Неточные совпадения
[Весь дальнейший текст до конца абзаца («Роскошь помещения… плебеями») не был пропущен
в печать
в 1859 г.] Роскошь помещения и содержания, сравнительно с другими, даже с женскими заведениями, могла иметь связь с
мыслью Александра, который, как говорили тогда, намерен был воспитать с нами своих братьев, великих князей Николая и Михаила, почти наших сверстников по летам; но императрица Марья Федоровна воспротивилась этому, находя слишком демократическим и неприличным сближение сыновей своих, особ царственных, с нами, плебеями.
В статье «Об эпиграмме и надписи у древних» (из Ла Гарпа) читаем: «
В новейшие времена эпиграмма,
в обыкновенном смысле, означает такой род стихотворения, который особенно сходен с сатирою по насмешке или по критике; даже
в простом разговоре колкая шутка называется эпиграммою; но
в особенности сим словом означается острая
мысль или натуральная простота, которая часто составляет предмет легкого стихотворения.
Кто не спешил
в тогдашние наши годы соскочить со школьной скамьи; но наша скамья была так заветно-приветлива, что невольно, даже при
мысли о наступающей свободе, оглядывались мы на нее.
Первая моя
мысль была — открыться Пушкину: он всегда согласно со мною
мыслил о деле общем (respub-lica), по-своему проповедовал
в нашем смысле — и изустно и письменно, стихами и прозой.
На днях был у меня Николай Тургенев; разговорились мы с ним о необходимости и пользе издания
в возможно свободном направлении; тогда это была преобладающая его
мысль.
С той минуты, как я узнал, что Пушкин
в изгнании, во мне зародилась
мысль непременно навестить его. Собираясь на рождество
в Петербург для свидания с родными, я предположил съездить и
в Псков к сестре Набоковой; муж ее командовал тогда дивизией, которая там стояла, а оттуда уже рукой подать
в Михайловское. Вследствие этой программы я подал
в отпуск на 28 дней
в Петербургскую и Псковскую губернии.
Слушая этот горький рассказ, я сначала решительно как будто не понимал слов рассказчика, — так далека от меня была
мысль, что Пушкин должен умереть во цвете лет, среди живых на него надежд. Это был для меня громовой удар из безоблачного неба — ошеломило меня, а вся скорбь не вдруг сказалась на сердце. — Весть эта электрической искрой сообщилась
в тюрьме — во всех кружках только и речи было, что о смерти Пушкина — об общей нашей потере, но
в итоге выходило одно: что его не стало и что не воротить его!
— Вы видели внутреннюю мою борьбу всякий раз, когда, сознавая его податливую готовность, приходила мне
мысль принять его
в члены Тайного нашего общества; видели, что почти уже на волоске висела его участь
в то время, когда я случайно встретился с его отцом.
— Много успел со времени разлуки нашей передумать об этих днях, — вижу беспристрастно все происшедшее, чувствую
в глубине сердца многое дурное, худое, которое не могу себе простить, но какая-то необыкновенная сила покорила, увлекала меня и заглушала обыкновенную мою рассудительность, так что едва ли какое-нибудь сомнение — весьма естественное — приходило на
мысль и отклоняло от участия
в действии, которое даже я не взял на себя труда совершенно узнать, не только по важности его обдумать.
Таким образом, мои
мысли вслух как будто останутся совершенно между мною и вами, и вы найдете
в сем ответ на молчный ваш вопрос, который, как вы можете себе представить, поразил меня неожиданностью.
Появление ваше
в их кругу, известность моих чувств к вам, конечно, могли обратить
мысль и разговор на того, который вместе с другими своими сослуживцами некогда посещал гостеприимную Пустынку и сохранил благодарное чувство за внимание добрых хозяев.
Добрый друг мой, сколько мог, я вам, одним вам, высказал мои
мысли по совести; вы меня поймете. Между тем позвольте мне думать, что одно письменное участие ваше представило вам нечто
в мою пользу;
в заключение скажу вам, что если бы и могли существовать те чувства, которые вы стараетесь угадать, то и тогда мне только остается
в молчании благоговеть пред ними, не имея права, даже простым изъявлением благодарности, вызывать на такую решимость, которой вся ответственность на мне, Таков приговор судьбы моей.
Эта
мысль, может быть, вам не понравится; но вы со мной согласитесь, что, живши там, можно иногда быть и
в Каменке, а
в том краю несравненно более средств к воспитанию детей.
В них для меня заключается все общество: можно разменяться
мыслью и чувством.
Не знаю, испытываешь ли ты то, что во мне происходит; только я до сих пор не могу привести
мыслей своих
в порядок.
Басаргин
в полном смысле хозяин. Завелся маленьким домиком и дела ведет порядком: все есть и все как должно. Завидую этой способности, но подражать не умею.
Мысль не к тому стремится…
Второе твое письмо получил я у них, за два дня до кончины незабвенной подруги нашего изгнания. Извини, что тотчас тебе не отвечал — право, не соберу
мыслей, и теперь еще
в разброде, как ты можешь заметить. Одно время должно все излечивать — будем когда-нибудь и здоровы и спокойны.
Не ищите
в этих несвязных строках ни слога, ни
мыслей.
С лишним месяц, как я переселился к Ивашеву, — хозяева мои необыкновенно добры ко мне, сколько возможно успокаивают меня; я совершенно без забот насчет житейских ежедневных нужд, но все не
в своей тарелке; занятия не приходят
в порядок; задумываюсь без
мысли и не могу поймать прежнего моего веселого расположения духа.
Желал бы очень чем-нибудь содействовать лицейскому вашему предприятию [Энгельгардт собирал капитал для помощи сиротам лицеистов; 12 сентября 1841 г. он писал Ф. Ф. Матюшкину, что Пущин передал
в этот капитал 100 рублей.] — денежных способов не имею, работать рад, если есть цель эту работу упрочить, без этой
мысли нейдет на лад.
В Петербурге изданы
в 1843 г. «
Мысли» Паскаля
в переводе Ив.
Бутовского; цензурное разрешение: 11 июня 1840 г. П. Н. Свистунов писал Л. Н. Толстому 20 марта 1878 г., что имеет рукопись «
Мыслей»
в перс воде Бобрищева-Пушкина, и послал эту рукопись Толстому (сб. «Тайные общества
в России», 1946, стр. 200 и сл.; ср. «Кр. архив», 1924, № 6, стр.239; сб.
Верно,
мысли паши встретились при известии о смерти доброго нашего Суворочки. Горько мне было убедиться, что его нет с нами, горько подумать о жене и детях. Непостижимо, зачем один сменен, а другой не видит смены? — Кажется, меня прежде его следовало бы отпустить
в дальнюю, бессрочную командировку.
…Без вашего позволения я не смел прямо отправить холст:
в таких случаях всегда боюсь обидеть; не имея привычки брать взяток, боюсь их и давать… [Тобольское почтовое начальство притесняло туринского почтового чиновника за то, что он принял от М. П. Ледантю для отсылки
в Петербург рукопись перевода «
Мыслей» Паскаля. Холст посылался тобольскому начальству для умиротворения его.]
Почта привезла мне письмо от Annette, где она говорит, что мой племянник Гаюс вышел
в отставку и едет искать золото с кем-то
в компании. 20 февраля он должен был выехать; значит, если вздумает ко мне заехать, то на этой неделе будет здесь. Мне хочется с ним повидаться, прежде нежели написать о нашем переводе; заронилась
мысль, которую, может быть, можно будет привести
в исполнение. Басаргин вам объяснит,
в чем дело.
Пущин якобы «тронул» сенатора «очень искренним признанием
в том, что он заслужил свою участь, и своей скорбью при
мысли о родителях».
В графе, где спрашивались об образе и прочем, он говорит, что мы с Оболенским занимаемся домашностью
в доме покойного Ивашева и что наш образ
мыслей скромен.
Всякий на своем веку слыхал или видал такие случаи, которые невольно омрачают
мысль и заставляют желать скорого изменения, которое защитило бы бедный класс…» По поводу намеченных Фонвизиным мер к постепенному освобождению крестьян Пущин предлагал заявить
в Записке: «Принятием этих мер распространится благотворное действие указа 2-го апреля [1842]; утешительная надежда для верных сынов отечества!
Батенков привезен
в 846-м году
в Томск, после 20-летнего заключения
в Алексеевском равелине. Одиночество сильно на него подействовало, но здоровье выдержало это тяжелое испытание — он и
мыслью теперь начинает освежаться. От времени до времени я имею от него известия. [Тогда же Пущин писал Я. Д. Казимирскому: «Прошу некоторых подробностей о Гавриле Степановиче [Батенькове]. Как вы его нашли? Каково его расположение духа? Это главное: все прочее — вздор». См. дальше письма Пущина к Батенькову.]
Погрустил я с вами, добрая Надежда Николаевна: известие о смерти вашего внука Васи сильно нас поразило. Тут невольно
мысль и молитва о близких покойного. Да успокоит вас милосердый бог
в этом новом горе.
В сердечном моем сочувствии вы не сомневаетесь — боюсь распространяться, чтоб не заставить вас снова задуматься, хотя вполне уверен
в вашей полной покорности воле божьей.
Сашенька для большего усовершенствования
в живописи возымела смелую
мысль изобразить на холсте мою фигуру…
Спасибо вам за три стиха по случаю новой могилы
в Марьине. Грустно за бедную Наталью Дмитриевну. Ваше трехстишие отрадно! Я ей при первом письме передам вашу
мысль, — она ей придется по душе.
Иоссе мне понравился, он зимой должен опять быть здесь проездом из России. От него ты будешь иметь грустные об нас всех известия, которые иногда не укладываются
в письмо. Мне пришло на
мысль отправить эти листки к Д. Д. С. Он тебе их вручит. Таким образом и волки сыты и овцы целы! [Письмо, посланное с оказией, не застрянет
в канцеляриях и не будет читаться жандармами.]
Завтра Сергиев день, у нас ярмарка, меня беспрестанно тормошат — думают, что непременно должно быть много денег, а оных-то и нет! Эти частые напоминания наводят туман, который мешает
мыслям свободно ложиться на бумагу. Глупая вещь — эти деньги; особенно когда хотелось бы ими поделиться и с другими, тогда еще больше чувствуешь неудобство от недостатка
в этой глупой вещи. Бодливой корове бог не дал рог. И сам уж запутался.
Вы уже слышали о смерти Катерины Ивановны Трубецкой. Не вдруг свыкнешься с
мыслью об этой утрате.
В Тобольске очень трудно болен Вольф и, кажется, вряд ли может выздороветь. С прошлого ноября между нами не досчитывается восемь человек…
Последние известия о Марье Александровне заключаются
в том, что она едет
в Петербург искать места. Значит, не осуществилась ее фантастическая
мысль ухаживать за матерью покойного своего жениха. Я ей это предсказывал, но она ничего не хотела слушать. Добрая женщина, но вся на ходулях. От души желаю ей найти приют. Жаль, что она не умела остаться
в институте…
Когда, вырвавшись из клетки своей, я очутилась
в тарантасе одна с девушкой, мне невыразимо стало грустно при
мысли, что теперь я и везде, как
в тарантасе, одна-одинехонька.
Собиралась было писать к вам
в прошедшем месяце, а за разными хлопотами не удалось, хотя и было постоянное желание поделиться с вами и
мыслями и впечатлениями.
Забыл с вами немного побраниться, добрая Елизавета Петровна. Вы говорите, что нам ловко будет возобновить знакомство, хоть и давно расстались.Я не допускаю этой
мысли, мы не только знакомы, а всегда дружны. Были врозь; может быть, во время этой разлуки не все досказывалось, но, когда свидимся, все будет ясно и светло! Иначе я не понимаю наших отношений. С этим условием хочу вас обнять — наш сибирский завет непреложен: я
в него верую несомненно.
У меня заронилась
мысль — если действительно пойдет к выздоровлению, съездить
в Нижний к 8 сентября.
В этот день Аннушке минет 15 лет…
…Благодарю за
мысль.Не то чтоб я не любил стихи, а избаловался Пушкина стихом. Странно, что и ты получила мои стихи из Москвы почти
в одно время. [Насколько можно судить по литературным и архивным данным, Пущин не писал стихов.]