Неточные совпадения
Матушка Клеопатра, из Жжениной обители, пришла к Глафириным и стала про австрийское священство толковать, оно-де правильно, надо-де всем принять его, чтоб с Москвой не разорваться, потому-де, что с Рогожского
пишут, по Москве-де все епископа приняли.
Ко мне же сам батюшка Иван Матвеич с Рогожского
писал: принимай, дескать,
матушка Манефа, безо всякого сумненья.
— Святые книги
писал,
матушка, о пустынном житии, об антихристе, о последних временах, — скромно опустив глаза, отвечала шаловливая головщица.
— Когда это будет, про то еще сорока на воде хвостом
писала, — молвила Фленушка. —
Матушка не один год еще продумает да по всем городам письма отписывать будет, подобает, нет ли архиерею облаченье строить из шерсти. Покаместь будут рыться в книгах, дюжину подушек успеешь смастерить.
— Попробовать разве поговорить
матушке, что она на то скажет, — согласится, так
напиши от нее письмецо к Патапу Максимычу, — молвила Марья Гавриловна.
— Я бы
написала, пожалуй,
матушка, попросила бы Патапа Максимыча, — сказала Марья Гавриловна.
— По письму Петра Спиридоныча, что про вас
пишет, да опять же наслышана будучи про вас от батюшки Ивана Матвеича [Беглый поп, по фамилии Ястребов, живший на Рогожском кладбище и пользовавшийся уважением старообрядцев.] да от
матушки Пульхерии, не обинуясь всю правду буду говорить тебе, Василий Борисыч…
—
Матушка Маргарита склоннá, — отвечал Василий Борисыч. —
Писать к вам собирается… Ваше-то какое решение будет?
— Завтра же
напишу Петру Спиридонычу, — перебила Манефа. — И к Гусевым
напишу, и к
матушке Пульхерии. Ихнего гнева бояться тебе нечего — весь на себя сниму.
— Да хоть бы того же Василья Борисыча. Служит он всему нашему обществу со многим усердием; где какое дело случится, все он да он, всегда его да его куда надо посылают. Сама
матушка Пульхерия
пишет, что нет у них другого человека ни из старых, ни из молодых… А ты его сманиваешь… Грех чинить обиду Христовой церкви, Патапушка!.. Знаешь ли, к кому церковный-от насильник причитается?..
— Вечор от Таифушки письмо получила я, — сказала Манефа. —
Пишет, что в Москве и Гусевы, и Мартыновы, и другие значительные наши христиане с радостию готовы принять на опасное время сие многоценное сокровище. И мой бы совет тебе,
матушка Августа, отвезти Владычицу поскорее в Москву…
— Пока гостьи ходят по обителям, напиши-ка нужные письма. Садись. К
матушке Таифе
пиши наперед.
— Не посетуйте,
матушка, что скажу я вам, — молвил Василий Борисыч. — Не забвение славного Керженца, не презрение ко святым здешним обителям было виною того, что к вам в нужное время из Москвы не
писали. Невозможно было тогда не хранить крепкой тайны происходившего. Малейшее неосторожное слово все зачинание могло бы разрушить. И теперь нет ослабы христианству, а тогда не в пример грознее было. Вот отчего,
матушка, до поры до времени то дело в тайне у нас и держали.
— Браниться не бранились, а вчерашнее оченно мне оскорбительно, — ответил московский посол. — Сами посудите, Патап Максимыч, ведь я на
матушку Манефу, как на каменну стену, надеялся. Сколько времени она делом тянула и все время в надежде держала меня. Я и в Москву в таком роде
писал. А как пришло время,
матушка и в сторону. В дураки меня посадила.
Неточные совпадения
Наталья Савишна, которая всю ночь 11 апреля провела в спальне
матушки, рассказывала мне, что,
написав первую часть письма, maman положила его подле себя на столик и започивала.
Это приуготовило меня к чему-то важному, ибо обыкновенно письма
писала ко мне
матушка, а он в конце приписывал несколько строк.
— И как еще дорого! именно только это и дорого! — умиляется
матушка. — Мне сын из Петербурга
пишет: «Начальство меня, маменька, любит, а с этим я могу смело смотреть будущему в глаза!»
С этою целью
матушка заранее
написала старосте в отцовскую украинскую деревнюшку, чтоб выслал самого что ни на есть плохого мальчишку-гаденка, лишь бы законные лета имел.
Наконец, однако ж,
матушка была обрадована. Дедушка
писал ей, что согласен прогостить полтора или два летних месяца в Малиновце, а Настасья с тем же посланным наказывала, чтобы к 10-му июня выслали за стариком экипаж и лошадей.