Неточные совпадения
Дым синими волнами ходит по комнате, так
что, несмотря на зажженный газ,
почти ничего не видно.
«Уж не убраться ли подобру-поздорову под сень рязанско-козловско-тамбовско-воронежско-саратовского клуба?» — мелькает у меня в голове. Но мысль,
что я
почти месяц живу в Петербурге, и ничего не видал, кроме Елисеева, Дюссо, Бореля и Шнейдер, угрызает меня.
Не то же ли явление повторяется теперь надо мною? Дедушка Матвей Иваныч обидел многих — и жил! Я, его внук, клянусь
честью, именно мухи не обидел и чувствую себя находящимся от жизни в отставке! За
что?
— Это верно-с. Да
что же тут мудреного, ваше сиятельство! Сначала посредники, потом акцизные, потом судьи. Ведь это
почти лихорадка-с! Вот вы недавно оттуда; как вы об этом думаете?
Но я
почти обезумел от скуки. Никогда я так ясно не сознавал,
что пора пить водку, как в эту минуту. Прокоп, очевидно, следил за выражением моего лица, потому
что подошел ко мне, как только кончилось чтение.
Я припоминал,
что со мною уже был
почти такой же случай в молодости.
И проходят таким образом часы за часами спокойно, безмятежно, даже
почти весело! Все бы ходил да мечтал, а о
чем бы мечтал — и сам не знаешь! Вот, кажется, сейчас чему-то блаженно улыбался, по поводу чего-то шевелил губами, а через мгновенье — смотришь, забыл! Да и кто знает? может быть, оно и хорошо,
что забыл…
Становые пристава до такой степени опутаны сетями начальственных предписаний,
что вскоре самую жизнь за тягость себе
почитать будут.
"С юных лет получил я сомнение в пользе наук, а затем, постепенно произрастая, все более и более в том сомнении утверждался, так
что ныне, находясь в чине подполковника и с 1807 года в отставке, даже не за сомнение, а уже за верное для себя оное
почитаю.
Едва ли не десять лет сряду, каждое утро, как мне подают вновь полученные с
почты органы русской мысли, я ощущаю,
что мною начинает овладевать тоскливое чувство.
Итак, говорим мы, аксиома, утверждающая,
что равномерность равномерна, находится вне спора, и не о ней намерены мы повести речь с почтенною газетою"Зеркало Пенкоснимательности", которая делает нам
честь считать нас в числе ее противников
почти по всем вопросам нашей общественной жизни.
— У нас над покойником-то поют! — упорствовал Прокоп, — и дьякон и поп —
честь честью в могилу кладут! А у вас
что! пришел ваш пастор, полопотал что-то, даже закусить с нами не захотел! На
что похоже!
— Mais… j'en prendrai avec plaisir [С удовольствием.] — скромно отвечал маститый старец, но скромность эта была так полна чувства собственного достоинства,
что мы сразу поняли,
что не мы
почтили старца, но старец
почтил нас.
У нас, господа,
почти все шпионят друг за другом,
что не мешает общественной жизни идти своим путем.
— C'est ici que le sort du malheureux von-Zonn a ete decide! ah, soyons sur nos gardes! [Здесь была решена участь несчастного фон Зона! ах, будем осторожны!] — вздохнул Левассер,
что не помешало ему сделать
честь двум девицам, предложив им по рюмке коньяку.
Я знал,
что Веретьев получил воспитание в Белобородовском полку, и потому паясничества его никогда не удивляли меня. Иногда, вследствие общего неприхотливого уровня вкуса, они казались
почти забавными, а в глазах очень многих служили даже признаком несомненной талантливости. Но в эту минуту, признаюсь, мне было досадно глядеть на его кривлянья.
Клянусь
честью, мне сейчас же пришло на мысль,
что мы в трактире (и действительно мы были в Hotel du Nord на Офицерской): до такой степени комната, в которой мы очутились, всей обстановкой напоминала трактир средней руки, до того она была переполнена всевозможными трактирными испарениями!
Хотя невозможно не согласиться, говорилось в решении, —
что в столь запутанном, имеющем чисто бытовой характер деле, каково настоящее, постановка вопроса о том, согласно ли с обстоятельствами дела похищены подсудимым деньги, представляется не только уместною, но даже
почти неизбежною, тем не менее в судебной практике подобное откровенное обращение к присяжным заседателям представляет нововведение довольно смелое и, во всяком случае, не имеющее прецедентов.
Если и засим невинность подсудимого восторжествует (
что, впрочем, представляется
почти несомненным), то признать вопросы поставленными правильно, самую же невинность счесть патентованною и навсегда огражденною от знака отличия бубнового туза".
Еще минута — и в гостиной совершенно неожиданно появился тот самый молодой адвокат, с которым я уже познакомил читателя в одной из предыдущих глав моего"Дневника"(я забыл тогда сказать,
что фамилия его была Хлестаков,
что он был сын того самого Ивана Александровича Хлестакова, с которым я еще в детстве познакомился у Гоголя, и в
честь своего дедушки был назван Александром).
Ради самого бога, мог ли он воздержаться, мог ли не дать воли чувству стяжания, которое делается в особенности жгучим,
почти нестерпимым, при виде того,
что плохо лежит!
Только тогда, когда месячная расходная ведомость покажет,
что налицо состоит лишь сто одна тысяча рублей, — только тогда он сочтет свою рязанско-тамбовско-саратовскую
честь отомщенною.
В этом случае самая"стадность"не производит ущерба художественному воспроизведению; нет нужды,
что эти люди чересчур похожи друг на друга,
что они руководятся одними и теми же побуждениями, а потому имеют одну или
почти одну и ту же складку, и
что все это, вместе взятое, устраняет всякую идею о разнообразии типов: ведь здесь идет речь собственно не о типах, а о положении минуты, которое выступает тем ярче,
чем единодушнее высказывается относительно его лагерь, видящий в чечевичной похлебке осуществление своих идеалов.
Лягушка, на лугу увидевши Вола, // Затеяла сама в дородстве с ним сравняться: // Она завистлива была. // И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. // «Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?» // Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» — // «Гляди же, как теперь раздуюсь я широко. // Ну, каково? // Пополнилась ли я?» — «
Почти что ничего». — // «Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела // И кончила моя затейница на том, // Что, не сравнявшись с Волом, // С натуги лопнула и — околела.
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая
честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб знали:
что вот, дискать, какую
честь бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству.
Честью уверяю, и наполовину нет того,
что они говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит совсем так, как старик: «Извольте, говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и
почитать люблю, но мешает,
что в комнате, говорит, немножко темно».
Хлестаков и Лука Лукич, который
почти выталкивается из дверей. Сзади его слышен голос
почти вслух: «
Чего робеешь?»