Неточные совпадения
Тут, я тебе
говорю, такие мошенничества происходят, что вообразить невозможно, и мошенничества, самым спокойным образом совершаемые: четыре месяца я знаком с господином Бургмейером и его семейством; каждый день почти бывал в его доме, и он обыкновенно весьма часто и совершенно спокойно мне
говорил, что вот я буду принимать его подряд, что, вероятно, найдутся некоторые упущения; но что он сейчас же все поправит, так что я был совершенно спокоен и ни минуты не помышлял, что мне придется встретить тут столько подлости,
гадости и неприятностей.
Мирович(побледнев даже от гнева). Послушайте, господин Толоконников, дайте себе хоть немного в том отчет, что вы
говорите: то у вас контракт все, то ничего не значит!.. Что вы, запугать и закидать словами вашими меня думаете?.. Так, во-первых, я не из трусливых, а во-вторых, смею вас заверить, что я хоть и молод, но из молодых ранний и всякую плутню и
гадость понять могу.
Мирович(хватая со стола тот лист, который показывал Куницыну, и тряся им почти пред носом Толоконникова). В этом деле, вы
говорите, нет плутней и
гадостей? В этом?
— Нет, не девчонка, — сказал Саша и вдруг, сердясь на себя за свою застенчивость, спросил зазвеневшим голосом: — чем это я похож на девчонку? Это у вас гимназисты такие, придумали дразнить за то, что я дурных слов боюсь; я не привык их говорить, мне ни за что не сказать, да и зачем
говорить гадости?
— Видите, как он лжет, — сказал Передонов, — его наказать надо хорошенько. Надо, чтоб он открыл, кто
говорит гадости, а то на нашу гимназию нарекания пойдут, а мы ничего не можем сделать.
Неточные совпадения
— Твой брат был здесь, — сказал он Вронскому. — Разбудил меня, чорт его возьми, сказал, что придет опять. — И он опять, натягивая одеяло, бросился на подушку. — Да оставь же, Яшвин, —
говорил он, сердясь на Яшвина, тащившего с него одеяло. — Оставь! — Он повернулся и открыл глаза. — Ты лучше скажи, что выпить; такая
гадость во рту, что…
— Какая, в самом деле, здесь
гадость! —
говорил он, оглядываясь. — И этот ангел спустился в болото, освятил его своим присутствием!
— Ах, какая
гадость! —
говорила тетка, отодвигая, но не пряча книгу и не принимая никаких мер, чтоб Ольга не прочла ее.
— Поэтому истинный философ никогда не огорчается… Вот посмотрите на меня: чего я не перенес? Каких
гадостей про меня не
говорили? А я все терплю и переношу.
А через пять лет мы будем
говорить: «Несомненно, взятка — страшная
гадость, но, знаете, дети… семья…» И точно так же через десять лет мы, оставшись благополучными русскими либералами, будем вздыхать о свободе личности и кланяться в пояс мерзавцам, которых презираем, и околачиваться у них в передних.