Неточные совпадения
Заволжанин без горячего спать не ложится, по воскресным дням хлебает мясное, изба у него пятистенная, печь с трубой; о
черных избах да соломенных крышах он только слыхал, что есть такие где-то «на Горах» [«Горами» зовут правую сторону
Волги.].
Есть за
Волгой местности, которым свойственны названия Красной рамени и
Черной рамени, как собственные имена.
За
Волгой, в лесах, в
Черной рамени, жил-был крестьянин, богатый мужик. У того крестьянина дочка росла. Дочка росла, красой полнилася. Сама белая, что кипень, волосы белокурые, а брови —
черный соболь, глаза — угольки в огне…
— Все по церкви, — отвечал дядя Онуфрий. — У нас по всей Лыковщине староверов спокон веку не важивалось. И деды и прадеды — все при церкви были. Потому люди мы бедные, работные, достатков у нас нет таких, чтобы староверничать. Вон по раменям, и в
Черной рамени, и в Красной, и по
Волге, там, почитай, все старой веры держатся… Потому — богачество… А мы что?.. Люди маленькие, худые, бедные… Мы по церкви!
В лесах
Черной рамени, в верхотинах Линды, что пала в
Волгу немного повыше Нижнего, середи лесов, промеж топких болот выдался сухой остров. Каменным Вражком зовут его.
Кончились простины. Из дома вынесли гроб на холстах и, поставив на
черный «одёр» [Носилки, на которых носят покойников. За
Волгой, особенно между старообрядцами, носить покойников до кладбища на холстах или же возить на лошадях почитается грехом.], понесли на плечах. До кладбища было версты две, несли переменяясь, но Никифор как стал к племяннице под правое плечо, так и шел до могилы, никому не уступая места.
Стоят по сторонам дороги старые, битые громом березы, простирая над головой моей мокрые сучья; слева, под горой, над
черной Волгой, плывут, точно в бездонную пропасть уходя, редкие огоньки на мачтах последних пароходов и барж, бухают колеса по воде, гудят свистки.
Неточные совпадения
— Свежо на дворе, плечи зябнут! — сказала она, пожимая плечами. — Какая драма! нездорова, невесела, осень на дворе, а осенью человек, как все звери, будто уходит в себя. Вон и птицы уже улетают — посмотрите, как журавли летят! — говорила она, указывая высоко над
Волгой на кривую линию
черных точек в воздухе. — Когда кругом все делается мрачно, бледно, уныло, — и на душе становится уныло… Не правда ли?
Глядя с напряженным любопытством вдаль, на берег
Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный
черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Цветы завяли, садовник выбросил их, и перед домом, вместо цветника, лежали
черные круги взрытой земли с каймой бледного дерна да полосы пустых гряд. Несколько деревьев завернуты были в рогожу. Роща обнажалась все больше и больше от листьев. Сама
Волга почернела, готовясь замерзнуть.
Прошло несколько дней после свидания с Ульяной Андреевной. Однажды к вечеру собралась гроза, за
Волгой небо обложилось
черными тучами, на дворе парило, как в бане; по полю и по дороге кое-где вихрь крутил пыль.
Итак, мы нанесем наши семейные визиты, посмотрим ярмарку, побываем себе немножко в Шато-де-Флер, погуляем, пофланируем, а потом на
Волгу, вниз до Царицына, на
Черное море, по всем курортам и опять к себе на родину, в Одессу.