Выходит, что наш брат приказный как выйдет из своей конуры, так ему словно дико и тесно везде, ровно не про него и свет стоит. Другому все равно: ветерок шумит, трава ли по полю стелется, птица ли поет, а приказному все это будто в диковину, потому как он, окроме своего присутствия да кабака, ничего на
свете не знает.
Неточные совпадения
— Ах ты господи!.. есть же на
свете счастливцы! вот, например, графы и князья: они никаких этих Прошек
не знают!
Гирбасов. Да, большую ловкость нужно иметь, чтоб нонче нашему брату на
свете век изжить. В старые годы этой эквилибристики-то и
знать не хотели.
— Слышал, братец, слышал! Только
не знал наверное, ты ли: ведь вас, Щедриных, как собак на белом
свете развелось… Ну, теперь, по крайней мере, у меня протекция есть, становой в покое оставит, а то такой стал озорник, что просто
не приведи бог… Намеднись град у нас выпал, так он, братец ты мой, следствие приехал об этом делать, да еще кабы сам приехал, все бы
не так обидно, а то писаришку своего прислал… Нельзя ли, дружище, так как-нибудь устроить, чтобы ему сюда въезду
не было?
—
Знаете ли вы, какой предмет занимал меня перед вашим приездом? — спросил он, останавливаясь передо мной, — бьюсь об заклад, что ни за что в
свете не угадаете.
Пришел я домой нищ и убог. Матушка у меня давно уж померла, а жена даже
не узнала меня. Что тут у нас было брани да покоров — этого и пересказать
не могу. Дома-то на меня словно на дикого зверя показывали:"Вот, мол, двадцать лет по
свету шатался, смотри, какое богачество принес".
Но вот лес начинает мельчать; впереди сквозь редкие насаждения деревьев белеет
свет, возвещающий поляну, реку или деревню. Вот лес уже кончился, и перед вами речонка, через которую вы когда-то переезжали летом вброд. Но теперь вы ее
не узнаете; перед вами целое море воды, потопившей собою и луга и лес верст на семь. Вы подъезжаете к спуску, около которого должен стоять дощаник, но его нет.
— От сего часа бросаю все. Иду, следую за тобою. Скажи, что мне надобно делать! Клянусь, что пойду за тобою, как ребенок за кормилицею своею, как струя за потоком. — Нет, нет! я не клянусь; я не клялся еще… Ты сказал мне, что я на этом
свете не узнаю имени матери и никогда ее не увижу.
Неточные совпадения
Да объяви всем, чтоб
знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого, что и на
свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Почтмейстер.
Знаю,
знаю… Этому
не учите, это я делаю
не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю
узнать, что есть нового на
свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я
не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать
не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в
свете быть возможно.
Г-жа Простакова. Как тебе
не знать большого
свету, Адам Адамыч? Я чай, и в одном Петербурге ты всего нагляделся.
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит себя лбом о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы
знать, есть ли на
свете ученый лоб, который бы от такого тумака
не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?