе. Отступай хоть до самой Колонии Бета, если понадобится, но не рискуй моими людьми. Понял?

— Мы не можем вас бросить, капитан!

— Ты не можешь отправить за нами катер, если не скинешь с хвоста этих барраярцев. А если мы попадем в плен, гораздо больше шансов вызволить нас по дипломатическим каналам, чем с помощью какой-нибудь идиотской попытки освобождения. Но для этого вам надо добраться до дома! Ты меня понял? Подтверди! — потребовала она.

— Вас понял, — неохотно ответил Стьюбен. — Но, капитан, сколько времени, по-вашему, вы сможете скрываться от этих полоумных недоносков? Они в конце концов вас поймают. Заметят с воздуха.

— Сколько получится. А вы двигайтесь побыстрее! — Корделия иногда представляла, как ее экипаж будет действовать без нее — но никогда без Роузмонта. Сейчас самое главное — удержать Стьюбена от военных игр. Барраярцы не дилетанты. — И помни, — продолжила она, — что от тебя зависят жизни пятидесяти шести человек. Ты ведь считать умеешь? Пятьдесят шесть больше, чем две. Не забывай об этом, ладно? Нейсмит связь закончила.

— Корделия… счастливо. Стьюбен связь закончил.

Выключив коммуникатор, она уселась поудобнее и вздохнула.

— Ну и странные делишки!

— Что-то слабо сказано, — фыркнул Дюбауэр.

— Сказано точно. Не знаю, обратил ли ты…

Тут она заметила какое-то движение и вскочила на ноги, потянувшись к своему парализатору. Но высокий остролицый барраярский солдат в зелено-сером пятнистом камуфляже двигался быстрее. Однако самой молниеносной оказалась реакция Дюбауэра, успевшего метнуться вперед и отпихнуть Корделию. Уже падая в ущелье, она услышала треск нейробластера. Парализатор и комм-линк вырвались из рук, а лес, земля и ручей закружились в безудержном танце. Потом ее голова с размаху ударилась обо что-то, в глазах вспыхнул фейерверк, и все поглотила тьма.

* * *

Мягкий ковер мха приятно холодил щеки. Корделия вздохнула глубже, расправляя легкие, — и тут гнилостное зловоние заставило ее желудок сжаться. При попытке подняться голова взорвалась вспышкой острой боли.

Темные искристые вихри закружились перед глазами, потом стали исчезать. Она постаралась сфокусировать взгляд на ближайшем предмете, находившемся примерно в полуметре от ее головы.

…Тяжелые черные ботинки залеплены грязью; выше начинаются пятнистые зелено-серые камуфляжные брюки. Ноги расставлены в позе «вольно». Она проглотила измученный стон, потом очень осторожно и медленно повернулась на бок, чтобы лучше видеть барраярского офицера.

Парализатор! Маленький серый раструб дула уставлен прямо на нее. Тут Корделия вспомнила про нейробластер. Пояс барраярца был увешан разными приспособлениями, но кобура нейробластера на правом бедре пустовала — так же, как и кобура плазмотрона на левом.

Он был невысок — примерно с нее ростом, но коренаст и крепок. Черные волосы, тронутые сединой, холодные пристальные серые глаза… По строгим военным меркам Барраяра вид у него был не слишком опрятный — комбинезон измят, непокрытая голова взлохмачена, на правой скуле — свежая ссадина. «Похоже, у него тоже был отвратительный день», — тупо подумала Корделия.

Искристые черные вихри стали расти и снова ее поглотили.

Когда к ней вернулось сознание, вражеских ботинок в поле зрения не было. Где же… Ах, вот он — удобно устроился на поваленном дереве. Она попыталась отвлечься от своего бунтующего желудка, но безуспешно.

Ее начало рвать; барраярец, глянув на это зрелище, пошевелился, но остался сидеть. Когда спазмы утихли, Корделия доползла до ручейка, журчавшего в нескольких шагах, умылась и прополоскала рот ледяной водой.

Почувствовав некоторое облегчение, она села и хрипло осведомилась:

— Ну, что дальше?

Офицер склонил голову, изобразив вежливое приветствие.

— Я капитан Эйрел Форкосиган, командующий барраярским имперским военным крейсером «Генерал Форкрафт». Назовитесь, пожалуйста.

Приятный низкий голос звучал почти без акцента.

— Коммандер Корделия Нейсмит, астроэкспедиционный корпус Беты. Мы исследовательская группа, — возмущенно подчеркнула она. — Не боевая часть.

— Я это заметил, — сухо проговорил он. — Что стало с вашей командой?

Корделия сузила глаза.

— Разве вас при этом не было? Я работала выше по склону, ассистировала ботанику. — Голос ее тревожно дрогнул: — Вы не видели мичмана Дюбауэра — моего ботаника? Он толкнул меня в это ущелье, когда на нас напали…

— Темноволосый паренек?

Сердце ее оборвалось в тяжелом предчувствии.

— Да.

— Теперь вы ему уже ничем не поможете.

— Убийцы! У него же не было ничего, кроме парализатора! — Она кинула на барраярца испепеляющий взгляд. — Почему на моих людей напали?

Офицер задумчиво похлопал стволом по ладони.

— Вашу экспедицию, — он тщательно подбирал слова, — следовало интернировать, желательно мирным путем, за нарушение барраярского пространства. Имел место конфликт. Мне в спину ударили лучом парализатора. Когда я пришел в себя, ваш лагерь был в том виде, каким вы его нашли.

— Прекрасно. — К горлу подступила желчь. — Очень рада, что Рег попал в одного из вас, прежде чем вы его убили.

— Если вы говорите про того беднягу, что остался на поляне, то он не сумел бы попасть и в дом. Не знаю, зачем вы, бетанцы, надеваете военную форму. Подготовка у вас — как у детишек на пикнике. Похоже, ваши звания связаны лишь с размером получаемой платы.

— Он был геолог, а не наемный убийца, — отрезала она. — А что до моих «детишек», так ваши солдаты даже не смогли их поймать.

Брови его сдвинулись, и Корделия прикусила язык. «Великолепно, — подумала она. — Он еще не начал выкручивать мне руки, а я уже разоткровенничалась».

— Да что вы говорите? — отозвался капитан Форкосиган. Он указал на лежавший в ручье разбитый комм. — И какой же приказ вы отдали своему кораблю, когда удостоверились, что ему удалось скрыться?

— Я велела им проявить инициативу, — туманно пробормотала она.

— Самый подходящий приказ для бетанцев, — фыркнул он. — По крайней мере можно не сомневаться, что они ему последуют.

«Лучше не надо. Так, теперь моя очередь».

— Ладно, я-то знаю, почему нахожусь здесь, — а вот вас почему оставили? Разве командир корабля, пусть даже у барраярцев, не слишком важная фигура, чтобы его терять? — Она выпрямилась. — И если Рег не мог бы попасть даже в стену дома, то кто попал в вас?

«Вот тебе, довыпендривалась», — подумала она. Парализатор снова нацелился ей в живот. Но барраярец, видимо, не собирался стрелять, а только сказал:

— Это вас не касается. У вас есть еще один комм?

Ого! Не столкнулся ли этот солдафон с чем-то вроде мятежа? Да погибнут все враги!

— Нет. Ваши люди все уничтожили.

— Ничего, — пробормотал Форкосиган. — Я знаю, где взять новый. Вы можете идти?

— Не знаю.

Корделия заставила себя подняться на ноги и прижала руку к раскалывающейся голове.

— Это всего лишь сотрясение мозга, — без тени сочувствия заметил Форкосиган. — Прогулка будет вам на пользу.

— Далеко идти? — охнула она.

— Примерно двести километров.

Корделия снова упала на колени.

— Желаю приятно прогуляться.

— Я прошел бы это расстояние за два дня. Наверное, вам понадобится больше, хотя вы и геолог, или кто там еще…

— Я астрокартограф.

— Встаньте, пожалуйста.

Он снизошел до того, что поддержал ее под локоть, помогая подняться. Казалось, ему почему-то не хочется к ней прикасаться. Она промерзла до костей: тепло его руки ощущалось даже через толстую материю рукава. Форкосиган начал решительно подталкивать Корделию вверх по склону.

— Вы серьезно? — изумилась она. — И что вы собираетесь делать с пленной во время форсированного перехода? А если я размозжу вам камнем голову, пока вы будете спать?

— Я рискну.

Они добрались до края ущелья. Тяжело дыша, Корделия уцепилась за какое-то тоненькое деревце и с завистью заметила, что Форкосиган даже не запыхался.

— Ну, так. Я никуда не пойду, пока не похороню моих офицеров.

— Пустая трата времени и сил, — раздраженно проговорил он.

— Я не оставлю их на съедение зверям. Понятно? Может, ваши барраярские головорезы лучше умеют убивать, но ни один из них не мог бы умереть более достойно.

Секунду он молча смотрел на нее (лицо его оставалось непроницаемым), потом пожал плечами:

— Хорошо.

Корделия начала пробираться вдоль края ущелья.

— Я думала, это было здесь, — озадаченно сказала она. — Вы его куда-то перетащили?

— Нет. Но в его состоянии нельзя было далеко уползти.

— Но вы же сказали, что он мертв!

— Он почти мертв. Мертв его мозг, хотя тело все еще живо. Видимо, импульс нейробластера не задел мозжечок.

Корделия зашагала по помятой траве, Форкосиган молча следовал за ней.

— Дюбауэр! — Она бросилась к фигуре в бежевом комбинезоне, скорчившейся в папоротниках. Услыхав ее голос, он перевернулся, резко вытянулся — и вдруг судорога потрясла все его тело; по нему словно пробегали какие-то волны, губы растянулись в странной ухмылке. «Замерз?» — изумленно подумала она, опускаясь на колени, но тут же сообразила, в чем дело. Вытянув из кармана платок, она поспешно сложила его и засунула ему между зубов. Губы мичмана были прокушены во время предыдущих приступов. Примерно через три минуты дрожь прекратилась, он вздохнул и снова обмяк.

Она озабоченно осмотрела его. Дюбауэр открыл глаза и, беспомощно ловя ее руку, издал что-то вроде жалобного поскуливания. Она, успокаивая, погладила его по голове и вытерла с подбородка кровавую пену. Раненый затих.

Корделия повернулась к Форкосигану. Слезы ярости и боли застилали ей глаза.

— Он не мертв! Вы лгали! Он жив, и ему нужна медицинская помощь!

— Не надо закрывать глаза на реальность, коммандер Нейсмит. Удары нейробластера не излечиваются.

— Вот как? Сейчас еще неизвестно, насколько изувечило его ваше гнусное оружие. Он по-прежнему видит, слышит и чувствует — вы не можете назначить его трупом по своему желанию!

Лицо офицера напоминало бесстрастную маску.

— Если вам угодно, — сдержанно произнес он, — я могу прекратить его мучения. Мой боевой нож заточен, как бритва. Если действовать быстро, им можно практически безболезненно перерезать горло. Или, если вы сочтете это своим командирским долгом, сделайте это сами.

— Вы так поступили бы с кем-нибудь из своих людей?

— Конечно. И они сделали бы для меня то же. Никто не захотел бы длить подобную жизнь.

Она встала и пристально посмотрела на него.

— В таком случае, быть барраярцем — означает жить среди каннибалов.

Оба надолго замолчали. Наконец тишину нарушил стон Дюбауэра. Форкосиган шевельнулся и сухо спросил:

— Что же вы собираетесь с ним делать?

Корделия устало растирала виски, гадая, какой мольбой смягчить этого безжалостного человека. Ее тошнило, язык стал ватным, ноги дрожали и подгибались от усталости, боли и голода.

— А куда именно вы планируете идти? — с трудом спросила она, не зная, с чего начать.

— Здесь есть наш тайный склад. Дорогу я найду. Там оборудование для связи, оружие, пища… Если я доберусь туда, то смогу… э-э… буду в состоянии справиться со всеми проблемами.

— На складе есть лекарства?

— Да, — неохотно признался он.

— Ладно. — Надежды практически нет, но надо попробовать. — Я буду с вами сотрудничать, дам слово чести быть вашим пленником, всячески помогать вам — конечно, при условии, что это не поставит под угрозу мой корабль, — если вы позволите взять с собой мичмана Дюбауэра.

— Это исключено. Он даже идти не может.

— Думаю, что сможет, если ему помогать.

— А если я не позволю? — В его голосе прозвучало явное раздражение.

— Тогда вам придется либо оставить нас обоих, либо убить.

Стараясь не смотреть на нож, она подняла подбородок и стала ждать.

— Я не убиваю пленных.

Корделия с облегчением услышала, что он употребил множественное число. Значит, барраярец все-таки вернул Дюбауэру человеческое звание. Она снова опустилась на колени, чтобы скорее помочь раненому встать, пока этому Форкосигану не вздумалось закончить спор, парализовав ее и добив беспомощного ботаника.

— Хорошо, — сдался он, бросив на нее странный пристальный взгляд. — Берите его с собой. Но нам надо поторапливаться.

Ей удалось поднять мичмана на ноги. Двигался он с трудом, то и дело обвисая у нее на плечах, но выбирать не приходилось. Похоже, он мог слышать, но не понимал смысла речи.

— Вот видите, — отчаянно оправдывалась Корделия, — он может идти. Ему просто надо немного помогать.

* * *

Они добрались до края прогалины. Последние лучи вечернего солнца прочертили ее длинными черными тенями, превратив в подобие огромной тигровой шкуры. Форкосиган остановился.

— Будь я один, — сказал он, — я отправился бы к складу только с тем НЗ, который у меня на поясе. Но раз мы втроем, лучше сначала обыскать лагерь — может, там найдется какая-то пища. Я пойду погляжу, а вы тем временем можете похоронить вашего офицера.

Корделия кивнула.

— Заодно поищите что-нибудь, чем можно копать. Мне надо сперва позаботиться о Дюбауэре.

Он лишь махнул рукой и направился к сожженному кольцу палаток. В обуглившихся кучах ей удалось откопать два полусгоревших спальных мешка — но там не нашлось ни одежды, ни лекарств, ни мыла, ни даже ведра, в котором можно было бы согреть воду. Смирившись с неизбежностью, Корделия подвела мичмана к ручью, раздела его, вымыла, промыла царапины и, как смогла, отстирала его брюки в холодной воде. Потом вытерла спальным мешком, снова надела на него нижнюю рубашку и куртку, а вокруг бедер обмотала второй спальный мешок — наподобие саронга. Дюбауэр дрожал и стонал, но не сопротивлялся.

Тем временем Форкосиган отыскал две коробки с питанием: этикетки сгорели, но сама упаковка не пострадала. Корделия вскрыла один пакетик, добавила воды из ручья, попробовала. Оказалось — овсянка на соевом молоке.

— Хорошо, — заметила она, — самая подходящая еда для больного. А что в другой коробке?

Форкосиган уже проводил собственный эксперимент. Он тоже развел водой содержимое своего пакетика, перемешал и понюхал получившееся блюдо.

— Что-то не пойму, — признался он, протягивая Корделии результат своих трудов. — Пахнет довольно странно. Он не мог испортиться?

В пакете оказалась белая паста с резким запахом.

— Все в порядке, — успокоила его она. — Это искусственная салатная заправка на основе сыра-рокфора. — Устроившись поудобнее, Корделия задумалась над меню. — По крайней мере очень калорийно, а лишние калории нам не помешают. В этом вашем поясе случайно не найдется ложки?

Форкосиган снял с ремня какой-то предмет, оказавшийся складным дорожным набором, и молча вручил Корделии.

— Спасибо. — Корделия почувствовала странную радость, словно он сотворил у нее на глазах какое-то чудо.

Пожав плечами, Форкосиган в сгущающейся темноте снова отправился на поиски, а она начала кормить Дюбауэра. Несмотря на отчаянный голод, бедняга не мог есть самостоятельно.

Форкосиган вернулся к ручью.

— Я нашел вот это. — Он передал ей небольшую геологическую лопатку для сбора образцов почвы. — Для ваших целей не слишком удобный инструмент, но ничего лучшего пока нет.

— Это лопатка Рега, — отозвалась Корделия. — Обойдемся ею.

Она отвела Дюбауэра в сторонку и уложила на землю. Наверное, лесной папоротник можно использовать как подстилку — она решила, что попозже наберет охапку-другую. Разметив могилу неподалеку от того места, где погиб Роузмонт, Корделия принялась снимать дерн. Корни оказались крепкими, упругими и неподатливыми, и она очень быстро выбилась из сил.

Из темноты возник Форкосиган.

— Я нашел несколько люминофоров.

Надломив прозрачную трубку величиной с карандаш, он положил ее на землю рядом с могилой, и все вокруг озарилось неестественным сине-зеленым светом. Стоя рядом, барраярец критически наблюдал за работой Корделии.

Она энергично ковыряла грунт, злясь, что он на нее смотрит. «Уйди, — мысленно просила она, — дай мне мирно похоронить моего друга». Тут ей пришла новая мысль, заставившая забеспокоиться: «Может, он не позволит мне закончить… Я работаю слишком медленно…» Она заспешила.

— С такими темпами мы пробудем здесь неделю.

«А может, треснуть его лопатой? — пронеслось в голове. — Хоть разок…»

— Идите к вашему ботанику.

Он протянул руку, и до нее дошло: ей предлагают помощь!

— Ох!..

Форкосиган вытащил нож, подрезал корни травы там, где она наметила контуры могилы, и начал копать — гораздо успешнее, чем она.

— Вы обнаружили здесь какое-нибудь зверье, которое пожирает мертвечину? — спросил он, откидывая землю. — Глубоко копать?

— Точно не знаю, — ответила она. — Мы работали на планете всего три дня. Но экосистема тут довольно сложная и, похоже, фауна весьма разнообразна.

— Гм…

— Лейтенант Стьюбен, мой главный зоолог, нашел пару убитых травоядных — они были неплохо обглоданы. У одного из трупов он заметил какое-то животное, похожее на пушистого краба.

— И какого они были размера? — заинтересовался Форкосиган.

— Он не сказал. Я видела только изображения земных крабов — они не слишком крупные. Наверное, с вашу ладонь.

— Значит, метра должно хватить.

Лопата мерно поднималась и снова вонзалась в землю. Холодный свет люминофора озарял его лицо, бросая вверх, ко лбу, причудливые тени от тяжелого подбородка, прямого широкого носа, густых бровей. Сейчас барраярец напоминал Корделии сказочного короля гномов, прорубающего таинственный путь где-то в глубине своих подземных владений.

— Около палаток есть шест. Я могла бы закрепить эту свечку повыше, чтобы она освещала яму, — предложила она.

— Это было бы неплохо.

Корделия прошла к обгорелым останкам лагеря и отыскала алюминиевую стойку от палатки, которую бросила здесь утром. Вернувшись к могиле, она привязала люминофор к шесту стеблями каких-то растений и воткнула его в землю. Круг света стал шире. Вспомнив о своем намерении набрать для Дюбауэра папоротника, Корделия сделала несколько шагов к лесу — и остановилась.

— Вы слышали? — спросила она.

— Что?

Могила была уже по колено, и барраярец немного запыхался. Теперь, после ее вопроса, он перестал копать и насторожился.

— Какой-то шорох со стороны леса.

Он с минуту прислушивался, потом покачал головой и продолжил работу.

— Сколько у нас люминофоров?

— Шесть.

«Так мало! Значит, придется экономить…»

Корделия только собралась спросить, не согласится ли он немного покопать в темноте, когда снова услышала шорох, на этот раз более отчетливый.

— Там и правда кто-то есть.

— Это мы знаем, — буркнул Форкосиган. — Вопрос в том…

В круг света одновременно выбежали три существа. Корделия успела заметить проворные приземистые тела, невероятно большое количество волосатых черных ног, четыре круглых бусинки-глаза и бритвенно-острые желтые клювы, которые щелкали и шипели. Животные были размером с кабана.

Форкосиган отреагировал молниеносно, ударив ближайшего зверя прямо по морде острием лопаты. Второй набросился на тело Роузмонта, вцепился в руку и попытался утащить его в темноту. Корделия схватила свой шест и ткнула ночную тварь между глазами. Клюв со скрежетом перекусил конец алюминиевого шеста, но чудовище, зашипев, отступило.

Тем временем Форкосиган успел достать нож и энергично атаковал третьего зверя, крича и пиная его своими тяжелыми ботинками. Острые роговые челюсти пропахали ему ногу, брызнула кровь — но лезвие вонзилось по рукоятку, и «краб» умчался в лес, вопя и шипя, а за ним — и двое остальных. Воспользовавшись передышкой, Форкосиган вытащил парализатор, застрявший, судя по его приглушенным проклятиям, в слишком глубокой кобуре нейробластера.

— Пушистые крабы, а? — пропела Корделия. — Ох, Стьюбен, шею тебе сверну!

Голос ее предательски задрожал, и она стиснула зубы.

Форкосиган сорвал пучок травы, стер с клинка темную кровь и вернул его в ножны.

— Пожалуй, могилы здесь надо рыть метра в два глубиной, — серьезно проговорил он. — А может, и того больше.

Корделия вздохнула, соглашаясь, и водрузила обратно изрядно укоротившийся шест.

— Как ваша нога?

— Я справлюсь сам. Вы лучше позаботьтесь о вашем мичмане.

Дремавший Дюбауэр проснулся от шума и теперь порывался куда-то ползти. Корделия удержала его, но это вызвало очередной эпилептический припадок. Вскоре он заснул, к ее глубокому облегчению.

Тем временем Форкосиган залепил себе рану пластырем из индивидуальной аптечки и снова принялся копать, но уже чуть медленнее. Когда глубина достигла его плеч, он дал Корделии ящик для сбора образцов растительности и поручил выгребать грунт.

Около полуночи он выкарабкался из ямы.

— Ну вот и все. То же самое можно было бы сделать с помощью плазмотрона за пять секунд, — проговорил он, шумно дыша. На его грязном комбинезоне даже сквозь камуфляж виднелись большие пятна пота.

От ущелья и ручья поднимались скрученные ленты тумана, и ночная прохлада становилась все ощутимей.

Вдвоем они подтащили тело Роузмонта к краю могилы. Форкосиган помедлил.

— Вы не возьмете его одежду для вашего мичмана?

Бесспорно, это было разумное предложение. Корделию оскорбляла мысль похоронить Роузмонта голым, но в то же время она досадовала, что сама не додумалась до этого раньше, чтобы согреть замерзающего Дюбауэра. Со странным ощущением снимала она одежду с окоченевшего трупа — словно раздевала гигантскую куклу.

Тело с глухим стуком упало в могилу.

— Минутку.

Корделия вынула носовой платок Роузмонта, спрыгнула в могилу и закрыла им мертвое лицо. Этот бессильный, нелепый жест почему-то принес ей облегчение.

Форкосиган помог ей вылезти.

Они забросали могилу землей гораздо быстрее, чем копали, и постарались как можно лучше утрамбовать грунт.

— Вы не желаете исполнить какой-нибудь обряд? — спросил барраярец.

Ей совсем не хотелось декламировать обезличенный текст официальной церемонии. Но она встала на колени рядом с холмиком и, как могла, помолилась за душу погибшего — конечно, не вслух, а про себя. Молитва умчалась вверх и растаяла в пустоте, бесшумная, как снежинка.

Форкосиган терпеливо ждал, стоя рядом.

— Сейчас довольно поздно, — проговорил он, — а нам уже были представлены три убедительных доказательства того, что бродить по ночам здесь не стоит. Давайте-ка отдохнем до рассвета. Я буду дежурить первым. Вам по-прежнему хочется размозжить мне голову камнем?

— В данную минуту нет, — честно призналась она.

— Прекрасно. Я разбужу вас попозже.

Форкосиган зашагал вдоль края прогалины, прихватив с собой люминофор. Свет дрожал во мраке, как пленный светлячок. Корделия лежала на спине рядом с Дюбауэром. Сквозь густеющий туман кое-где поблескивали звезды. Может ли одна из них оказаться ее кораблем — или кораблем Форкосигана? Маловероятно — они сейчас должны быть слишком далеко.

Она чувствовала себя опустошенной. Энергия, воля, желания утекали, как сверкающая влага, и впитывались в песок бесконечности. Но, переведя взгляд на лежащего рядом Дюбауэра, Корделия заставила себя вырваться из водоворота отчаяния. «Я по-прежнему командир, — резко напомнила она. — У меня есть подчиненный. Ты по-прежнему нужен мне, мой бедный мичман, хотя теперь не можешь быть полезен даже себе самому…»

Казалось, эта мысль была ключом к какому-то великому озарению, но тут все перемешалось — и Корделия заснула.

Глава 2

В сером утреннем тумане они разложили свое скудное имущество в самодельные рюкзаки и начали спускаться по склону. Корделия вела Дюбауэра, поддерживая его, когда он спотыкался. Неизвестно было, узнает ли ботаник человеческие лица, однако он явно предпочитал цепляться за нее и сторонился Форкосигана.

Деревья становились выше, а лес — гуще, так что Форкосигану пришлось прорубать дорогу своим ножом. Потом они пошли вдоль ручья. Сквозь кроны деревьев стали проникать солнечные лучи, высвечивая ярко-зеленые подушки мхов, сверкающие водные струи, камни, подобные россыпям медных монет.

У мелких существ, сходных с земными насекомыми, преобладала радиальная симметрия. Какие-то летающие твари вроде воздушных медуз целыми стаями плыли над ручьем, переливаясь всеми цветами радуги. Корделия наслаждалась редкостным зрелищем. Похоже было, что эти живые мыльные пузыри заставили смягчиться даже Форкосигана: он объявил привал на удивление быстро.

Они напились из ручья и сидели, наблюдая, как сверкающие шарики мелькают и раздуваются в брызгах водопада. Закрыв глаза, Форкосиган прислонился к стволу дерева. Корделия поняла, что он тоже смертельно устал. Оставаясь незамеченной, она с любопытством разглядывала его. В этом человеке не было ничего загадочного — просто немолодой военный, и держится он, как ему и положено — с резковатым достоинством кадрового офицера. И все же подсознание не давало ей покоя — словно она забыла что-то очень важное. Но вот память выбросила нужное слово — и Корделия, ошеломленная внезапным открытием, не удержала возгласа:

— Я знаю, кто вы. Форкосиган, Мясник Комарры.

Она сейчас же пожалела о сказанном: он открыл глаза и посмотрел на нее. На лице его сменялись какие-то странные выражения.

— Что вам известно о Комарре?

— То же, что и всем. Маленькая скалистая планетка, которую вы захватили из-за удобного расположения пространственно-временных туннелей. Правящий сенат сдался на ваших условиях — и моментально был уничтожен. Вы возглавляли экспедицию, и… — Тут она вспомнила, что Форкосиган с Комарры вроде бы имел звание адмирала. — Это были вы? А мне послышалось, будто вы сказали, что не убиваете пленных.

— Это был я.

— И за это вас понизили в звании? — изумилась она. Ей всегда казалось, что такого рода поведение для барраярцев в порядке вещей.

— Не за это. За то, что было потом. — Ему явно не хотелось об этом говорить, но, к ее удивлению, он все же продолжил: — Последствия удалось замять, а произошло следующее. Я дал сенаторам слово — слово Форкосигана, — что они останутся живы. А политофицер рассудил иначе, велев перебить их без моего ведома. Я его за это казнил.

— Боже правый!

— Собственными руками свернул ему шею — прямо в капитанской рубке флагмана. Видите ли, это стало личным делом — была затронута моя честь. Я не мог приказать его расстрелять: все боятся Министерства политического воспитания.

Так официально называется барраярская тайная полиция, вспомнила Корделия. Политофицеры — резиденты этого министерства в армии.

— А вы не боитесь?

— Скорее, они меня боятся, — усмехнулся он. — Они вроде вчерашних трупоедов — не любят нападать днем. Но спину им подставлять не следует.

— Удивительно, что вас не повесили.

— Поднялся страшный шум, но за закрытыми дверями, — согласился он, поглаживая капитанские нашивки на воротнике. — Форкосиган пока еще не может просто раствориться в ночи. Однако я нажил сильных врагов.

— Не сомневаюсь. — Корделия решила, что этот рассказ вполне может оказаться правдой, хотя у нее не было оснований ему доверять. — А вы, случайно, вчера не… э-э… не подставили спину кому-то из ваших врагов?

— Не исключено, — медленно проговорил он, пристально глядя на нее. — Однако в связи с такой теорией возникают некоторые неувязки.

— Например?

— Я еще жив. Вряд ли они, осмелившись начать, не доведут дело до конца. Несомненно, они предпочли бы обвинить в моей гибели бетанцев.

— Ну и ну! А я-то думала, что у меня трудная задача — командовать дюжиной интеллектуалов, опекать их и понукать, следить, чтобы они работали и не перессорились.

Форкосиган чуть заметно улыбнулся.

— Судя по тому, что я слышал о бетанцах, вам тоже приходится нелегко. Я, наверное, не захотел бы поменяться с вами местами. Я бы не выдержал, если бы каждый мой приказ оспаривался.

— Они оспаривают не каждый приказ. — Корделия даже рассмеялась своим воспоминаниям. — Со временем приучаешься их улещивать.

— Интересно, где-то он сейчас, ваш корабль? — небрежно заметил барраярец.

Услыхав этот вопрос, Корделия разом утратила веселость. Нельзя забывать, что говоришь с врагом.

— Наверное, это зависит от того, где находится ваш.

Форкосиган пожал плечами и встал, поудобнее пристраивая на плечо рюкзак. Лицо его вновь стало непроницаемым.

— Тогда нам не следует терять время.

Весь этот бесконечный день они шли по предгорью, спускаясь к буро-красным равнинам. Оказавшись ближе, они увидели, что вся местность изрезана многочисленными промоинами, в которых после недавних дождей бурно пенилась вода. То тут, то там встречались выходы скальных пород. Видны были и группы пасущихся шестиногов. Травоядные вели себя очень беспокойно, и Корделия заключила, что неподалеку должны находиться и хищники.

Форкосиган хотел идти дальше, но у Дюбауэра опять начались судороги. Приступ, мучительный и долгий, сменился вялостью и сонливостью. Корделия решительно потребовала, чтобы они остановились на ночлег. Был разбит лагерь — если так можно выразиться в данном случае: они просто остановились на небольшом холме примерно в трехстах метрах над равнинным участком. Ужин из овсянки и рокфора был съеден в усталом молчании. Когда последние краски заката поблекли, Форкосиган вскрыл новый люминофор и уселся на большой плоский камень. А Корделия, растянувшись на траве, украдкой наблюдала за барраярцем, пока спасительный сон не дал отдых ноющим ногам и голове.

Он разбудил ее после полуночи. Мучительно разминая одеревеневшие мышцы, она неловко поднялась и заняла наблюдательный пост. На этот раз Форкосиган дал ей парализатор.

— Поблизости ничего не видно, — заметил он, — но вдали что-то шумит.

Корделия сочла это достаточным объяснением жеста доверия. Навестив Дюбауэра, она устроилась на валуне, устремив взгляд на темный склон горы. Где-то там, наверху, в глубокой могиле лежал Роузмонт. Он спрятан от клювов и желудков трупоедов, но все равно обречен на медленное уничтожение… Потом ее мысли обратились к Форкосигану, почти невидимому на границе сине-зеленого света.

Вот уж загадка так загадка. Очевидно, он принадлежит к военной аристократии Барраяра, к феодальной знати, ведущей безуспешную борьбу за власть с нарождающимся чиновничеством. «Ястребы» из обеих партий пока еще сохраняли видимость сотрудничества, совместно вырабатывая государственную политику и управляя вооруженными силами, но это не мешало им быть непримиримыми врагами. Император правил, непрерывно лавируя между двумя могущественными группировками. Было очевидно, что после смерти этого умного и хитрого старика Барраяр ждет период политической грызни, а то и открытой гражданской войны, если только преемник старого властелина не окажется действительно незаурядной личностью. Корделия пожалела, что так мало знает о традициях кровного родства и системе власти на Барраяре. Она помнила имя нынешнего императора — Форбарра — и то лишь потому, что оно было связано с названием планеты, а об остальном имела весьма смутное представление.

Осторожно касаясь пальцами парализатора, она дразнила себя: кто теперь пленник, а кто — захватчик? Но в одиночку ей не спасти Дюбауэра. Нужны продукты, медикаменты, связь, а Форкосиган не был настолько легкомыслен, чтобы сообщать точное местоположение своего тайника.

Что ж, тогда пускай сам ведет их к складу. Кроме того, она связана обещанием. Показательно, что Форкосиган принял ее слова как достаточную гарантию: видимо, он сам придерживается таких же взглядов.

Небо на востоке начало светлеть: серый цвет сменился нежно-розовым, затем зеленым и наконец золотым — пастельное повторение вчерашнего закатного многоцветья. Форкосиган зашевелился и сел. Встал, размялся, потом помог ей отвести Дюбауэра к ручью умыться. Они снова позавтракали овсянкой и салатной заправкой из рокфора. На этот раз Форкосиган для разнообразия перемешал свою порцию. Корделия, наоборот, пробовала чередовать блюда, надеясь, что это поможет. Оба ничего не сказали по поводу меню.

* * *

Форкосиган направился к северо-западу. Как и накануне, путь лежал по песчаной равнине. В сухой сезон она будет похожа на пустыню, а сейчас ее покрывали свежая зеленая и желтая растительность и десятки различных дикорастущих цветов. Корделия с грустью подумала, что Дюбауэр их не замечает.

Через три часа быстрой ходьбы они оказались у первой за этот день преграды: глубокого каменистого ущелья, по дну которого неслась река цвета кофе с молоком. Они пошли вдоль обрывистого берега, высматривая брод. Вдруг Корделия тронула Форкосигана за руку.

— Вон тот валун внизу пошевелился, — сообщила она.

Барраярец достал бинокль и поглядел в указанном направлении.

— Вы правы.

С полдюжины коричневых валунов на песчаной отмели оказались толстоногими приземистыми шестиногами, нежащимися на утреннем солнышке.

— Похоже, какие-то земноводные. Интересно, они плотоядные? — спросил Форкосиган.

— Если бы вы не прервали мою экспедицию, — укоризненно заметила Корделия, — я могла бы ответить на подобные вопросы. А вон опять эти пузыри… Господи, я и не думала, что они могут достигать таких размеров, не теряя способности летать!

Десяток крупных «медуз», прозрачных, как стеклянные колбы сантиметров по тридцать в диаметре, плыли над рекой, напоминая связку улетевших воздушных шариков. Некоторые подлетали к шестиногам и мягко опускались им на спины, распластываясь по холкам наподобие блестящих беретов. Корделия попросила бинокль, чтобы получше рассмотреть происходящее.

— Может, они вроде тех земных птиц, которые очищают шкуру крупных зверей от паразитов? О-ох! Похоже, нет.

Шестиноги поднялись, неловко взбрыкивая неуклюжими телами, и с тревожным шипением скользнули в воду. Пузыри, напоминавшие теперь бокалы с бургундским, снова надулись и взмыли в воздух.

— Воздушные шарики-вампиры? — спросил Форкосиган.

Корделия кивнула.

— Какие мерзкие существа.

Видя его отвращение, она чуть не расхохоталась.

— Вам ли их осуждать — вы ведь тоже плотоядный.

— Ладно, осуждать не буду, но от близкого знакомства постараюсь уклониться.

— Тут я с вами согласна.

Они продолжали идти вверх по течению, мимо мутного пенистого водопада. Километра через полтора оба потока соединились; спотыкаясь, путники пересекли их в самом мелком месте. При переходе через второй ручей Дюбауэр поскользнулся и, вскрикнув, упал в воду.

Корделия инстинктивно вцепилась в рубашку ботаника. Ее охватил ужас: его может унести… эти земноводные шестиноги, острые скалы… водопад! Не обращая внимания на то, что рот наполняется водой, она стиснула его обеими руками. Вот и все… Нет!

Что-то потянуло их назад. Оказывается, Форкосиган успел поймать ее сзади за пояс и быстро выволок обоих на мелководье.

Мокрая, но исполненная благодарности, Корделия поднялась на ноги и вытолкнула на берег кашляющего Дюбауэра.

— Спасибо, — с трудом выговорила она.

— Что, думали, я дам вам потонуть? — поддразнил Форкосиган, выливая воду из башмаков.

Смутившись, Корделия пожала плечами:

— Ну… По крайней мере без нас вы могли бы идти быстрее.

— Хм-м. — Он откашлялся, но больше ничего не добавил. Неподалеку нашлось каменистое место, где решено было посидеть и обсушиться. Подкрепившись все той же овсянкой с тем же вонючим сыром, они продолжили путь.

Вновь потянулись однообразные километры. Наконец Форкосиган сориентировался по какой-то только ему известной примете и начал забирать западнее. Гора осталась за спиной, солнце теперь било прямо в глаза.

Они пересекли еще один поток. Поднимаясь из лощины, Корделия чуть не споткнулась о красношкурого шестинога, неподвижно лежавшего в углублении, совершенно сливаясь с окружением. Это было изящное создание размером с небольшую собаку. При виде людей животное вскочило и прыжками понеслось по равнине.

— Это же еда! — внезапно опомнилась Корделия.

— Парализатор, скорее! — воскликнул Форкосиган, и она поспешно вложила оружие ему в руку. Он упал на одно колено, прицелился и с первой попытки уложил шестинога.

— Вот это выстрел! — восторженно крикнула Корделия.

Форкосиган по-мальчишески ухмыльнулся и побежал к добыче.

Корделия даже тихонько ахнула — настолько потрясла ее эта улыбка. На короткое мгновение его лицо словно солнцем осветилось. «Ну, улыбнись еще раз! — мысленно попросила она, но тут же себя одернула: — Долг. Не забывай о долге».

Она пошла за ним. Форкосиган уже вытащил нож, но не знал, с чего начать. Перерезать глотку зверю было затруднительно ввиду отсутствия шеи.

— Мозг расположен сразу же за глазами. Может, следует ударить под лопатку? — подсказала Корделия.

— Это достаточно просто, — согласился Форкосиган и нанес быстрый удар. Существо вздрогнуло и испустило дух. — Вообще-то останавливаться на ночлег рановато, но здесь есть вода и плавник из реки в качестве дров. Только завтра придется пройти больше, — предупредил он.

— Ничего. — Корделия смотрела на тушу и думала о жарком.

Взвалив добычу на плечо, Форкосиган встал.

— Где ваш мичман?

Корделия огляделась. Дюбауэра нигде не было видно.

— О Боже! — вздохнула она и поспешила обратно — туда, где они стояли в момент выстрела. Там Дюбауэра тоже не оказалось. Корделия подошла к берегу.

Он стоял у воды и завороженно смотрел вверх. А к его лицу медленно спускался большой прозрачный шар.

— Дюбауэр, нет! — закричала Корделия, торопливо карабкаясь к нему. Форкосиган обогнал ее, и они бросились к потоку. Шар уже опустился на лицо Дюбауэра и начал расплющиваться. Несчастный ботаник с воплем вскинул руки.

Первым подоспел Форкосиган. Он не раздумывая схватил обмякшую тварь и одним рывком отодрал ее от человека. В голову бедняги уже впилась дюжина щупальцевидных отростков, растягивавшихся и лопавшихся по мере того, как вампира оттаскивали от жертвы. Швырнув чудовище наземь, Форкосиган раздавил его ногой. А спасенный мичман упал на песок и свернулся калачиком. Корделии стоило немалого труда отвести его руки от лица. Он издавал странные хриплые стоны и весь трясся. Очередной припадок, подумала она, — и тут с ужасом поняла, что парнишка плачет.

Положив голову Дюба к себе на колени, она пыталась утешить его. Места, где щупальца проникли в тело, почернели, кожа вокруг них воспалилась и угрожающе вздулась. Самое неприятное пятно было в уголке глаза. Корделия вытащила застрявшие в коже остатки щупалец и почувствовала, что они обожгли ей пальцы словно крапива. Видимо, вся тварь покрыта этим ядом: вон и Форкосиган наклонился над водой, окунув в нее руки. Быстро извлекая остатки щупалец, она подозвала к себе барраярца:

— В вашей аптечке нет ничего подходящего?

— Только антибиотик.

Он дал ей тюбик, и она нанесла немного мази на лицо Дюбауэра. Конечно, это не было настоящим противоожоговым средством, но придется обойтись тем, что есть. Форкосиган секунду смотрел на Дюбауэра, потом неохотно достал небольшую белую таблетку.

— Это сильное обезболивающее. У меня их только четыре. На вечер ему должно хватить.

Корделия положила таблетку Дюбауэру на язык. Он попробовал выплюнуть лекарство, но она все же заставила его проглотить таблетку. Всего через несколько минут ей удалось поднять его на ноги и отвести к лагерю у песчаной отмели.

Тем временем Форкосиган набрал внушительную охапку плавника для костра.

— А как вы собираетесь разжечь его? — спросила Корделия.

— В детстве меня учили разводить огонь с помощью трения, — вспомнил Форкосиган. — В летнем лагере военной школы. Это было нелегко, весь день провозился. Если припомнить, то я разжег его, закоротив батарею коммуникатора. — Продолжая говорить, он начал шарить в карманах. — Инструктор был в ярости. Наверное, это был его коммуникатор.

— Разве у вас нет каких-нибудь химических зажигалок? — удивилась Корделия, кивая на его боевой пояс.

— Предполагается, что, если вам нужно тепло, вы просто стреляете из плазмотрона. — Он выразительно щелкнул пальцем по пустой кобуре. — Но у меня есть идея, и сейчас мы ее испробуем. Вам обоим лучше бы сесть. Фокус довольно шумный.

Он достал из упаковки в задней части пояса силовой картридж плазмотрона.

— Э-э… — пробормотала Корделия, отходя подальше. — Не слишком ли это сильная мера? И что вы собираетесь делать с кратером? Его будет видно с воздуха.

— Хотите сидеть и тереть две дощечки? Но о кратере, наверное, следует подумать.

Немного поразмыслив, он направился к краю небольшой долины. Корделия села рядом с Дюбауэром, обхватила его за плечи и пригнулась.

Форкосиган стремительно выскочил из-за обрыва, бросился на землю и откатился в сторону. А через секунду где-то неподалеку взметнулось ослепительное бело-голубое пламя, и громовой удар сотряс землю. В воздух поднялся огромный столб дыма, пыли и пара, о землю градом застучали кусочки камней и оплавленного песка. Форкосиган снова исчез за обрывом и вскоре вернулся с пылающим факелом.

Корделия пошла взглянуть на разрушения. Закороченный картридж был брошен на песчаный пляж немного выше по течению, у внешнего края излучины, где быстрая речка поворачивала к востоку. После взрыва там остался великолепный остекленевший кратер метров в пятнадцать диаметром и около пяти метров глубиной. Он все еще дымился. На ее глазах поток размыл тонкую перемычку и хлынул внутрь кратера, поднимая клубы пара. Через час здесь будет вполне естественная на вид заводь.

— Недурно, — пробормотала она.

* * *

К тому времени, когда огонь догорел, оставив россыпь углей, они приготовили кубики темно-красного мяса, нанизав его на палочки.

— Какое жаркое вы предпочитаете? — осведомился Форкосиган с видом заправского кулинара. — Слабо — или среднепрожаренное?

— Думаю, его надо хорошенько прожарить, — ответила Корделия. — Мы еще не проводили исследований на предмет кишечных паразитов.

Форкосиган опасливо поглядел на шашлык.

— А, вот как. Да, безусловно, — произнес он уже без всякого энтузиазма.

Но когда мясо прожарилось, они отбросили сомнения и впились в дымящиеся кусочки с жадностью изголодавшихся дикарей… Даже Дюбауэр ухитрился что-то съесть. Жаркое получилось жестковатое, со своеобразным запахом, однако никто не предложил приправить его овсянкой или рокфором.

Голод прошел, и к Корделии вернулась способность наблюдать. Поэтому сейчас она с новым интересом разглядывала своего сотрапезника. Он сидел перед огнем — мокрый, грязный, на комбинезоне пятна крови от разделки туши. Он три дня не брился, лицо его блестело от жира шестинога, от него разило потом. Но, вероятно, и она не более привлекательна — и по виду, и по запаху. Разве что щетины нет… Она словно впервые увидела его тело: мускулистое, компактное, удивительно мужественное. В ней поднялись чувства, которые, как она считала, ей давно удалось изжить. Нет, лучше подумать о чем-нибудь другом…

— Дистанция от астронавта до пещерного человека — за три дня, — задумчиво проговорила она. — И с чего это мы взяли, будто цивилизация заключается в нас самих, когда на самом деле она — в вещах, которые нас окружают?

Форкосиган криво улыбнулся и взглянул туда, где сидел ухоженный Дюбауэр.

— Похоже, вам удается сохранять вашу цивилизацию в себе.

Корделия покраснела.

— Делаешь то, что велит долг.

— Некоторые относятся к своему долгу менее щепетильно. Или… вы его любили?

— Дюбауэра? Господи, нет, конечно! Он же младенец. Но он был хороший паренек. Я бы хотела вернуть его домой, семье.

— А у вас есть семья?

— Конечно. Мама и брат, на Колонии Бета. Мой отец тоже служил в экспедиционном корпусе.

— Он не вернулся?

— Нет, он погиб при аварии катера. На взлете, всего километрах в десяти от дома. Он был дома в отпуске и как раз отправлялся обратно.

— Приношу мои соболезнования.

— О, это было много лет назад. — «Что-то мы чересчур увлеклись личными проблемами», — подумала Корделия. Но это все же лучше, чем уворачиваться от допроса. Она от всей души надеялась, что ему не придет в голову заговорить о новейших технологиях Колонии Бета или о чем-нибудь подобном. — А как вы? У вас есть семья? — Тут она вдруг сообразила, что это вежливый вариант вопроса «Женаты ли вы?»

— Мой отец жив. Он — граф Форкосиган. А мать умерла. Она была наполовину бетанкой, знаете ли, — нерешительно сообщил он.

Корделия решила, что если по-военному немногословный Форкосиган способен нагонять страх, то он же, пытающийся быть любезным, внушает ужас. Но любопытство победило желание прервать опасный разговор:

— Довольно необычная история. Как это получилось?

— Мой дед с материнской стороны принц Ксав Форбарра — был дипломатом. Он некоторое время служил посланником на Колонии Бета — в молодости, еще до Первой цетагандийской войны. Если не ошибаюсь, моя бабка работала в вашем Министерстве межзвездной торговли.

— Вы ее хорошо знали?

— После того как моя мать… умерла и закончилась гражданская война Ури Форбарры, я иногда проводил школьные каникулы во дворце принца, в столице. Но он не ладил с моим отцом и до войны, и после; они принадлежали к разным политическим движениям. Дед возглавлял партию либералов, а мой отец, конечно, был — и остается — представителем старой военной аристократии.

— Ваша бабушка была счастлива на Барраяре?

Корделия прикинула, что школьные годы Форкосигана кончились лет тридцать тому назад.

— По-моему, она так до конца и не привыкла к нему. И, конечно, война Ури… — Он замолчал, потом заговорил снова: — Иностранцы — в особенности вы, жители Беты, — представляют Барраяр как некий монолит. Не знаю, право, почему. На самом деле наше общество очень неоднородно. Правительству всегда приходилось бороться с центробежными тенденциями.

Потянувшись вперед, Форкосиган подбросил в огонь сухую ветку. Искры взметнулись вверх, словно поток оранжевых звездочек, плывущих домой, в небо. Корделии вдруг мучительно захотелось улететь вместе с ними.

— А к какой партии принадлежите вы? — спросила она, надеясь перевести разговор в менее личное русло. — Вы поддерживаете отца?

— Пока он жив. Мне всегда хотелось быть просто солдатом, а не примыкать к каким-то партиям. У меня отвращение к политике: она погубила мою семью. Но пора кому-то заняться этими проклятыми бюрократами и их прихвостнями. Они воображают себя людьми будущего, а на самом деле это просто дерьмо.

— Если вы столь же откровенно выражаетесь у себя дома, то неудивительно, что вам не удается спрятаться от политики. — И она разворошила палкой огонь, отправив в полет новые звездочки.

Благодаря лекарству Дюбауэр быстро заснул, но Корделия долго лежала без сна, вспоминая их беседу. Ну какое ей в сущности дело, если этот барраярец хочет лезть в петлю? Незачем ей в это встревать. Совершенно незачем… Тут и говорить не о чем… пусть даже его крепкие ладони — само воплощение силы…

Костер полыхал ярким пламенем — видимо, Форкосиган нарочно развел огонь посильнее.

Корделия села, моргая и щурясь, и он подошел к ней.

— Хорошо, что вы проснулись. Мне нужна ваша помощь. — Он вложил ей в руку свой боевой нож. — Похоже, эта туша кого-то приманила. Я собираюсь скинуть ее в воду. Подержите факел?

— Конечно.

Она потянулась, встала, нашла подходящую ветку и, протирая глаза, поплелась за ним к воде. Мерцающее оранжевое пламя отбрасывало неспокойные черные тени, отчего ночь казалась еще темнее. Когда они оказались на берегу, Корделия уловила краем глаза какое-то движение среди камней. Оттуда донеслось царапанье и знакомое шипение.

— М-м… Чуть выше, слева — компания «крабов».

— Ясно.

Форкосиган швырнул остатки ужина на середину реки, где они с бульканьем исчезли. Тут же раздался еще один всплеск — более громкий. Но то, что шлепнулось в воду, на поверхность не вынырнуло, и разбегающиеся круги были подхвачены течением. Послышалось новое шипение и душераздирающий визг — теперь уже ниже по течению. Форкосиган вытащил парализатор.

— Там их целая стая, — испуганно заметила Корделия. Они стояли спина к спине, стараясь проникнуть взглядами сквозь мрак. Форкосиган пристроил парализатор поудобнее, тщательно прицелился и выстрелил. Негромкий звук разряда — и одна из темных теней дернулась и застыла. Ее спутники с любопытством принюхались и подошли поближе.

— Жаль, что ваше оружие работает так тихо.

Снова прицелившись, Форкосиган уложил еще двоих, потом осмотрел парализатор и крякнул:

— Знаете, а ведь заряд почти кончился.

— Не хватит на остальных?

— Боюсь, что нет.

Один из трупоедов, посмелее, бросился вперед. Форкосиган с громким криком сделал ответный выпад, и чудовище ретировалось в темноту. Корделия заметила, что трупоеды равнин крупнее, чем их горные собратья. Кроме того, они, похоже, собирались в большие стаи.

Круг зверей все сжимался, отрезая путь к отступлению.

— А, дьявол, — проговорил Форкосиган. — Пожалуй, это все. — Сверху плавно спускался десяток бесшумных призрачных шаров. — Ну и гадкая же смерть. Что же, постараемся захватить с собой как можно больше этих тварей.

Он взглянул на нее, словно собираясь добавить еще что-то, потом покачал головой и приготовился к броску.

У Корделии сжалось сердце. Она взглянула на спускающиеся шары, и тут ее осенила гениальная догадка.

— Нет-нет, — уверенно заявила она, — это не все. Наоборот, авиация идет к нам на помощь… Ах вы, милашки мои! Летите сюда, летите к мамочке.

— Вы с ума сошли? — спросил Форкосиган.

— Вы хотели шума? Я устрою вам шум. Как по-вашему, что удерживает этих тварей в воздухе?

— Откуда мне знать! Но, конечно, это почти наверняка…

— Водород! Готова спорить на что угодно, что эти славненькие вампирчики — живые электролизеры. Вы заметили, как они все время висят у ручьев и рек? Жаль, что у меня нет перчаток…

Форкосиган весело улыбнулся:

— Разрешите мне.

Он подпрыгнул, поймал кровососа за извивающееся пурпурное щупальце и кинул на землю перед приближающимися трупоедами. Держа факел наподобие рапиры, Корделия сделала быстрый выпад. Посыпались искры. Она ткнула раз, второй, третий…

Шар взорвался снопом ослепительного пламени, опалившего ей брови. Громовой хлопок, и одновременно — волна невообразимой вони. В глазах запрыгали оранжевые и зеленые тени. У одного из трупоедов задымилась шкура, и он возглавил всеобщее бегство, вопя и шипя. Корделия снова ткнула факелом, целясь в повисший в воздухе шар. Он взорвался, осветив всю долину и горбатые спины убегающих чудовищ.

Форкосиган отчаянно хлопал ее по спине. Только почуяв запах, она поняла, что подожгла волосы. Все вампиры поспешно набрали высоту и уплыли прочь — за исключением одного, которого Форкосиган поймал и удержал, наступив ему на щупальца.

— Ага! — Ликующая Корделия исполнила вокруг него военную пляску. Ей хотелось громко расхохотаться. Она поглубже вздохнула, сбрасывая возбуждение. — Как ваша рука?

— Немного обжег, — признался он. Сняв рубашку, Форкосиган завернул в нее шар. Тот отчаянно пульсировал и вонял. — Эта бомбочка может нам пригодиться.

Форкосиган наскоро сполоснул руки в воде, и они вернулись в лагерь. Дюбауэр спал спокойно. Позже какой-то одинокий трупоед возник на краю освещенного круга и стал там бродить, шипя и принюхиваясь. Форкосиган прогнал его без особого труда — факелом, ножом и руганью. Ругался он шепотом, чтобы не разбудить ботаника.

— По-моему, остаток пути нам лучше продержаться на сухом пайке, — сказал он, возвратившись к костру.

Корделия кивнула в знак полного согласия.

* * *

Как только забрезжил серый рассвет, Корделия разбудила мужчин. Теперь ей не меньше, чем Форкосигану, хотелось поскорее добраться до барраярского склада — и очутиться в безопасности.

Пленный шар за ночь умер и сдулся, превратившись в отвратительный студенистый комок, и Форкосиган вынужден был потратить несколько минут на стирку. Несмотря на его усилия, рубашка так провоняла и пошла такими пятнами, что Корделия присудила ему первенство в негласном соревновании «кто грязнее». Быстро перекусив надоевшими, зато безопасными овсянкой с рокфором, они отправились в путь. Их длинные тени тянулись впереди по ржавой, усеянной цветами равнине.

Незадолго до полуденного привала Форкосиган объявил короткую остановку и скрылся за кустом, чтобы справить нужду. Через несколько секунд оттуда донеслись замысловатые ругательства, а вскоре появился и сам Форкосиган. Он прыгал с ноги на ногу и хлопал себя по ногам. Корделия встретила его изумленным взглядом.

— Помните те светло-желтые кучи песка, которые нам тут попадались? — свирепо спросил Форкосиган, расстегивая брюки.

— Да…

— Не становитесь на них, если соберетесь пописать.

Корделия не смогла подавить смех:

— Что вы обнаружили? Или мне следовало спросить, кто обнаружил вас?

Форкосиган стащил брюки, вывернул их и принялся обирать с изнанки крошечные белые круглые существа, сновавшие на опушенных ресничками ножках. Корделия взяла одно и положила на ладонь, чтобы рассмотреть поближе. Это был еще один вид кровососов — какая-то подземная форма.

— Ох! — Она поспешно смахнула порозовевший шарик с руки.

— Больно, а? — огрызнулся Форкосиган.

В ней начала подниматься волна неудержимого смеха, но тут она заметила нечто, заставившее ее мгновенно посерьезнеть.

— Эй, эта царапина неважно выглядит, вам не кажется?

Рана от клюва, которую Форкосиган заработал той ночью, когда они хоронили Роузмонта, раздулась и посинела, а от нее до самого колена протянулись красные полосы.

— Ничего страшного, — твердо сказал он, готовясь влезть в брюки.

— Что-то не верится. Дайте я посмотрю.

— Вы все равно здесь ничего не сможете сделать, — запротестовал Форкосиган, но подчинился короткому осмотру. — Довольны? — саркастически осведомился он, заканчивая одевание.

— Жаль, что ваши микробиологи не смогли составить мазь получше. — Корделия пожала плечами. — Но вы правы. Сейчас ничего сделать нельзя.

Они двинулись дальше. Теперь Корделия пристально наблюдала за ним. Временами барраярец начинал прихрамывать, потом замечал ее взгляд, и его шаг опять становился твердым. Но к вечеру он отбросил притворство и уже откровенно хромал. И все же в этот день он заставил их идти до самого заката, пока не начала сгущаться темнота. К концу перехода покрытая кратерами гора, к которой они направлялись, уже высоко поднималась над горизонтом. Наконец, споткнувшись в темноте, Форкосиган сдался и объявил привал. Корделия обрадовалась: Дюбауэр устал, тяжело опирался на нее и все норовил лечь. Они устроились на ночлег там, где остановились, прямо на красной песчаной земле. Форкосиган вскрыл люминофор и, как обычно, начал первое дежурство, а Корделия лежала в грязи и смотрела, как над головой мерцают далекие звезды.

Форкосиган попросил, чтобы она разбудила его до рассвета, но Корделия дала ему выспаться. Ей не нравился его вид: бледность сменялась багровой краснотой, а дыхание стало частым и неровным.

— Вам не пора принять болеутоляющее? — спросила она, когда он поднялся, с трудом ступая на заметно распухшую ногу.

— Пока нет. Надо поберечь таблетки про запас.

Он срезал себе палку, и путешествие возобновилось.

— Сколько еще осталось? — спросила Корделия.

— Думаю, день-полтора, в зависимости от того, как пойдем. — Он поморщился. — Не тревожьтесь. Нести меня не придется. Я считаюсь одним из самых тренированных людей в экипаже, по крайней мере среди тех, кому за сорок. — И он похромал дальше.

— А много в вашем экипаже сорокалетних?

— Четверо.

Корделия фыркнула.

— И вообще, если потребуется, у меня в аптечке есть стимулятор, который даже труп оживит. Но я его тоже хочу приберечь на момент встречи.

— Каких-то неприятностей ждете?

— Все зависит от того, кто примет мой сигнал. Я знаю, что у Рэднова — это мой политофицер — по крайней мере два агента среди связистов. — Сжав губы, он испытующе поглядел на нее. — Видите ли, я не думаю, что был общий мятеж. Скорее, экспромт. Рэднов и еще несколько человек решили меня прикончить и свалить все на бетанцев. Понадеялись, что смогут спрятать концы. Если я прав, то на корабле все считают меня убитым. Все, кроме одного человека.

— Кого же?

— Хотел бы я знать. Того, кто ударил меня по голове и спрятал в папоротниках, вместо того чтобы перерезать глотку. Похоже, в группе лейтенанта Рэднова есть мой сторонник. И все же — будь этот парень действительно мне верен, ему стоило только слово сказать Готтиану, моему первому помощнику, и меня уже давно подобрали бы верные люди. Так кто же из моих людей настолько запутался, что предает сразу обе стороны? Или я чего-то не понимаю?

— Может, они все еще преследуют мой корабль? — предположила Корделия.

— А где ваш корабль?

Сейчас уже вполне можно быть откровенной, решила Корделия, это не причинит вреда:

— Думаю, на подлете к Колонии Бета.

— Если его не захватили.

— Нет. Они были далеко от вас, когда я с ними разговаривала. Пускай они и не вооружены, но скорость у них намного больше, чем у барраярского крейсера.

— Хм-м… Ну, это возможно.

«Похоже, он не слишком удивлен, — отметила про себя Корделия. — Готова побиться об заклад, что его сведения о наших технологических секретах привели бы в ужас всю бетанскую контрразведку».

— Насколько долго они будут нас преследовать?

— Это решать Готтиану. Если он поймет, что надежды захватить вас нет, то вернется на нашу дежурную станцию. В противном случае он приложит максимум усилий, чтобы захватить ваш корабль.

— Но зачем?

Он искоса посмотрел на нее:

— Этого я обсуждать не могу.

— Не понимаю почему. Единственное, куда я могу в ближайшее время попасть, — это барраярская тюрьма. Смешно, как меняются взгляды. После такого перехода даже тюрьма покажется роскошной обителью.

— Я постараюсь, чтобы до этого дело не дошло, — улыбнулся он.

Его взгляд и улыбка встревожили ее. На официальный тон она могла ответить напускной беззаботностью, защищая себя словно фехтовальщик: выпад на выпад. Но фехтовать с его добротой — все равно что сражаться с морем: любые удары смягчаются и теряют силу. Корделия отпрянула, и его улыбка погасла, а лицо снова стало замкнутым и мрачным.

Глава 3

После завтрака они какое-то время шли молча. Первым заговорил Форкосиган. Казалось, лихорадка разъедает его привычную сдержанность.

— Давайте поговорим. Это отвлечет меня.

— О чем?

— О чем угодно.

Она задумалась.

— Как, по-вашему, командовать военным кораблем сложнее, чем обычным?

— Разница не в корабле, а в людях, — подумав, ответил он. — Быть лидером означает управлять человеческим воображением, своим и чужим. В бою это проявляется ярче всего. В одиночку даже самый храбрый солдат — всего лишь вооруженный безумец. Настоящая сила — это способность заставить других выполнять нужную вам работу. Разве во флотах Колонии Бета дело обстоит не так?

— Наверное, даже в большей степени, — улыбнулась Корделия. — И если в один прекрасный день мне потребуется подкреплять приказы угрозами или силой — это будет полный крах. Я предпочитаю действовать незаметно. Тогда я в выигрышном положении, потому что мне всегда хватает терпения — или чего-то еще — чуть дольше, чем остальным. — Она оглядела весеннюю пустыню. — На мой взгляд, цивилизация была придумана именно для блага женщин — по крайней мере матерей. Не могу представить себе, как мои пещерные прапрабабушки заботились о своих семьях в примитивных условиях.

— Подозреваю, что они действовали совместно, всем скопом, — заметил Форкосиган. — Готов поспорить, что у вас бы это получилось, родись вы в то время. Вы обладаете теми качествами, которых ждешь от матери воинов.

Корделия решила, что он ее разыгрывает. Похоже, у него есть своеобразное суховатое чувство юмора.

— Нет уж, увольте! Восемнадцать или двадцать лет вкладывать свою жизнь в сыновей, а потом моих ребят заберет правительство, чтобы истратить их молодость на ликвидацию очередного политического провала! Нет, спасибо.

— Я никогда об этом не думал, — признался Форкосиган. Какое-то время он молчал, постукивая на ходу своей палкой. — А если они идут добровольно?

— Положение обязывает? — Теперь настала ее очередь замолчать, чуть смутившись. — Наверное, если добровольно, то это меняет дело. Как бы то ни было, детей у меня нет, так что, к счастью, такие решения принимать не придется.

— Вы рады или жалеете?

— Что нет детей? — Она взглянула ему в лицо. Похоже, он не заметил, что попал в самое больное место. — Так уж сложилось.

Беседа прервалась: они начали пробираться по каменистой осыпи, где под ногами то и дело разверзались расщелины. Все внимание Корделии уходило на то, чтобы не дать Дюбауэру сорваться. Пройдя пустошь, они, не сговариваясь, остановились передохнуть под скалой. Форкосиган закатал брючину и расшнуровал ботинок, чтобы осмотреть нагноившуюся рану, грозящую ноге полной неподвижностью.

— Вы кажетесь умелой медсестрой. Как вы считаете, не вскрыть ли нарыв? — спросил он.

— Не знаю. Боюсь, если мы его вскроем, то занесем туда новую грязь.

Она поняла, что рана стала беспокоить его гораздо сильнее, чем прежде. Догадка тут же подтвердилась: он принял половину таблетки болеутоляющего из своего драгоценного запаса.

Они пошли дальше, и Форкосиган снова заговорил. Он описывал разные забавные случаи из своей кадетской юности, своего отца, который в те времена командовал всеми сухопутными войсками Барраяра и был личным другом хитроумного интригана — нынешнего императора. У Корделии возник неясный образ бесстрастного вояки, которому юный сын, как ни старался, никак не мог угодить. Она рассказала про свою мать, энергичного врача, изо всех сил сопротивляющегося отставке, и про брата, недавно купившего разрешение на второго ребенка.

— А вы хорошо помните вашу мать? — спросила Корделия. — Насколько я поняла, она умерла, когда вы были еще совсем маленьким. Несчастный случай, как у моего отца?

— Никаких несчастных случаев. Политика. — Лицо его стало мрачным, отчужденным. — Разве вы не слышали про бойню Ури Форбарры?

— Я… я мало что знаю о Барраяре.

— А-а… Император Ури в последние дни своего безумного правления стал чрезвычайно опасаться собственной родни. В конце концов он сам накликал на себя беду. Однажды ночью он выслал отряды убийц. Взвод, отправленный за принцем Ксавом, не смог пройти мимо его охраны. И по какой-то непонятной причине он не запланировал гибель моего отца: очевидно, потому, что тот не был потомком императора Дорки Форбарры. Не могу понять, чего хотел добиться Ури, убив мою мать и оставив в живых отца. Ведь после этого отец перешел со своими войсками на сторону Эзара Форбарры в начавшейся гражданской войне.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Перевод Т. Черезовой