Неточные совпадения
В обители дурой считали ее, но любили
за то, что сильная была работница и, куда ни пошли, что ей ни вели, все
живой рукой обделает безо всякого ворчанья.
— Как не
живать! Жил и на месте, — сказал Стуколов. —
За Дунаем немалое время у некрасовцев, в Молдавии у наших христиан, в Сибири, у казаков на Урале… Опять же довольно годов выжил я в Беловодье, там, далеко, в Опоньском государстве.
Много рек видал я на своем веку:
живал при Дунае и на тихом Дону, а матушку Волгу сверху донизу знаю, на вольном Яике на багреньях бывал,
за бабушку Гугниху пивал [Бабушка Гугниха уральскими (прежде яицкими) казаками считается их родоначальницей.
Все скитские жители с умиленьем вспоминали, какое при «боярыне Степановне» в Улангере житие было тихое да стройное, да такое пространное, небоязное, что
за раз у нее по двенадцати попов с Иргиза
живало и полиция пальцем не смела их тронуть [В Улангерском скиту, Семеновского уезда, лет тридцать тому назад жил раскольничий инок отец Иов, у которого в том же Семеновском уезде, а также в Чухломском, были имения с крепостными крестьянами.
Воротился Пантелей, сказал, что в обители молебствуют преподобной Фотинии Самаряныне и что матушка Манефа стала больно плоха — лежит в огневице, день ото дня ей хуже, и матери не чают ей в
живых остаться. С негодованием узнала Аксинья Захаровна, что Марья Гавриловна послала
за лекарем.
«Что это? — думает она. — Обаянье ль какое, мечта ли от сряща беса полуденного?.. Иль виденье, от небесных селений ниспосланное?.. Или впрямь то
живой человек?.. Волос в волос — две капли воды!.. Что же это
за диво такое!»
Она сама снесла их
за околицу и там с молитвой пустила по
живой воде — в речку кинула.
Вот впереди других идет сухопарая невысокого роста старушка с умным лицом и добродушным взором
живых голубых глаз. Опираясь на посох, идет она не скоро, но споро, твердой, легкой поступью и оставляет
за собой ряды дорожных скитниц. Бодрую старицу сопровождают четыре иноки́ни, такие же, как и она, постные, такие же степенные. Молодых с ними не было, да очень молодых в их скиту и не держали… То была шарпанская игуменья, мать Августа, с сестрами. Обогнав ряды келейниц, подошла к ней Фленушка.
— Что
за обитель? Что
за невидимые святые? Не слыхивал я, грешный, про них… — с
живым любопытством спрашивал Иосифа Василий Борисыч.
И лишь только
за небесным закроем спрячется солнышко, лишь только зачнет гаснуть заря вечерняя, начинают во славу Яра
живой огонь «взгнетать»…
— Двадцать два года ровнехонько, — подтвердил Самоквасов. — Изо дня в день двадцать два года… И как в большой пожар у нас дом горел, как ни пытались мы тогда из подвала его вывести — не пошел… «Пущай, — говорит, —
за мои грехи
живой сгорю, а из затвора не выйду». Ну, подвал-от со сводами, окна с железными ставнями — вживе остался, не погорел…
—
Живала она в хороших людях, в Москве, — слово
за словом роняла Фленушка. — Лучше ее никто из наших девиц купеческих порядков не знает…
За тобой ходить, говоришь, некому — так я-то у тебя на что?.. От кого лучше уход увидишь?.. Я бы всей душой рада была… Иной раз чем бы и не угодила, ты бы своею любовью покрыла.
Двух стариц в особой кибитке везла
за собой Фелицата: маленькую юркую мать Фелониду, суетливую,
живую старушку с необычной памятью.
— Ох, Семенушка, и подумать-то страшно, — дрожащим голосом, чуть не со слезами промолвил Василий Борисыч. — Нешто, ты думаешь, спустит он, хоша и женюсь на Прасковье? Он ее, поди,
за первостатейного какого-нибудь прочит… Все дело испорчу ему, замыслы нарушу…
Живого в землю закопает. Сам говоришь, что зверь, медведь…
Задевши его барина, задели
за живое и Захара. Расшевелили и честолюбие и самолюбие: преданность проснулась и высказалась со всей силой. Он готов был облить ядом желчи не только противника своего, но и его барина, и родню барина, который даже не знал, есть ли она, и знакомых. Тут он с удивительною точностью повторил все клеветы и злословия о господах, почерпнутые им из прежних бесед с кучером.
Неточные совпадения
Осип (выходит и говорит
за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все
живее, а не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, //
Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И
за соху взялся. // С тех пор лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
Теперь, напротив, чувство радости и успокоения было
живее, чем прежде, а мысль не поспевала
за чувством.
Для Агафьи Михайловны, для няни, для деда, для отца даже Митя был
живое существо, требующее
за собой только материального ухода; но для матери он уже давно был нравственное существо, с которым уже была целая история духовных отношений.
Блестящие глаза строго и укоризненно взглянули на входившего брата. И тотчас этим взглядом установилось
живое отношение между
живыми. Левин тотчас же почувствовал укоризну в устремленном на него взгляде и раскаяние
за свое счастье.