Неточные совпадения
Увы! мы стараемся устроиться как лучше, мы враждуем друг с другом по вопросу о переименовании земских
судов в полицейские управления, а
в конце концов все-таки убеждаемся, что даже передача следственной части от становых приставов к судебным следователям (мера сама по себе очень полезная) не избавляет нас от тупого чувства недовольства, которое и после учреждения судебных следователей, по-прежнему, продолжает окрашивать все наши поступки, все житейские отношения наши.
Я вспомнил былое, когда Терпибедов был еще, как говорится,
в самой поре и служил дворянским заседателем
в земском
суде.
Месяц тому назад я уведомлял вас, что получил место товарища прокурора при здешнем окружном
суде. С тех пор я произнес уже восемь обвинительных речей, и вот результат моей деятельности: два приговора без смягчающих вину обстоятельств;шесть приговоров, по которым содеянное преступление признано подлежащим наказанию, но с допущением смягчающих обстоятельств; оправданий — ни одного. Можете себе представить,
в каком я восторге!!
Состав моих товарищей будет меняться, вследствие повышений, и я один останусь незыблем, покуда не сдадут меня наконец
в виде милости,
в архив, членом белозерского окружного
суда, где я и буду до конца жизни судить белозерских снетков.
Рассказывает, где был, что у кого купил, как преосвященный, объезжая епархию,
в К — не обедню служил, какой у протодьякона голос и
в каких отношениях находится новый становой к исправнику и секретарю земского
суда.
В-пятых, прежде правосудие предоставлялось уездным
судам, и я как сейчас вижу толпу голодных подьячих, которые за рубль серебра готовы были вам всякое удовлетворение сделать. Теперь настоящего
суда нет, а судит и рядит какой-то совершенно безрассудный отставной поручик из местных помещиков, который, не ожидая даже рубля серебром,
в силу одного лишь собственного легкомыслия, готов во всякую минуту вконец обездолить вас.
Ежели искать его
в сфере легальности, то ни один правильно организованный
суд не признает себя компетентным
в деле психологических игр.
Ты — сын почтенного коллежского регистратора, с честью служившего заседателем
в земском
суде и потом почившего от трудов
в дому отцов своих!
Иону генерал определил
в к — ский уездный
суд протоколистом, на имя Агнушки — купил
в К. дом.
Стрелов имел теперь собственность, которая заключалась
в «Мыске», с прибавком четырех десятин луга по Вопле. За все это он внес наличными деньгами пятьсот рублей, а купчую, чтобы не ехать
в губернский город, написали
в триста рублей и совершили
в местном уездном
суде. При этом генерал был твердо убежден, что продал только «Мысок», без всякой прибавки луговой земли.
Смотришь, ан со временем или по
судам его таскают, или он
в кабаке смертную чашу пьет!
— Да уж где только эта кляуза заведется — пиши пропало. У нас до Голозадова насчет этого тихо было, а поселился он — того и смотри, не под
суд, так
в свидетели попадешь! У всякого, сударь, свое дело есть, у него у одного нет; вот он и рассчитывает:"Я, мол, на гулянках-то так его доеду, что он последнее отдаст, отвяжись только!"
Под конец адвокат, очевидно, забылся и повторил недавно сказанную им на
суде речь. Он делал так называемые красивые жесты и даже наскакивал на педагога, мня видеть
в нем противную сторону. Когда он умолк,
в каюте на несколько минут воцарилось всеобщее молчание; даже ликвидаторы как будто усомнились
в правильности задуманных ими ликвидации и, с беспокойством взглянув друг на друга, разом, для храбрости, выпили по большой.
Недавно
в моей практике был следующий оригинальный случай, который я, можно сказать, не доводя до
суда, устроил
в пользу моей клиентки.
Во внимание к тому, что противная сторона предупредительно избавила меня от грустной обязанности ходатайствовать пред
судом, я дал ей полезный совет."Берегитесь! — сказал я наследнику должника, — перед вами еще целых десять лет,
в продолжение которых вас могут тревожить подобными документами!"
Я не жил
в то время, а реял и трепетал при звуках: «гласность»,"устность","свобода слова","вольный труд","независимость
суда"и т. д., которыми был полон тогдашний воздух.
— Они хотят извратить характер женщины — excusez du peu! [подумать только! (франц.)] Представь себе, что они достигнут своей цели, что все женщины вдруг разбредутся по академиям, по университетам, по окружным
судам… что тогда будет? OЫ sera le plaisir de la vie? [
В чем будет радость жизни? (франц.)] Что станется с нами? с тобой, со мной, которые не можем существовать без того, чтоб не баловатьженщину?
И на мой вопрос: «Дома ли Катерина Михайловна?» — мне ответят: «Оне сегодня
в окружном
суде Мясниковское дело защищают»?!
Они знают, saperlotte! [черт возьми! (франц.)] что
в каждой губернии существует окружной
суд, а
в иных даже по два и по три, и что при каждом
суде имеется прокурор, который относительно печенегов неумолим.
Феденьку, младшего брата, он
в душе презирал и даже боялся, что он когда-нибудь непременно или казенные деньги украдет, или под
суд попадет, или получит неприятность по лицу.
И был бы он малый с деньгами, обзавелся бы домком, женился бы и вечером, возвратясь из
суда, говорил бы:"А я сегодня, душенька, Языкова подкузьмил: он —
в обморок, а я, не будь глуп, да выкликать начал!"И вдруг, вместо всего этого, — хочу
в Медицинскую академию!
— А потом, вскоре, дочка с судебным следователем сбежала — тоже любимочка была. И тут дым коромыслом у них пошел; хотела было Марья Петровна и к губернатору-то на
суд ехать и прошение подавать, да ночью ей, слышь, видение было: Савва Силыч, сказывают, явился, простить приказал. Ну, простила, теперь друг к дружке
в гости ездят.
Мы заседали
в палатах и правлениях, мы производили
суд и расправу, мы ревизовали, играли
в карты, ездили
в мундирные дни
в собор, танцевали и т. д.
— Помилуйте! да у меня
в Соломенном и сейчас турецкий дворянин живет, и фамилия у него турецкая — Амурадов! — обрадовался Павел Матвеич, — дедушку его Потемкин простым арабчонком вывез, а впоследствии сто душ ему подарил да чин коллежского асессора выхлопотал. Внук-то, когда еще выборы были, три трехлетия исправником по выборам прослужил, а потом три трехлетия под
судом состоял — лихой!
Но на деле никаких голосов не было. Напротив того, во время минутного переезда через черту, отделяющую Россию от Германии, мы все как будто остепенились. Даже дамы, которые
в Эйдкунене пересели
в наше отделение, чтобы предстать на Страшный
суд в сопровождении своих мужей, даже и они сидели смирно и, как мне показалось, шептали губами обычную короткую молитву культурных людей:"Пронеси, господи!"
Нас попросили выйти из вагонов, и, надо сказать правду, именно только попросили,а отнюдь не вытурили. И при этом не употребляли ни огня, ни меча — так это было странно! Такая ласковость подействовала на меня тем более отдохновительно, что перед этим у меня положительно подкашивались ноги.
В голове моей даже мелькнула нахальная мысль:"Да что ж они об Страшном
суде говорили! какой же это Страшный
суд! — или, быть может, он послебудет?