Неточные совпадения
— Нет, Пантелеюшка, не говори этого, родимой, — возразила хозяйка и, понизив
голос, за тайну стала передавать ему: — Свибловский поп, приходский-то здешний, Сушилу
знаешь? — больно стал злобствовать на Патапа Максимыча.
— До вас, Патап Максимыч, — отвечала она плаксивым
голосом. — Беда у меня случилась, не
знаю, как и пособить. Матушка Манефа пелену велела мне в пяльцах вышивать. На срок, к Масленице, поспела бы беспременно.
— Мое, брат, место завсегда при мне, — отвечал Микешка. — Аль не
знаешь, какой я здесь человек? Хозяйский шурин, Аксинье Захаровне брат родной. Ты не смотри, что я в отрепье хожу… — свысока заговорил Микешка и вдруг, понизив
голос и кланяясь, сказал: — Дай, Алексей Трифоныч, двугривенничек!
— Ах, Фленушка, моя Фленушка! — страстным, почти незнакомым дотоле Фленушке
голосом воскликнула Манефа и крепко обвила руками шею девушки. — Родная ты моя!.. Голубушка!.. Как бы
знала ты да ведала!..
— Оборони Господи! — воскликнула Манефа, вставая со стула и выпрямляясь во весь рост. — Прощай, Фленушка… Христос с тобой… — продолжала она уже тем строгим, начальственным
голосом, который так знаком был в ее обители. — Ступай к гостям… Ты здесь останешься… а я уеду, сейчас же уеду… Не смей про это никому говорить… Слышишь? Чтоб Патап Максимыч как не
узнал… Дела есть, спешные — письма получила… Ступай же, ступай, кликни Анафролию да Евпраксеюшку.
— Живет у меня молодой парень, на все дела руки у него золотые, — спокойным
голосом продолжал Патап Максимыч. — Приказчиком его сделал по токарням, отчасти по хозяйству. Больно приглянулся он мне — башка разумная. А я стар становлюсь, сыновьями Господь не благословил, помощников нет, вот и хочу я этому самому приказчику не вдруг, а так,
знаешь, исподволь, помаленько домовое хозяйство на руки сдать… А там что Бог даст…
— Ах, Фленушка, Фленушка!.. Милое ты мое сокровище, — слабым
голосом сказала Манефа, прижимая к груди своей голову девушки. — Как бы
знала ты, что у меня на сердце.
Повалятся архиерею в ноги да в
голос и завопят: «Как родители жили, так и нас благословили — оставьте нас на прежнем положении…» А сами себе на уме: «Не обманешь, дескать, нас — не искусишь лестчими словами,
знаем, что в старой вере ничего нет царю противного, на то у Игнатьевых и грамота есть…» И дело с концом…
— Аль не
узнал меня, дядя Елистрат? — заискивающим
голосом заговорил Алексей. — Ведь ты постом посуду возил из Осиповки? Чапуринскую, Патапа Максимыча?
— Сама
знаешь чего!.. Не впервой говорить!.. — молящим
голосом сказал Самоквасов. — Иссушила ты меня, Фленушка!.. Жизни стал не рад!.. Чего тебе еще?.. Теперь же и колода у меня свалилась — прадед покончился, — теперь у меня свой капитал; из дядиных рук больше не буду смотреть… Согласись же? Фленушка!.. Дорогая моя!.. Ненаглядное мое солнышко!..
— За тобой-то ходить стоскуюсь я, матушка? — с живостью воскликнула Фленушка, и слезы, искренние слезы послышались в ее
голосе. — За что ж ты меня таково обижаешь?.. Да я ради тебя не то что спокой, жизнь готова отдать… Ах, матушка, матушка!.. Не
знаешь ты, что одна только ты завсегда во всех моих помышлениях… Тебя не станет — во гроб мне ложиться!..
— Полно, а ты полно, Фленушка!.. Полно, моя дорогая!.. — взволнованным донельзя
голосом уговаривала ее сама до слез растроганная Манефа. — Ну что это тебе запало в головоньку!.. Верю, моя ластушка, верю, голубушка, что любишь меня… А мне-то как не любить тебя!.. Ох, Фленушка, Фленушка!..
Знала бы ты да ведала!..
— Это они ради того, что, видно,
узнали о чудеси, бывшем от той иконы иноку Арсению, — чуть слышно, слабым
голосом проговорила сидевшая возле Манефы и молчавшая дотоле дряхлая мать Клеопатра Ерáхтурка.
— Уж, право, не
знаю, что и сказать вам, — в досаде, взволнованным
голосом молвил Василий Борисыч. — Вот уж впрямь, что ни вон, ни в избу, ни со двора, ни на двор. Поневоле затылок зачешешь.
— Эй, кто там! — зычным
голосом крикнул Чапурин. — Беги к Манефе за стаканами да молви ей, спа́сеннице: «Гости, мол, пьют да посуду бьют, а кому-де то не мило, того мы и в рыло!..» Больше бы посуды присылала — рука, мол, у братца расходилась!..
Знай наших, понимай своих!..
— Не запугаешь меня, потаковница! Ничем не запугаешь!.. — кричала Устинья. — За самой за тобой
знаю кой-что… Допреже тебя дойду я до матушка — все про все доложу ей… Запоешь тогда у меня другим
голосом.
—
Знаем,
знаем, чтó дальше будет! — в один
голос закричали девицы.
— Да
знаем же мы эту сказку, все
знаем! — в один
голос опять закричали девицы.
— Король-девка! — вскликнула Дарья Никитишна. — Только
знаешь, что скажу я тебе нá это, Дунюшка? Живучи с такою женой, муж-то не вытерпел бы, не гудок, а плеть в руки взял бы — запела б песню другим
голосом, как раз-другой обошел бы он тебя дубовым корешком.
— Нет, матушка, нет!.. Теперь никого не люблю… Нет, не люблю больше никого… — твердым
голосом, но от сильного волненья перерывая почти на каждом слове речь свою, проговорила Фленушка. — Будь спокойна, матушка!..
Знаю… ты боишься, не сбежала бы я… не ушла бы уходом… Самокруткой не повенчалась бы… Не бойся!.. Позора на тебя и на обитель твою не накину!.. Не бойся, матушка, не бойся!.. Не будет того, никогда не будет!.. Никогда, никогда!.. Бог тебе свидетель!.. Не беспокой же себя… не тревожься!..
На завалине сидя, в первый раз услыхал он
голос ее, и этот нежный певучий голосок показался ему будто знакомым. Где-то, когда-то слыхал он его и теперь
узнавал в нем что-то родное. Наяву ли где слышал, во сне ли — того он не помнит. Сходны ли звуки его с
голосом матери, ласкавшей его в колыбели, иль с пением ангелов, виденных им во сне во дни невинного раннего детства, не может решить Петр Степаныч.
Неточные совпадения
Запомнил Гриша песенку // И
голосом молитвенным // Тихонько в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро в сердце мальчика // С любовью к бедной матери // Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо
знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.
Потупился, нахмурился, // «Эй, Прошка! — закричал, // Глотнул — и мягким
голосом // Сказал: — Вы сами
знаете, // Нельзя же и без строгости?
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я
знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного
голоса.
Анна, думавшая, что она так хорошо
знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке
голоса его была решительность и твердость, каких жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу и, взяв ключи, отворил ящик.
— Ну что за охота спать! — сказал Степан Аркадьич, после выпитых за ужином нескольких стаканов вина пришедший в свое самое милое и поэтическое настроение. — Смотри, Кити, — говорил он, указывая на поднимавшуюся из-за лип луну, — что за прелесть! Весловский, вот когда серенаду. Ты
знаешь, у него славный
голос, мы с ним спелись дорогой. Он привез с собою прекрасные романсы, новые два. С Варварой Андреевной бы спеть.