Неточные совпадения
Статский советник пробует пройтись церемониальным маршем, как это
делает Шнейдер, то есть вскидывая поочередно то ту, то
другую ногу на плечо.
— Мы курице не можем
сделать зла! — ma parole! [честное слово!] говорил мне на днях мой
друг Сеня Бирюков, — объясни же мне, ради Христа, какого рода роль мы играем в природе?
— Теперь я
другую линию повел. Железнодорожную-то часть бросил. Я свое дело
сделал, указал на Изюм — нельзя? — стало быть, куда хочешь, хоть к черту-дьяволу дороги веди — мое дело теперь сторона! А я нынче по административной части гусара запустил. Хочу в губернаторы. С такими, скажу вам, людьми знакомство свел — отдай все, да и мало!
— Еще бы. И я прожект о расточении написал. Ведь и мне, батюшка, пирожка-то хочется! Не удалось в одном месте — пробую в
другом. Там побываю, в
другом месте прислушаюсь — смотришь, ан помаленьку и привыкаю фразы-то округлять. Я нынче по очереди каждодневно в семи домах бываю и везде только и дела
делаю, что прожекты об уничтожении выслушиваю.
— И прекрасно
делаете,
друг мой! Надобно, непременно надобно, чтобы люди бодрые, сильные спасали общество от растлевающих людей! И каких там еще идей нужно, когда вокруг нас все, с божьею помощью, цветет и благоухает! N'est-ce pas, mon jeune ami? [Не правда ли, мой юный
друг?]
И так как походом
делать было нечего, то хитрый старик, тогда еще, впрочем, полный надежд юноша, воспользовался простотой своего
друга и предложил играть в плевки (игра, в которой дедушка поистине не знал себе победителя).
Они смотрели на вещи исключительно с точки зрения их конкретности и никогда не примечали тех невидимых нитей, которые идут от одного предмета к
другому, взаимно уменьшают пропорции явлений и
делают их солидарными.
Так и кажется, что он спешит поскорее
сделать конец, потому что его ждет
другой седок, которого тоже нужно на славу прокатить.
Но как они, от нечего
делать, едят
друг друга — это даже ужасно.
Тем не менее я
сделал попытку сблизиться с этим человеком. Заметив, что Неуважай-Корыто и Болиголова отделились от публики в угол, я направил в их сторону шаги свои. Я застал их именно в ту минуту, когда они взаимно слагали
друг другу славословия.
— Еще бы! Такое серьезное дело затеяли — да чтобы без дисциплины! Мы, брат, только и дела
делаем, что
друг за
другом присматриваем! Впрочем, это еще может уладиться. Только, ради же бога, душа моя! не расплывайся! Признай, наконец, авторитет"науки"!
— Послушай,
друг мой! — сказал я, — обстоятельства привели тебя в лагерь пенкоснимателей — это очень прискорбно, но
делать нечего, от судьбы, видно, не уйдешь. Но зачем ты непременно хочешь быть разбойником? Снимал бы себе да снимал пенки в тиши уединения — никто бы и не подумал препятствовать тебе! Но ты хочешь во что бы то ни стало отнимать жизнь!! Воля твоя, а это несправедливо.
Я в смущении исполнил его просьбу, но так как мы стояли на самой средине поля, и притом начало уже смеркаться, то полицейские представлялись рассеянными по окраинам в виде блудящих огоньков. Тем не менее я поспешил успокоить моего нового
друга и заверить его, что я и Прокоп
сделаем все зависящее…
Это была уже вторая руководящая мысль, которая привела нас к путанице. Во время статистического конгресса нас преследовало гордое убеждение, что мы не лыком шиты; теперь оно сменилось
другим, более смиренномудреным, убеждением: мы виноваты, а там разберут. В обоих случаях основу представляло то чувство неизвестности, которое всякие сюрпризы
делает возможными и удобоисполнимыми.
Задумано — сделано. Посыльный летит к Менандру с письмом:"Любезный
друг! ты знаешь, как горячо я всегда принимал к сердцу интересы оспопрививания, а потому не желаешь ли, чтоб я написал для тебя об этом предмете статью?"Через час ответ:"Ты знаешь, мой
друг, что наша газета затем, собственно, и издается, чтобы распространять в обществе здравые понятия об оспопрививании! Пиши!
сделай милость, пиши! Статья твоя будет украшением столбцов" — и т. д.
Опять в руки перо — и к вечеру статья готова. Рано утром на
другой день она была уже у Менандра с новым запросом:"Не написать ли еще статью:"Может ли быть совмещен в одном лице промысел огородничества с промыслом разведения козлов?"Кажется, теперь самое время!"К полудню — ответ:"
Сделай милость! присылай скорее!"
Сестрицы из учтивости раскрывали рты, как бы желая сказать нечто, но слова, очевидно, замирали у них на устах. Я ждал одного из двух: или он ляжет брюхом вниз, или встанет и начнет раздеваться. Но он не
сделал ни того, ни
другого. Напротив того, он зажмурил глаза и продолжал как бы в бреду...
Сказавши это, он как-то усиленно засучил ногами, как
делает человек, которому хочется одной ногой снять сапог с
Другой ноги.
— По нашему званию, ваше высокородие, никак без этого невозможно-с! Теперича, например, хоть бы вы-с. Призываете вы меня: предоставь мне, Стрельников, то али, положим, хочь и
другое! Должен ли я вашему высокородию удовольствие
сделать?
— И как еще тяжело-то! Целый день кровь в тебе так ходуном и ходит! Ату его! лови! догоняй! — только и слов! А вечером, как начнешь себя' усчитывать… грош!! Сколько крови себе испортил, сколько здоровья убавил, а кого удивил! Вон он! вон он! ишь улепетывает… ккканалья! Ну, и поймаю я его; ну, и посажу на одну ладонку, а
другой — прихлопну; ну, и мокренько будет… Кого я этим удивлю, скажи ты мне,
сделай милость!!
Допустим, что он неразвит, что связь, существующая между его личным интересом и интересом общим, ускользает от него; но ведь об этой связи напомнит ему сама жизнь,
делая тревогу и озлобление непременным условием его существования."Хищник" — это дикий в полном значении этого слова; это человек, у которого на языке нет
другого слова, кроме глагола"отнять".
Не было суровости, вчерашней досады, она шутила и даже смеялась, отвечала на вопросы обстоятельно, на которые бы прежде не отвечала ничего. Видно было, что она решилась принудить себя делать, что
делают другие, чего прежде не делала. Свободы, непринужденности, позволяющей все высказать, что на уме, уже не было. Куда все вдруг делось?
Неточные совпадения
Городничий. Ничего, ничего.
Другое дело, если бы вы из этого публичное что-нибудь
сделали, но ведь это дело семейственное.
Городничий (
делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы! не нашли
другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Конечно, если он ученику
сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он
сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или
другой кто может принять это на свой счет.
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о том же, о чем в Москве
сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный
друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Цыфиркин. Сам праздно хлеб ешь и
другим ничего
делать не даешь; да ты ж еще и рожи не уставишь.