Неточные совпадения
Перегоренский.
Не донос… нет, роля доносчика далека от меня!
Не с доносом дерзнул я предстать пред
лицо вашего высокородия! Чувство сострадания, чувство любви
к ближнему одно подвигло меня обратиться
к вам: добродетельный царедворец, спаси, спаси погибающую вдову!
На этот раз убеждения подействовали, и кадриль кой-как составилась. Из-за дверей коридора, примыкавшего
к зале, выглядывали
лица горничных и других зрителей лакейского звания, впереди которых, в самой уже зале, стоял камердинер его высокородия. Он держал себя, как и следует камердинеру знатной особы, весьма серьезно, с прочими лакеями
не связывался и, заложив руки назад, производил глубокомысленные наблюдения над танцующим уездом.
—
Не имею этой чести, — отвечает Анфиса Петровна, состроивши на
лице бесконечно язвительную улыбку, потому что Анфисе Петровне ужасно обидно, что мсьё Щедрин, с самого дня прибытия в Крутогорск, ни разу
не заблагорассудил явиться
к ней с почтением.
Василий Николаич
не преминул воспользоваться и этим обстоятельством. Несколько понедельников сряду,
к общему утешению всей крутогорской публики, он рассказывал Алексею Дмитричу какую-то историю, в которой одно из действующих
лиц говорит:"Ну, положим, что я дурак", и на этих словах прерывал свой рассказ.
Вот я тоже знал такого точного администратора, который во всякую вещь до тонкости доходил, так тот поручил однажды своему чиновнику составить ведомость всем
лицам, получающим от казны арендные [26] деньги, да потом и говорит ему:"Уж кстати, любезнейший, составьте маленький списочек
к тем
лицам, которые аренды
не получают".
Странная, однако ж, вещь! Слыл я, кажется, когда-то порядочным человеком, водки в рот
не брал,
не наедался до изнеможения сил, после обеда
не спал, одевался прилично, был бодр и свеж, трудился, надеялся, и все чего-то ждал,
к чему-то стремился… И вот в какие-нибудь пять лет какая перемена!
Лицо отекло и одрябло; в глазах светится собачья старость; движения вялы; словесности, как говорит приятель мой, Яков Астафьич, совсем нет… скверно!
Может ли быть допущена идея о смерти в тот день, когда все говорит о жизни, все призывает
к ней? Я люблю эти народные поверья, потому что в них, кроме поэтического чувства, всегда разлито много светлой, успокоивающей любви.
Не знаю почему, но, когда я взгляну на толпы трудящихся, снискивающих в поте
лица хлеб свой, мне всегда приходит на мысль:"Как бы славно было умереть в этот великий день!.."
— Еще бы он
не был любезен! он знает, что у меня горло есть… а удивительное это, право, дело! — обратился он ко мне, — посмотришь на него — ну, человек, да и все тут! И говорить начнет — тоже целые потоки изливает: и складно, и грамматических ошибок нет! Только, брат, бесцветность какая, пресность, благонамеренность!.. Ну,
не могу я! так, знаешь, и подымаются руки, чтоб с
лица земли его стереть… А женщинам нравиться может!.. Да я, впрочем, всегда спать ухожу, когда он
к нам приезжает.
Старец Асаф,
к которому я пристал, подлинно чудный человек был. В то время, как я в лесах поселился, ему было, почитай, более ста лет, а на вид и шестидесяти никто бы
не сказал: такой он был крепкий, словоохотный, разумный старик.
Лицом он был чист и румян; волосы на голове имел мягкие, белые, словно снег, и
не больно длинные; глаза голубые, взор ласковый, веселый, а губы самые приятные.
Как поживешь этак в пустыне да приходит иное время, что месяц-другой живого
лица не увидишь, так именно страсть можно
к такой жизни получить.
Но мы были
не одни; кроме
лиц, которые скрылись за перегородкой, в комнате находился еще человек в длиннополом узком кафтане, с длинными светло-русыми волосами на голове, собранными в косичку. При появлении моем он встал и, вынув из-за пояса гребенку, подошел пошатываясь
к зеркалу и начал чесать свои туго связанные волосы.
Лицо Маслобойникова сияло; он мял губами гораздо более прежнего, и в голосе его слышались визгливые перекатистые тоны, непременно являющиеся у человека, которого сердце до того переполнено радостию, что начинает там как будто саднить. Мне даже показалось, что он из дому Мавры Кузьмовны сбегал
к себе на квартиру и припомадился по случаю столь великого торжества, потому что волосы у него
не торчали вихрами, как обыкновенно, а были тщательно приглажены.
Прежде, бывало, ее никто не видал задумчивой, да это и
не к лицу ей: все она ходит да движется, на все смотрит зорко и видит все, а тут вдруг, со ступкой на коленях, точно заснет и не двигается, потом вдруг так начнет колотить пестиком, что даже собака залает, думая, что стучатся в ворота.
Неточные совпадения
Лука стоял, помалчивал, // Боялся,
не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да
к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Бурмистр потупил голову, // — Как приказать изволите! // Два-три денька хорошие, // И сено вашей милости // Все уберем, Бог даст! //
Не правда ли, ребятушки?.. — // (Бурмистр воротит
к барщине // Широкое
лицо.) // За барщину ответила // Проворная Орефьевна, // Бурмистрова кума: // — Вестимо так, Клим Яковлич. // Покуда вёдро держится, // Убрать бы сено барское, // А наше — подождет!
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся
к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что
не один он погряз, но в
лице его погряз и весь Глупов.
Ни в фигуре, ни даже в
лице врага человеческого
не усматривается особливой страсти
к мучительству, а видится лишь нарочитое упразднение естества.
Княгиня Бетси,
не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное
лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты
к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.