Неточные совпадения
Делается это в праздничные дни, и за вором, которому со
времени этой прогулки дается прозванье «волка», сбирается толпа
человек во сто.
— И я не признал бы тебя, Патап Максимыч, коли б не в дому у тебя встретился, — сказал незнакомый гость. — Постарели мы, брат, оба с тобой, ишь и тебя сединой, что инеем, подернуло… Здравствуйте, матушка Аксинья Захаровна!.. Не узнали?.. Да и я бы не узнал… Как последний раз виделись, цвела ты, как маков цвет, а теперь, гляди-ка, какая стала!.. Да…
Время идет да идет, а годы
человека не красят… Не узнаете?..
Начал расспросы Стуколов, спрашивал про
людей былого
времени, с которыми, живучи за Волгой, бывал в близких сношениях, и про всех почти, про кого ни спрашивал, дали ему один ответ: «помер… помер… померла».
Сидел Стуколов, склонив голову, и, глядя в землю, глубоко вздыхал при таких ответах. Сознавал, что, воротясь после долгих странствий на родину, стал он в ней чужанином. Не то что
людей, домов-то прежних не было; город, откуда родом был, два раза дотла выгорал и два раза вновь обстраивался. Ни родных, ни друзей не нашел на старом пепелище — всех прибрал Господь. И тут-то спознал Яким Прохорыч всю правду старого русского присловья: «Не
временем годы долги — долги годы отлучкой с родной стороны».
И зачарует он
человека и станет звать его отдохнуть на малое
время в пустынной келье…
— Ну! Заговори с тобой, тотчас доберешься до антихриста, — сказал Колышкин. — Каки последни
времена?.. До нас
люди жили не ангелы, и после нас не черти будут. Правда с кривдой спокон века одним колесом по миру катятся.
Все это когда-то хранилось в старых церквах и монастырях или составляло заветную родовую святыню знатных
людей допетровского
времени.
— Злочинницы! — резко сказала Манефа, ходя взад и вперед по келье. — Бога не боятся,
людей не стыдятся!.. На короткое
время обители нельзя покинуть!.. Чем бы молодых учить, а они, гляди-ко!.. Как смирились?
— До свиданья, сударыня, — ответила Манефа. — Вот я не на долгое
время в келарню схожу,
люди там меня ждут, а после к вам прибреду, коли позволите.
Оставшись с глазу на глаз с Алексеем, Патап Максимыч подробно рассказал ему про свои похожденья во
время поездки: и про Силантья лукерьинского, как тот ему золотой песок продавал, и про Колышкина, как он его испробовал, и про Стуколова с Дюковым, как они разругали Силантья за лишние его слова. Сказал Патап Максимыч и про отца Михаила, прибавив, что мошенники и такого Божьего
человека, как видно, хотят оплести.
Не пришлось отпраздновать Настину свадьбу, надо справлять ее погребение на славу,
людям бы на долгое
время памятно было оно…
— Коли найдете стоящего
человека, заводите пароходы, — сказал Патап Максимыч. — По нынешнему
времени пароходного дела нет прибыльней. И Сергею Андреичу я тоже пароходами заняться советовал.
Долго толковала Марья Гавриловна с Патапом Максимычем. Обещал он на первое
время свести ее с кладчиками, приискать капитанов, лоцманов и водоливов, но указать
человека, кому бы можно было поручить дело, отказался.
— Ну как братнино-то письмо да в судейские руки попадет! — по малом
времени зачала горевать игуменья. — По такому делу всякий клочок в тюрьму волочет, а у приказных
людей тогда и праздник, как богатого
человека к ответу притянут… Как не притянуть им Патапа?.. Матерóй осетер не каждый день в ихний невод попадает… При его-то спеси, при его-то гордости!.. Да легче ему дочь, жену схоронить, легче самому живому в могилу лечь!.. Не пережить Патапу такой беды!..
— И подати платят за них, и сыновей от солдатчины выкупают, и деньгами ссужают, и всем… Вот отчего деревенские к старой вере привержены… Не было б им от скитов выгоды, давно бы все до единого в никонианство своротили… Какая тут вера?.. Не о душе, об мошне своей радеют… Слабы ноне
люди пошли, нет поборников, нет подвижников!.. Забыв Бога, златому тельцу поклоняются!.. Горькие
времена, сударыня, горькие!..
— «К сему же внидет в
люди безверие и ненависть, реть, ротьба [Реть — ссора, вражда. Ротьба — клятва, а также заклятье, вроде «лопни мои глаза», «провалиться мне на сем месте» и пр.], пиянство и хищение изменят
времена и закон, и беззаконнующий завет наведут с прелестию и осквернят священные применения всех оных святых древних действ, и устыдятся креста Христова на себе носити».
На счастье, подъехал он к берегу как раз в то
время, как вернувшиеся с нагорной стороны перевозчики стали принимать на паром «свежих
людей»…
— Признаться сказать, понять не могу, как это вздумалось Патапу Максимычу отпустить тебя, когда он столько дорожил тобой, — ходя взад и вперед по комнате, говорил Сергей Андреич. — Великим постом заезжал он ко мне не на долгое
время, — помнишь, как он на Ветлугу с теми плутами ездил. В ту пору он тобой нахвалиться не мог… Так говорил: «С этим
человеком по гроб жизни своей не расстанусь». Как же у вас после того на вон-тараты пошло?.. Скажи по правде, не накуролесил ли ты чего?
В лесах за Волгой таких приемышей зовут «захребетниками» [Захребетниками в былое
время звали еще
людей, купленных крестьянами на имя своего помещика.
— Так говорить не моги, — перебил его Патап Максимыч. — Мы, стары
люди, видим подальше тебя, больше тебя разумеем. Птичка ты невеличка, да ноготок у тебя востер. По малом
времени в
люди бы вышел, тысячником бы стал, богачом.
Иссякает ревность по вере,
люди суету возлюбили, плотям стали угождать, мамоне служить… последни
времена!..
— «Жития нашего
время яко вода на борзе течет, дние лет наших яко дым в воздусе развеваются, вмале являются и вскоре погибают. Мнози борются страсти со всяким
человеком и колеблют душами. Яко же волны морские — житейские сласти, и похоти, и желания восстают на душе… О человече! Что твориши несмысленне, погубляеши
время свое спасительное, непрестанно весь век живота твоего, телу своему угождая? Что хощеши?..»
По мале же
времени многие от них в вере пошатнулись, престали к церкви Божией ходити, поучения от священного чина принимати, и едва сорок
человек осталось во граде помнивших Господа и не забывших Бога и святой его веры.
А в одной из задних уютных горниц, пропитанной запахом воска, деревянного масла и ладана, с кожаной лестовкой в руке стаивала в это
время на молитве молодая княжка Болховская, тщательно скрывая от
людей свое двуперстие…
— Да, да, — качая головой, согласилась мать Таисея. — Подымался Пугач на десятом году после того, как Иргиз зачался, а Иргиз восемьдесят годов стоял, да вот уже его разоренью пятнадцатый год пошел. Значит, теперь Пугачу восемьдесят пять лет, да если прадедушке твоему о ту пору хоть двадцать лет от роду было, так всего жития его выйдет сто пять годов… Да… По нонешним
временам мало таких долговечных
людей… Что ж, как он перед кончиной-то?.. Прощался ли с вами?.. Дóпустил ли родных до себя?
— Софронием!.. — с улыбкой презренья тихо промолвила Манефа. — Что ж?.. При нашем тесном обстоянии, в теперешнее гонительное
время на смертный час и Софронов поп пригодится… Когда
время не терпит, всякому можно
человека исправить… Не поставит того во грех Господь милосердый… Видел ли дедушку перед смертью-то?
Затем из темного бора гонит Ярило лесного оленя, было бы
людям чем справить день расставанья светлого бога с землей, день отхода его на немалое
время в область мрака и стужи.
— По тем правилам, — не дожидаясь ответа, продолжала Полихрония, — от язычников, рекше и от зловерных, недавно пришедшего в скором
времени несть праведно производити во епископы, да не возгордевся в сеть впадет диаволю… А сей Антоний без единыя седмицы токмо год пребывал во благочестии… Притом же по тем правилам во епископы такие
люди поставляемы быть должны, которые с давнего
времени испытаны в слове, вере и в житии, сообразном правому слову. Так ли?
Об архиепископе единогласно все согласились до поры до
времени обождать принятием, понеже
человек неизвестен и в правой вере учинился не в давнем
времени, а до того был в беспоповых, от чего и подает немалое сомнение насчет крепости в вере.
— Сумнителен, — молвила Манефа. — И прежде я не раз говорила тебе, что насчет этого дела мы пока еще ни на что не решились, колеблемся… По
времени увидим, что за
человек ваш хваленый Антоний. А не увидим, так услышим об его действиях. Чего доброго, такой же еще будет, что Софрон. Таких нам не надо.
— Какой же он тебе посрамитель?
Времени хоть немного, а, Бог даст, управимся… А ему посрамление будет… И на пристани и на бирже всем, всем расскажу, каков он есть
человек, можно ль к нему хоть на самую малость доверия иметь. Все расскажу: и про саврасок, и про то, как долги его со счетов скинуты, и сколько любил ты его, сколько жаловал при бедности… На грош ему не будет веры… Всучу щетинку, кредита лишу!