Неточные совпадения
— Отчего же
не удовлетвориться, ваше превосходительство? ведь им больше для очистки
дела ответ нужен: вот они возьмут да целиком нашу бумагу куда-нибудь и пропишут-с, а то место опять пропишет-с; так оно и
пойдет…
Но я предполагаю, что вы — лицо служащее и
не заживаетесь в Крутогорске подолгу. Вас
посылают по губернии обревизовать, изловить и вообще сделать полезное
дело.
Это, значит,
дело идет на лад, порешили
идти к заседателю,
не будет ли божецкая милость обождать до заработков.
Жил у нас в уезде купчина, миллионщик, фабрику имел кумачную, большие
дела вел. Ну, хоть что хочешь, нет нам от него прибыли, да и только! так держит ухо востро, что на-поди. Разве только иногда чайком попотчует да бутылочку холодненького разопьет с нами — вот и вся корысть. Думали мы, думали, как бы нам этого подлеца купчишку на
дело натравить —
не идет, да и все тут, даже зло взяло. А купец видит это, смеяться
не смеется, а так, равнодушествует, будто
не замечает.
Повлекут раба божия в острог, а на другой
день и
идет в губернию пространное донесение, что вот так и так, „имея неусыпное попечение о благоустройстве города“ — и
пошла писать. И чего
не напишет! И „изуверство“, и „деятельные сношения с единомышленниками“, и „плевелы“, и „жатва“ — все тут есть.
— Драться я, доложу вам,
не люблю: это
дело ненадежное! а вот помять, скомкать этак мордасы — уж это наше почтение, на том стоим-с. У нас, сударь, в околотке помещица жила, девица и бездетная, так она истинная была на эти вещи затейница. И тоже бить
не била, а проштрафится у ней девка, она и
пошлет ее по деревням милостыню сбирать; соберет она там куски какие — в застольную: и дворовые сыты, и девка наказана. Вот это, сударь, управление! это я называю управлением.
— И вот все-то я так маюсь по белу свету. Куда ни сунусь, везде какая-нибудь пакость… Ну, да,
слава боту, теперь, кажется,
дело на лад
пойдет, теперь я покоен… Да вы-то сами уж
не из Крутогорска ли?
Однако все ему казалось, что он недовольно бойко
идет по службе. Заприметил он, что жена его начальника
не то чтоб балует, а так по сторонам поглядывает. Сам он считал себя к этому
делу непригодным, вот и думает, нельзя ли ему как-нибудь полезным быть для Татьяны Сергеевны.
Ощутил лесной зверь, что у него на лбу будто зубы прорезываются. Взял письма, прочитал — там всякие такие неудобные подробности изображаются. Глупая была баба! Мало ей того, чтоб грех сотворить, — нет, возьмет да на другой
день все это опишет: «Помнишь ли, мол, миленький, как ты сел вот так, а я села вот этак, а потом ты взял меня за руку, а я, дескать, хотела ее отнять, ну, а ты»… и
пошла, и
пошла! да страницы четыре мелко-намелко испишет, и все
не то чтоб
дело какое-нибудь, а так, пустяки одни.
Душа начинает тогда без разбора и без расчета выбрасывать все свои сокровища; иногда даже и привирает, потому что когда
дело на откровенность
пошло, то
не приврать точно так же невозможно, как невозможно
не наесться до отвала хорошего и вкусного кушанья.
— Тяжелина, ваше благородие, небольшая.
Не к браге, а за святым
делом иду: как же можно, чтоб тяжело было! Известно, иной раз будто солнышко припечет, другой раз дождичком смочит, однако непереносного нету.
— Так неужто жив сам-деле против кажного их слова уши развесить надобно? Они, ваше высокоблагородие, и невесть чего тут, воротимшись, рассказывают… У нас вот тутотка всё
слава богу, ничего-таки
не слыхать, а в чужих людях так и реки-то, по-ихнему, молочные, и берега-то кисельные…
Идет Пахомовна путем-дороженькой первый
день,
идет она и другой
день; на третий
день нет у Пахомовны ни хлебца, ни грошика, что взяла с собой, всё поистеривала на бедныих, на нищиих, на убогиих.
Идет Пахомовна, закручинилась:"Как-то я, горькая сирота, до святого града доплетусь! поести-испити у меня нечего, милостыню сотворить —
не из чего, про путь, про дороженьку поспрошать —
не у кого!"
Вот выбрал я другой
день, опять
иду к нему. «Иван Никитич, — говорю ему, — имейте сердоболие, ведь я уж десять лет в помощниках изнываю; сами изволите знать, один столом заправляю; поощрите!» А он: «Это, говорит, ничего
не значит десять лет; и еще десять лет просидишь, и все ничего
не значит».
Марья Гавриловна. Это ты
не глупо вздумал. В разговоре-то вы все так, а вот как на
дело пойдет, так и нет вас. (Вздыхает.) Да что ж ты, в самом
деле, сказать-то мне хотел?
Эка, подумаешь, приключилась над нами штука! жили мы доселе словно в девичестве, горя
не ведали, а теперь во куда дело-то
пошло!
— Чего, чай,"
слава всевышнему"! — замечает Иван Гаврилыч, — поди, чай,
дня три
не едал, почтенный! все на вине да на вине, а вино-то ведь хлебом заедать надо.
Вот-с и говорю я ему: какая же, мол, нибудь причина этому
делу да есть, что все оно через пень-колоду
идет,
не по-божески, можно сказать, а больше против всякой естественности?"А оттого, говорит, все эти мерзости, что вы, говорит, сами скоты, все это терпите; кабы, мол, вы разумели, что подлец подлец и есть, что его подлецом и называть надо, так
не смел бы он рожу-то свою мерзкую на свет божий казать.
— Ну, это
не по нашей части! — сказал Лузгин, —
пойдем ко мне в кабинет, а ты, Анна Ивановна, на сегодняшний
день уж оставь нас. Легко может статься, что мы что-нибудь и такое скажем, что для твоих ушей неудобно… хотя, по-моему, неудобных вещей в природе и
не существует, — обратился он ко мне.
Всякому из нас памятны, вероятно, эти
дни учения, в которые мы
не столько учимся, сколько любим поговорить, а еще больше послушать, как говорят другие, о разных взглядах на науку и в особенности о том, что надо во что бы то ни стало
идти вперед и развиваться.
Наше несчастие было общее; я
шел к нему, твердо решившись перенести все удары, все ругательства, потому что показал себя в этом
деле не только опрометчивым, но даже глупым и, следовательно, заслуживал самых тяжких обид и истязаний.
Не по нраву ей, что ли, это пришлось или так уж всем естеством баба пагубная была — только стала она меня оберегаться. На улице ли встретит — в избу хоронится, в поле завидит — назад в деревню бежит. Стал я примечать, что и парни меня будто на смех подымают;
идешь это по деревне, а сзади тебя то и
дело смех да шушуканье."Слышь, мол, Гаранька, ночесь Парашка от тоски по тебе задавиться хотела!"Ну и я все терпел; терпел
не от робости, а по той причине, что развлекаться мне пустым
делом не хотелось.
Пришел и я, ваше благородие, домой, а там отец с матерью ругаются: работать, вишь, совсем дома некому;
пошли тут брань да попреки разные… Сам вижу, что за
дело бранят, а перенести на себе
не могу; окроме злости да досады, ничего себе в разум
не возьму; так-то тошно стало, что взял бы, кажется, всех за одним разом зарубил, да и на себя, пожалуй, руку наложить, так в ту же пору.
— Оно конечно-с, — сказал он, — ваше высокоблагородие над нами властны, а это точно, что я перед богом в эвтом
деле не причинен. Против воли хозяйской как
идти можно? сами вы извольте рассудить.
Горько сделалось родителю; своими глазами сколько раз я видал, как он целые
дни молился и плакал. Наконец он решился сам
идти в Москву. Только бог
не допустил его до этого; отъехал он
не больше как верст сто и заболел. Вам, ваше благородие, оно, может, неправдой покажется, что вот простой мужик в такое большое
дело все свое, можно сказать, сердце положил. Однако это так.
Салтыкова-Щедрина.)] ну, знамо
дело, постоялые дворы завелись,
пошли барыши да расчеты, а допрежь того, кроме звериного промысла, никаких других делов народ этот и
не знавал.
— Воля твоя, мать игуменья, а на такое
дело мне
идти не приходится.
— Нет, батюшка ваше благородие, уж коли на то
пошло, так я истинно никакого Афонасья
не знаю… Может, злые люди на меня сплётки плетут, потому как мое
дело одинокое, а я ни в каких
делах причинна
не состою… Посещению твоему мы, конечно, оченно ради, однако за каким ты
делом к нам приехал, об эвтом мы неизвестны… Так-то, сударь!
Приедет, бывало, к ним с ярмарки купчина какой — первое
дело, что благодарности все-таки
не минем (эта у нас статья, как калач, каждый год бывала), да и в книжку-то, бывало, для памяти его запишем: ну, и
пойдет он на замечание по вся
дни живота.
Первое
дело, что никто ей этой Варсонофии, в душу
не лазил: стало быть,
дело возможное, что она и продаст; второе
дело, что весь я, как есть, в одном нагольном тулупишке, и хоша взял с собою пистолет, однако употребить его невозможно, потому как убийство совершать законом запрещается, а я
не токмо что на каторгу, а и на покаянье
идти не желаю; третье
дело, стало быть, думаю, они меня, примерно, как тухлое яйцо раздавить там могут вгорячах-то…
Ну, а старуха тоже была властная, с амбицией, перекоров
не любила, и хочь, поначалу, и
не подаст виду, что ей всякое слово известно, однако при первой возможности возместит беспременно: иная вина и легкая, а у ней
идет за тяжелую; иной сестре следовало бы, за вину сто поклонов назначить, а она на цепь посадит, да два
дни не емши держит… ну, оно
не любить-то и невозможно.
Ну, и точно-с, на другой это
день, родителя нашего дома
не было,
идет Митрий Филипыч мимо, а Манефа Ивановна в окошко глядит.
Какая причина заставила ее
идти в скиты, сказать
не умею, потому как хотя я в то время и жила у Михаила Трофимыча в ключах, однако в ихние
дела не вступалась, и любовницей у хозяина моего тоже
не бывала, и с чего это взято, мне
не известно.
Иногда случается, что совсем даже ничего другого
не хочется, потому что
днем домой придешь — думаешь, что через три часа опять в присутствие
идти нужно; вечером придешь — думаешь, как бы выспаться, да утром ранёхонько опять в присутствие
идти.
Пошел я на другой
день к начальнику, изложил ему все
дело; ну, он хошь и Живоглот прозывается (Живоглот и есть), а моему
делу не препятствовал. «С богом, говорит, крапивное семя размножать — это, значит, отечеству украшение делать». Устроил даже подписку на бедность, и накидали нам в ту пору двугривенными рублей около двадцати. «Да ты, говорит, смотри, на свадьбу весь суд позови».
Однажды
иду я из присутствия и думаю про себя:"Господи!
не сгубил я ничьей души,
не вор я,
не сквернослов, служу, кажется, свое
дело исполняю — и вот одолжаюсь помереть с голода".