Патап Максимыч дела свои на базаре кончил ладно. Новый заказ, и большой заказ, на посуду он получил, чтоб к весне непременно выставить на пристань тысяч на пять рублей посуды, кроме прежде заказанной; долг ему отдали, про который
и думать забыл; письма из Балакова получил: приказчик там сходно пшеницу купил, будут барыши хорошие; вечерню выстоял, нового попа в служении видел; со Снежковым встретился, насчет Настиной судьбы толковал; дело, почитай, совсем порешили. Такой ладный денек выпал, что редко бывает.
— Ей-Богу, право, — продолжала головщица. — Да что? Одно пустое это дело, Фленушка. Ведь без малого целый год глаз не кажет окаянный… Ему что? Чай,
и думать забыл… А тут убивайся, сохни… Не хочу, ну его к ляду!.. Эх, беднота, беднота!.. — прибавила она, горько вздохнув. — Распроклятая жизнь!
— Обещался… Да кто его знает, может, обманет; у ихнего брата завсегда так — на словах, как на санях, а на деле, как на копыле. Тут сиди себе, сохни да сокрушайся, а он
и думать забыл, — сказала Марьюшка.
Неточные совпадения
— А ну, пес его дери! — с досадой ответила Марьюшка. —
Забыла об нем
и думать-то.
— Неладное, сынок, затеваешь, — строго сказал он. — Нет тебе нá это моего благословенья. Какие ты милости от Патапа Максимыча видел?.. Сколь он добр до тебя
и милостив!.. А чем ты ему заплатить вздумал?.. Покинуть его, иного места тайком искать?..
И думать не моги! Кто добра не помнит, Бог того
забудет.
Спалив токарню, сам же писарь, как ни в чем не бывало, подговаривал Трифона подать становому объявление. «Как зачнется следствие, —
думал он, — запутаю Лохматого бумагами, так оплету, что овина да жалоб
и на том свете не
забудет». Спознал Морковкин, что Трифон не хочет судиться, что ему мужики «спасибо» за то говорят.
Опять же
и время такое настало, что христиане не только у вас на Москве, но
и в наших лесах о своих выгодах стали больше
думать, чем о Господе, о спасенье души ровно бы
и помышлять
забыли…
Искусно после того поворотил Василий Борисыч рассуждения матерей на то, еретики ли беспоповцы, или токмо в душепагубном мудровании пребывают… Пошел спор по всей келарне.
Забыли про Антония,
забыли и про московское послание. Больше часа проспорили, во всех книгах справлялись, книг с десяток еще из кладовой притащили, но никак не могли решить, еретики ли нет беспоповцы. А Василий Борисыч сидит себе да помалкивает
и чуть-чуть ухмыляется, сам про себя
думая: «Вот какую косточку бросил я им».
— Не делай так, Сергей Андреич… Зачем?.. Не вороши!.. — все про Настю
думая и пуще всякого зла опасаясь бесстыдных речей Алексея, молвил Чапурин. — Ну его!.. Раз деньги на подряд мне понадобились… Денег надо было не мало… Пошел я в гостинный… поклонился купечеству — разом шапку накидали… Авось
и теперь не
забыли… Пойду!..
И вот, захватив пакет, которого он прежде никогда не видал, он и рвет обложку, чтоб удостовериться, есть ли деньги, затем бежит с деньгами в кармане, даже
и подумать забыв, что оставляет на полу колоссальнейшее на себя обвинение в виде разорванной обложки.
Неточные совпадения
Не позаботясь даже о том, чтобы проводить от себя Бетси,
забыв все свои решения, не спрашивая, когда можно, где муж, Вронский тотчас же поехал к Карениным. Он вбежал на лестницу, никого
и ничего не видя,
и быстрым шагом, едва удерживаясь от бега, вошел в ее комнату.
И не
думая и не замечая того, есть кто в комнате или нет, он обнял ее
и стал покрывать поцелуями ее лицо, руки
и шею.
— Как не
думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду матери
забыть вас
и сделать вас несчастною; у него не было сердца.
— Тебе это нужно для детей, а обо мне ты не
думаешь? — сказала она, совершенно
забыв и не слыхав, что он сказал: «для тебя
и для детей».
Анна
забыла о своих соседях в вагоне
и, на легкой качке езды вдыхая в себя свежий воздух, опять стала
думать:
Вронский теперь
забыл всё, что он
думал дорогой о тяжести
и трудности своего положения.