Неточные совпадения
— Ah! mais c'est encore un trait de genie… ca! [Подражая неподражаемому, кончают
тем, что ломают себе шею. — Но как она почесывается! бог богов! как почесывается! — Тут опять-таки гениальная черта…] Заметь: кого она
представляет? Она
представляет простую, наивную поселянку! Une villageoise! une paysanne! une fille des champs! Ergo…
Очевидно, тут все держалось очень усиленною внешнею выправкой, скрывавшей
то внутреннее недоумение, которое обыкновенно отличает людей раздраженных и в
то же время не умеющих себе ясно
представить причину этого раздражения.
Мог ли ты
представить себе, что твой родной внук, как какой-нибудь беспаспортный мещанин, проведет целую ночь в самом сердце
той самой полиции, о которой ты знал только понаслышке, как о вместилище клопов, блох и розог!
Одни названия навели на меня какие-то необыкновенно тоскливые мысли, от которых я не мог отделаться ни насвистыванием арий из „Герцогини Герольштейнской“, ни припоминанием особенно характерных эпизодов из последних наших трактирных похождений, ни даже закусыванием соленого огурца, каковое закусывание, как известно,
представляет, во время загула, одно из самых дивных, восстановляющих средств (увы! даже и это средство отыскано не мною, непризнанным Гамлетом сороковых годов, а все
тем же дедушкой Матвеем Иванычем!).
Все мы: поручики, ротмистры, подьячие, одним словом, все, причисляющие себя к сонму представителей отечественной интеллигенции, — все мы были свидетелями этой „жизни“, все воспитывались в ее преданиях, и как бы мы ни открещивались от нее, но не можем, ни под каким видом не можем
представить себе что-либо иное, что не находилось бы в прямой и неразрывной связи с
тем содержанием, которое выработано нашим прошедшим.
В селе проживает поповский сын и открыто проповедует безначалие. По правилам централизации, надлежит в сем случае поступить так: начать следствие, потом
представить оное на рассмотрение, потом, буде найдены будут достаточные поводы для суждения,
то нарядить суд. Затем, суд немедленно оправдывает бунтовщика, и поповский сын, как ни в чем не бывало, продолжает распространять свой яд!
"Но Гомер безбрежен не только как поэт, но и как человек. Ежели мы хотим
представить себе идеал человека,
то, конечно, не найдем ничего лучшего, как остановиться на величественном образе благодушного старца, в котором, как в море, отразилась седая древность времен".
А так как чувство это доступно всякому,
то можно себе
представить, как громадно должно быть число пенкоснимателей!
Составленная из элементов самых разнообразных и никаким правилам не подчиненных, она
представляет для пенкоснимательства арену
тем более приличную, что на оную, в большинстве случаев, являются люди, неискушенные в науках, но одушевляемые единственно жаждой как можно более собрать пенок и продать их по 1 к. за строчку".
Примененные к делу пенкоснимательства, эти фразы никакой в цензурном отношении опасности не
представляют, а между
тем публицисту придают вид бодрый и отчасти даже проницательный".
Третье. Усиливать откровенность и смелость по мере
того, как предмет, о котором заведена речь,
представляет меньшую опасность для вольного обсуждения. Так, например, по вопросу о неношении некоторыми городовыми на виду блях надлежит действовать с такою настоятельностью, как бы имелось в виду получить за сие третье предостережение.
Следовательно, нужно только перестать дразнить — и дело будет в шляпе. Не пенкоснимательство пугает, а претит лишь случайный вкус
того или другого вида его. Один вид на вкус сладковат, другой кисловат, третий горьковат; но и
тот, и другой, и третий — все-таки
представляют собой видоизменения одного и
того же пенкоснимательства — и ничего больше.
Но несмотря на
то, что этот вопрос представлялся мне чуть не в сотый раз, я все-таки и к Донону поехал, и с кокотками ужинал, и даже увлек за собой Прокопа, предварительно
представив его Нагибину как одного из представителей нашего образованного сословия.
Представьте себе такое положение: вы приходите по делу к одному из досужих русских людей, вам предлагают стул, и в
то время, как вы садитесь трах! — задние ножки у стула подгибаются! Вы падаете с размаху на пол, расшибаете затылок, а хозяин с любезнейшею улыбкой говорит...
И
представьте себе, кроме
того, что вы даже ничего не имеете сказать против этого!
Вторая странность заключалась в
том, что, кроме Кеттле, Левассера, Фарра, Энгеля и Корренти, которым меня тотчас же
представил Прокоп, все остальные члены конгресса были в фуражках с красными околышами.
То были делегаты от Лаишева, Чухломы, Кадникова и проч. Судите, какой же мог быть международный конгресс, в котором главная масса деятелей явно тяготела к Ливнам, Карачеву, Обояни и т. д.?
–"Маланью"! Что такое"Маланья"? Это не
то ли, что Вергина на театре
представляет:"Маланья, русская сирота"… так, кажется?
Это была уже вторая руководящая мысль, которая привела нас к путанице. Во время статистического конгресса нас преследовало гордое убеждение, что мы не лыком шиты; теперь оно сменилось другим, более смиренномудреным, убеждением: мы виноваты, а там разберут. В обоих случаях основу
представляло то чувство неизвестности, которое всякие сюрпризы делает возможными и удобоисполнимыми.
Эпизод этот —
тот самый сон, который я видел месяцев шесть
тому назад (см. выше: глава IV) и в котором фантазия
представила меня сначала миллионером, потом умершим и, наконец, ограбленным.
Хотя невозможно не согласиться, говорилось в решении, — что в столь запутанном, имеющем чисто бытовой характер деле, каково настоящее, постановка вопроса о
том, согласно ли с обстоятельствами дела похищены подсудимым деньги, представляется не только уместною, но даже почти неизбежною,
тем не менее в судебной практике подобное откровенное обращение к присяжным заседателям
представляет нововведение довольно смелое и, во всяком случае, не имеющее прецедентов.
Я отсюда
представляю себе эту изумительную сцену. Хл% стаков горячится и требует призыва Гаврюшки и Стрельникова; напротив
того, адвокат Прокопа с чувством и даже настойчиво отклоняет это требование. Но правда, однако ж, превозмогает; свидетели вызваны; Хлестаков потирает руки, настораживает уши, старается уловить каждое слово, каждый звук драгоценного свидетельства — и что же слышит?!
Взятый сам по себе, со стороны своего внутреннего содержания, этот тип не весьма выразителен, а в смысле художественного произведения даже груб и не интересен; но он
представляет интерес в
том отношении, что служит наивернейшим олицетворением известного положения вещей.
И вслед за
тем действительно велел накрывать на стол,
представил меня жене и предоставил мне разговоривать с нею по-французски…
Но
представьте же себе
то множество Дракиных, которым даже концы с концами сводить не приходится, а приходится только ежечасно сознавать, что предмет их вожделений — фью! Что должны ощущать эти Дракины? К какому должны они, прийти заключению относительно своего настоящего и будущего?