Неточные совпадения
И пусть засвидетельствует этот голос, что, покуда человек не развяжется с представлением о саранче
и других расхитителях народного достояния, до тех пор
никакие Kraenchen
и Kesselbrunnen 5 «аридовых веков» ему не дадут.
Другие во всеуслышание роптали, что
никакой «заграницы» не нужно
и что всю эту «заграницу» выдумали их дамочки, которые, под предлогом исправления супружеских почек
и легких, собрались ловить по курзалам бонапартистов всех наименований.
Стало быть,
никакого «распределения богатств» у нас нет, да, сверх того, нет
и накопления богатств.
И вдобавок фрондерство до того разношерстное, что уловить оттенки его (а стало быть,
и удовлетворить капризные требования этих оттенков) нет
никакой возможности.
Но ежели такое смешливое настроение обнаруживают даже люди, получившие посильное угобжение, то с какими же чувствами должны относиться к дирижирующей современности те, которые не только ничего не урвали, но
и в будущем
никакой надежды на угобжение не имеют? Ясно, что они должны представлять собой сплошную массу волнуемых завистью людей.
Эти люди настолько угорели под игом стяжания
и до того лишены дара провидения, что
никакие перспективы будущего не могут волновать их.
Так вот оно как. Мы, русские, с самого Петра I усердно"учим по-немецку"
и все
никакого случая поймать не можем, а в Берлине уж
и теперь"случай"предвидят,
и, конечно, не для того, чтоб читать порнографическую литературу г. Цитовича, учат солдат"по-русску". Разумеется, я не преминул сообщить об этом моим товарищам по скитаниям, которые нашли, что факт этот служит новым подтверждением только что формулированного решения: да, Берлин ни для чего другого не нужен, кроме как для человекоубивства.
Он соглашается, что у пруссака чище
и вольготнее, но утешается тем, что у него,"мальчика без штанов", по крайней мере,
никакого контракта на руках нет.
Поэтому я могу только догадываться, что зимою немецкий курорт превращается в сказочную долину, по которой разбросаны посещаемые привидениями дома
и в которой не видно
никаких признаков человеческой деятельности, кроме прилежной вывозки нечистот, оставленных щедрыми летними посетителями.
Но чем больше живешь
и вглядываешься, тем больше убеждаешься, что, несмотря на всякие ненормальности,
никаких «историй» нет, что все кругом испокон веков намуштровано
и теперь само собой так укладывается, чтоб никто никому не мешал.
Возвращаться"домой"незачем, да
и некуда:
никакого"дома"нет, а есть конура.
Не раз случалось
и так, что «знатные иностранцы», пораженные настойчивостью, с которою старики усиливались прорваться в ряды «милых негодяев», взглядывали на них с недоумением, как бы вопрошая: откуда эти выходцы? — на что прочие бесшабашные советники, разумеется, поспешали объяснить, что это загнившие продукты дореформенной русской культуры, не имеющие
никакого понятия об «увенчании здания» 20.
Мы в этом отношении поставлены несомненно выгоднее. Мы рождаемся с загадкой в сердцах
и потом всю жизнь лелеем ее на собственных боках. А кроме того, мы отлично знаем, что
никаких поступков не будет. Но на этом наши преимущества
и кончаются, ибо дальнейшие наши отношения к загадке заключаются совсем не в разъяснении ее, а только в известных приспособлениях. Или, говоря другими словами, мы стараемся так приспособиться, чтоб жить без шкур, но как бы с оными.
Ужели нужно еще доказывать, что такого рода стремление не только вполне естественно, но
и не заключает в себе
никаких угроз?
Тем не менее покуда я жил в Интерлакене
и находился под живым впечатлением газетных восторгов, то я ничего другого не желал, кроме наслаждения быть отданным под суд. Но для того, чтоб это было действительное наслаждение, а не перифраза исконного русского озорства, представлялось бы, по мнению моему, небесполезным обставить это дело некоторыми иллюзиями, которые прямо засвидетельствовали бы, что отныне воистину
никаких препон к размножению быстрых разумом Невтонов полагаемо не будет. А именно...
Правда, что он еще не вычеркнул окончательно слова"бог"из своего лексикона, но очевидно, что это только лазейка, оставленная на случай могущей возникнуть надобности,
и что отныне
никакие напоминания о предстоящих блаженствах
и муках уже не будут его тревожить.
И буржуа, действительно, так плотно засел в своей сытости
и так прочно со всех сторон окопался, что отныне уже
никакие"приключения"не настигнут его.
Представьте себе роман, в котором главным лицом является сильно действующий женский торс, не прикрытый даже фиговым листом, общедоступный, как проезжий шлях,
и не представляющий
никаких определений, кроме подробного каталога «особых примет», знаменующих пол.
Да
и мудрено требовать разговора от людей, у которых нет
никаких слов в запасе, а имеются только непроизвольные движения, направляемые с целью ниспровержения женских туалетов.
Когда человек, занося ногу, чтоб сделать шаг вперед, заранее знает, что эта нога станет на твердом месте, а не попадет в дыру
и не увлечет туда своего обладателя, то для воображения его не представляется
никакой роли.
Мы, русские,
никаких уполномочий не имеем
и потому заменяем их сквернословием.
Но в сущности,
и в особенности для нас, русских, попытки этого рода решительно не представляют
никакой трудности.
И он говорил это с неподдельным негодованием, несмотря на то, что его репутация в смысле"столпа"стояла настолько незыблемо, что
никакое"шаренье"или отыскивание"духа"не могло ему лично угрожать. Почему он, никогда не сгоравший со стыда, вдруг сгорел — этого он, конечно,
и сам как следует не объяснит. Но, вероятно, причина была очень простая: скверно смотреть стало. Всем стало скверно смотреть; надоело.
Вот почему иногда
и думается: не лучше ли было бы, если б в виде опыта право читать в сердцах было заменено правом ожидать поступков… Но тут же сряду представляется
и другое соображение: иной ведь, пожалуй, так изловчится, что
и никогда от него
никаких поступков не увидишь… неужто ж так-таки
и ждать до скончания веков?
Старики тревожно переглянулись
и даже побледнели. Но, к счастию, они до того прониклись своею идеей
и принесли ей столько жертв, что
никакие опасения уже не могли сбить их с истинного пути. Не успели они надлежащим образом сосредоточиться на моей догадке, как уж один из них радостно воскликнул...
—
И заметьте, — пояснил Семен Иваныч, — каждый день, в одни
и те же промежутки времени, цифры всегда одинаковые. Колебаний —
никаких! Такова незыблемость законов статистики!
Я помню, покойница бабушка говаривала:
и мужичка, мой друг, без ума пугать не надо; запугаешь его — он
и будет сохой вавилоны по пашне водить,
и сам-то из сил выбьется, да
и пользы от этого
никакой! Милая бабушка! точно она провидела!
— Ну-с, так это исходный пункт. Простить — это первое условие, но с тем, чтоб впредь в тот же грех не впадать, — это второе условие. Итак, будем говорить откровенно. Начнем с народа. Как земец, я живу с народом, наблюдаю за ним
и знаю его.
И убеждение, которое я вынес из моих наблюдений, таково: народ наш представляет собой образец здорового организма, который
никакие обольщения не заставят сойти с прямого пути. Согласны?
Право, мне до сих пор совсем искренно казалось, что я никогда
никаких других слов, кроме трезвенных, не говорил, а вот отыскался же мудрец, который в глаза мне говорит: нет, совсем не того от тебя нужно. Но что-нибудь одно: или я был постоянно пьян,
и в таком случае от пьяного человека нечего
и ждать трезвенного слова; или я был трезв, а те, которые слушали меня, были пьяны. А может быть, они
и теперь пьяны.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. А я
никакой совершенно не ощутила робости; я просто видела в нем образованного, светского, высшего тона человека, а о чинах его мне
и нужды нет.
Наскучило идти — берешь извозчика
и сидишь себе как барин, а не хочешь заплатить ему — изволь: у каждого дома есть сквозные ворота,
и ты так шмыгнешь, что тебя
никакой дьявол не сыщет.
Хлестаков. Я с тобою, дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп
и ест.)Что это за суп? Ты просто воды налил в чашку:
никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу, дай мне другого.
Городничий.
И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же
и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то
и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится
никакая речь. С министрами играет
и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что
и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков. Да что? мне нет
никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому
и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.