Неточные совпадения
Самый
первый токарь, которым весь околоток не нахвалится, пришел наниматься незваный, непрошеный!.. Не раз подумывал Чапурин спосылать в Поромово к старику Лохматому — не отпустит ли он, при бедовых
делах, старшего сына в работу, да все отдумывал… «Ну, а как не пустит, да еще после насмеется, ведь он, говорят, мужик крутой и заносливый…» Привыкнув жить в славе и почете, боялся Патап Максимыч посмеху от какого ни на есть мужика.
— Сорвалось! — сквозь зубы молвил Алексей и бросил испорченную чашку в сторону. Никогда с ним такого греха не бывало, даже и тогда не бывало, как, подростком будучи, токарному
делу учился. Стыдно стало ему перед токарями. По всему околотку
первым мастером считается, а тут, гляди-ка,
дело какое.
Впрочем, кроме сиденья в кабаках у Никифора и другие
дела водились: где орлянку мечут, он уж тут как тут; где гроши на жеребьевую выпивку кусают да из шапки вынимают, Никифор
первый; драка случится, озорство ли какое, безобразие на базаре затеется,
первый заводчик непременно Никифор Захарыч.
В гостях на свадьбе аль на крестинах, в праздники тоже храмовые, у людей
первым делом брага да сусло… а там горшки с табаком гостям на стол — горшок молотого, да горшок крошеного…
Собирает он казачий круг, говорит казакам такую речь: «Так и так, атаманы-молодцы, так и так, братцы-товарищи: пали до меня слухи, что за морем у персиянов много тысячей крещеного народу живет в полону в тяжелой работе, в великой нужде и горькой неволе; надо бы нам, братцы, не полениться, за море съездить потрудиться, их, сердечных, из той неволи выручить!» Есаулы-молодцы и все казаки в один голос гаркнули: «Веди нас, батька, в бусурманское царство русский полон выручать!..» Стенька Разин рад тому радешенек, сам
первым делом к колдуну.
И на заводе про его стариков ни слуху ни духу. Не нашел Сергей Андреич и дома, где родился он, где познал
первые ласки матери, где явилось в душе его
первое сознание бытия… На месте старого домика стоял высокий каменный дом. Из раскрытых окон его неслись песни, звуки торбана, дикие клики пьяной гульбы… Вверх
дном поворотило душу Сергея Андреича, бежал он от трактира и тотчас же уехал из завода.
«Суть же Греци льстиви даже до сего
дни», — давно сказано и верно сказано
первым русским писателем.
— А я-то про что тебе говорю? — сказал Колышкин, вдоль и поперек знавший своего крестного. — Про что толкую?.. С
первого слова я смекнул, что у тебя на уме… Вижу, хочет маленько поглумиться, затейное
дело правским показать… Ну что ж, думаю, пущай его потешится… Другому не спущу, а крестному как не спустить?..
«На
первый раз, говорит, тысячи три бумажками, а станет
дело на своих ногах, тысяч пятьдесят серебром будет надобно».
— Не уйдут!.. Нет, с моей уды карасям не сорваться!.. Шалишь, кума, — не с той ноги плясать пошла, — говорил Патап Максимыч, ходя по комнате и потирая руки. — С меня не разживутся!.. Да нет, ты то посуди, Сергей Андреич, живу я, слава тебе Господи, и
дела веду не
первый год… А они со мной ровно с малым ребенком вздумали шутки шутить!.. Я ж им отшучу!..
До того лет за двадцать, в
первые годы елизаветинского царствования, поселилась в Комарове старая
дева, княжна Болховская. Она основала обитель Бояркиных, составленную первоначально из бедных дворянок и из их крепостных женщин. На родовой, древнего письма, иконе Спаса нерукотворенного повесила княжна орден Александра Невского, принадлежавший дяде ее, сосланному в Сибирь, Лопухину.
Стерляди были уму помрачение, разварной осетр глядел богатырем, а кулебяка вышла такая, что
первый знаток поваренного
дела, дюжий помещик Петр Александрович Кострильцов, хотел было пальчики облизать, да застыдился.
«Правда, — продолжал он, — без бабьего духа в доме пустым что-то пахнет, так у меня сыну двадцать
первый пошел, выберу ему хорошую невесту, сдам
дела и капитал, а сам запрусь да Богу молиться зачну.
— А третий всему
делу заводчик и есть. Привез его Дюков, а Дюков по этим деньгам
первый здесь воротила… Стуколов какой-то, от епископа будто прислан…
Две заботы у ней:
первая забота, чтоб Алексей без нужного
дела не слонялся пó дому и отнюдь бы не ходил в верхние горницы, другая забота — не придумает, что делать с братцем любезным…
— Пустое городишь, — сухо ответила Настя. — Играют же свадьбы «уходом», не мы
первые, не мы и последние… Да с чего ты взял это, голубчик?.. Тятенька ведь не медведь какой… Да что пустое толковать!..
Дело кончено — раздумывать поздно, — решительно сказала Настя. — Вот тебе кольцо, вот тебе и лента.
Чуть не каждый
день видалась, но эти свиданья не похожи были на
первые.
— Посмотрю я на тебя, Настасья, ровно тебе не мил стал отцовский дом. Чуть не с самого
первого дня, как воротилась ты из обители, ходишь, как в воду опущенная, и все ты делаешь рывком да с сердцем… А только молвил отец: «В Комаров ехать» — ног под собой не чуешь… Спасибо, доченька, спасибо!.. Не чаяла от тебя!..
— Узнавши про нечестивые
дела его, кладбищенские попечители на
первых порах келейно его уговаривали, усовестить желали…
— Есть, — отвечала Таня. — Вечор до нас из Москвы какой-то приехал… И прокурат же парень — ни в часовне не молился, ни у матушки не благословился,
первым делом к белицам за околицу куролесить да песни петь… Сам из себя маленек да черненек, а девицы сказывают, голос что соловей.
— Полноте, Патап Максимыч!.. Ведь мы с вами не
первый день знакомы. Не знаю разве, как у вас
дела идут?.. — говорила Марья Гавриловна. — Вот познакомилась я с этим Сергеем Андреичем. Он прямо говорит, что без вас бы ему непременно пропасть, а как вы его поучили, так
дела у него как не надо лучше пошли…
Долго толковала Марья Гавриловна с Патапом Максимычем. Обещал он на
первое время свести ее с кладчиками, приискать капитанов, лоцманов и водоливов, но указать человека, кому бы можно было поручить
дело, отказался.
В «губернии» [Губернский город.] все знают, что Патапом скиты держатся, что он
первая за нас заступа и по всем нашим
делам коренной ходатай…
С матерью Манефой и с соборными старицами чуть не каждый
день по нескольку часов беседовал он от Писания или рассказывал про Белую Криницу, куда ездил в лучшую пору ее, при
первом митрополите Амвросии.
Это с
первых же
дней скитского житья-бытья спознал Василий Борисыч.
И до сих пор два народных праздника рядом сходятся:
первый день «Микулы с кормом» (9 мая), другой
день (10 мая) «именины Матери-Сырой Земли».].
Минул праздник Микулы, минули именины Матери-Сырой Земли, с
первым сбором целебных зелий и с зилотовыми хороводами [Зилотовы хороводы справляются в
день, когда «Земля именинница», 10 мая.
Первое письмо в город к тамошнему купцу Строинскому, поверенному по
делам Манефы.
— А вот как, — сказал Трифон. — Утре пораньше поезжай ты к Патапу Максимычу, покланяйся ему хорошенько, чтоб удельному голове словечко закинул, чтоб голова беспременно велел Карпушке бумагу для казначея тебе выдать. А в приказе пачпорта не бери… Карпушка такую статью, пожалуй, влепит, что в
первом же городу в острог угодишь… На такие
дела его взять!
И кляла же тот обед Устинья Московка.
Первое дело: свежей рыбки хотелось покушать ей, а главное, Василий Борисыч там сел, да там же и Прасковья Патаповна. Подметив на кладбище, как поглядывал на нее Василий Борисыч, дала Устинья волю пылкому, ревнивому сердцу… Если б можно было, взяла бы да и съела девичьего подлипалу… Горячая девка была!..
— Поплатился Исакий за искушение, — прибавил Патап Максимыч. —
Первым делом — в острог, второе — чуть в Сибирь не угодил, а третье горше
первых двух — со всеми деньгами, что за пророчество набрал, расстался… И обитель с той поры запустела.
— Волка бояться — от белки бежать, — сказал Патап Максимыч. — Не ты
первый, не ты будешь и последний… Знаешь пословицу: «Смелому горох хлебать, робкому пустых щей не видать»? Бояться надо отпетому дураку да непостоянному человеку, а ты не из таковских. У тебя
дело из рук не вывалится… Вот хоть бы вечор про Коновалова помянул… Что б тебе,
делом занявшись, другим Коноваловым стать?.. Сколько б тысяч народу за тебя
день и ночь Богу молили!..
За обедом развеселый Патап Максимыч объявил во всеуслышанье, что к
первому Спасу [Августа 1-го.] будет у него новый приказчик и что с ним он новы торговы
дела на Горах заведет. И, сказав, показал на Василья Борисыча.
С помощью маклера Алексей Трифоныч живой рукой переписал «Соболя» на свое имя, но в купцы записаться тотчас было нельзя. Надо было для того получить увольнение из удела, а в этом голова Михайло Васильевич не властен, придется
дело вести до Петербурга. Внес, впрочем, гильдию и стал крестьянином, торгующим по свидетельству
первого рода… Не купец, а почти что то же.
— А ведь надо
дело говорить — что ни на есть
первый по Волге ходок.
— А насчет того, что на пристани собачатся, тут уж делать нечего, надо потерпеть, — сказал маклер. — По времени все обойдется, а на
первый раз надо потерпеть. Главное
дело, не горячитесь, делайте
дело, будто не слышите их. Погомонят, погомонят — разойдутся… А приемку начинайте по́д вечер, часу в пятом либо в шестом, — тогда на пристани мало народу бывает, а иной
день и вовсе нет никого… Да еще бы я вам советовал, коль не во гнев будет вам меня выслушать…
Греха, мол, таить не стану, было
дело, а теперь ее со двора долой…» Это первую-то…
Первый-от тесть, что из Плесу,
дело вздумал зачинать, однако же вышло по суду, чтоб Симеону Петровичу жить со второй, потому что первый-от венец нигде не писан…
—
Первое дело — усердие, — стал говорить старик.
Во
дни Петра
Первого проживала на Москве круглая сирота, княжна Болховская.
И на тот самый
день [1 сентября 1743 года.] палачи на площади резали языки у Степана Васильича с сыном и били их кнутом; резали язык и
первой петербургской красавице Наталье Федоровне и, взвалив ее нá плечи дюжего мужика, полосовали кнутом нежное, всенародно обнаженное тело…
— Знатные гости на празднике будут, надо, чтоб все по-хорошему было: Смолокуров Марко Данилыч с Дунюшкой приедет, Патап Максимыч обещался, Самоквасов племянник здесь… Опять же матери со всех обителей наедут — согласные и несогласные… Угощенье тут
первое дело, надо, чтоб видели все наше строительство, все бы хозяйственность нашу ценили… Варенцов много ли?
Села Фленушка. Степенный, думчивый вид на себя приняла. Не узнать
первую заводчицу на всякие вольности, не узнать шаловливую баловницу строгой игуменьи, не узнать разудалую белицу, от нее же во святой обители чуть не каждый
день сыр-бор загорается.
А Фленушка все ищет конца «похвалам»… Насилу в самом конце
первой страницы добралась до
дела.
Его хоронят в Казанской губернии — накануне Троицына
дня; около Владимира и Суздаля, а также в Пензенской и Симбирской губерниях — в Троицын или в Духов
дни; в Ярославской и в западной части Костромской губернии — в воскресенье Всех святых, а местами — в Петров
день; в Тверской губернии — в
первое воскресенье Петрова поста; в других местах Великой России, особенно в степных, а также в Малороссии — 24 июня; в восточной части Костромской губернии, местами в Нижегородском Заволжье и в Вятской губернии — в Петров
день.
— Охота пустяки-то говорить! «Не выдай»! Жид, что ли, я, Иуда-предатель?.. Кажись, не
первый день знакомы? — сказал Семен Петрович. — Говори, коли начал. Зачинай, дружище, зачинай — раскошеливайся!
И
дело то происходило немалое время, и лишь только через двенадцать лет после
первого Рогожского собора в зарубежной Белой Кринице водворился митрополит всех древлеправославных христиан кир Амвросий, от него же корень епископства произыде…
На завалине сидя, в
первый раз услыхал он голос ее, и этот нежный певучий голосок показался ему будто знакомым. Где-то, когда-то слыхал он его и теперь узнавал в нем что-то родное. Наяву ли где слышал, во сне ли — того он не помнит. Сходны ли звуки его с голосом матери, ласкавшей его в колыбели, иль с пением ангелов, виденных им во сне во
дни невинного раннего детства, не может решить Петр Степаныч.
— Такие
дела всегда наспех делаются, — сказал Сергей Андреич. — Баба молодая, кровь-то, видно, еще горяча, а он из себя молодец… Полюбился… А тут бес… И пришлось скорей грех венцом покрывать… Не она
первая, не она последняя… А ловок вскормленник твой… метил недолго, попал хорошо.