Неточные совпадения
— А ежели он што надо
мной сделает, Флегонт Василич?
Боюсь я его.
— Наставь-ка нам самоварчик, честная мать. Гость у
меня… А ты, Устюша, иди сюда. Да не
бойся, глупая.
— У нас вся семья сердитая, — потихоньку рассказывал мальчик. — И
я всех
боюсь.
— Это ваше счастие… да… Вот вы теперь будете рвать по частям, потому что
боитесь влопаться, а тогда, то есть если бы были выучены, начали бы глотать большими кусками, как этот ваш Мышников…
Я знаю несколько таких полированных купчиков, и все на одну колодку… да. Хоть ты его в семи водах мой, а этой вашей купеческой жадности не отмыть.
— Не знаю,
я только
боюсь…
Мне даже домой хочется уехать. Ты знаешь, доктор у
меня нашел болезнь: нервы.
— Во-вторых,
я никого не
боюсь, — смело заявлял суслонский поп. —
Я буду обличать нового Ахава…
— Симон,
бойся проклятых баб. Всякое несчастье от них… да. Вот смотри на
меня и казнись. У нас уж такая роковая семья… Счастья нет.
— А ежели
я его люблю, вот этого самого Галактиона? Оттого
я женил за благо время и денег не дал, когда в отдел он пошел… Ведь умница Галактион-то, а когда в силу войдет, так и никого
бояться не будет. Теперь-то вон как в нем совесть ходит… А тут еще отец ему спуску не дает. Так-то, отче!
— Ох,
боюсь я, Сима… Как-то всех
боюсь. Это тебя Харитина подослала?
— А
я тебя раньше, Галактион, очень
боялась, — откровенно признавалась она. — И не то чтобы
боялась по-настоящему, а так, разное в голову лезло. Давно бы следовало к тебе переехать — и всему конец.
— Вот, вот… Люблю умственный разговор.
Я то же думал, а только законов-то не знаю и посоветоваться ни с кем нельзя, — продадут. По нынешним временам своих
боишься больше чужих… да.
— Нет,
я тебя
боюсь… уйди… Скоро
я умру, тогда… ах,
я ничего не знаю!
— А ты думаешь,
я тебя
боюсь?.. Ах ты, тараканья кость!.. Да
я тебя так расчешу!.. Давай расчет, одним словом!.. За все за четыре года.
— А Полуянов? Вместе с мельником Ермилычем приехал, потребовал сейчас водки и хвалится, что засудит
меня, то есть за мое показание тогда на суде.
Мне, говорит, нечего терять… Попадья со страхов убежала в суседи, а
я вот сижу с ними да слушаю. Конечно, во-первых,
я нисколько его не
боюсь, нечестивого Ахава, а во-вторых, все-таки страшно…
— Никого
я не
боюсь, а так, не хочется.
— Не
боюсь я дурачков! — спокойно ответил упрямый старик.
—
Я сейчас уйду, Устинья Тарасовна… Пожалуйста, не
бойтесь меня.
Я пришел предложить помощь Тарасу Семенычу.
— Не говорите. Кстати,
я вызвал вас на это свидание вот почему: все равно — она разыскала бы вас, и бог знает, чем все могло кончиться.
Я просто
боялся за вас. Такие женщины, как Харитина, в таком приподнятом настроении способны на все.
— Если ты не
боишься суда земного, так есть суд божий… Ты кровь христианскую пьешь… Люди мрут голодом, а ты с ихнего голода миллионы хочешь наживать… Для того
я тебя зародил, вспоил и вскормил?.. Будь же ты от
меня навсегда проклят!
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет.
Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
—
Я боюсь, что она сама не понимает своего положения. Она не судья, — оправляясь говорил Степан Аркадьич. — Она подавлена, именно подавлена твоим великодушием. Если она прочтет это письмо, она не в силах будет ничего сказать, она только ниже опустит голову.
— Позвольте вам доложить, Петр Александрыч, что как вам будет угодно, а в Совет к сроку заплатить нельзя. Вы изволите говорить, — продолжал он с расстановкой, — что должны получиться деньги с залогов, с мельницы и с сена… (Высчитывая эти статьи, он кинул их на кости.) Так
я боюсь, как бы нам не ошибиться в расчетах, — прибавил он, помолчав немного и глубокомысленно взглянув на папа.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Тебе все такое грубое нравится. Ты должен помнить, что жизнь нужно совсем переменить, что твои знакомые будут не то что какой-нибудь судья-собачник, с которым ты ездишь травить зайцев, или Земляника; напротив, знакомые твои будут с самым тонким обращением: графы и все светские… Только
я, право,
боюсь за тебя: ты иногда вымолвишь такое словцо, какого в хорошем обществе никогда не услышишь.
О!
я шутить не люблю.
Я им всем задал острастку.
Меня сам государственный совет
боится. Да что в самом деле?
Я такой!
я не посмотрю ни на кого…
я говорю всем: «
Я сам себя знаю, сам».
Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу.
Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Сначала все
боялась я, // Как в низенькую горенку // Входил он: ну распрямится?
Правдин. Не
бойтесь. Их, конечно, ведет офицер, который не допустит ни до какой наглости. Пойдем к нему со
мной.
Я уверен, что вы робеете напрасно.
Скотинин. А движимое хотя и выдвинуто,
я не челобитчик. Хлопотать
я не люблю, да и
боюсь. Сколько
меня соседи ни обижали, сколько убытку ни делали,
я ни на кого не бил челом, а всякий убыток, чем за ним ходить, сдеру с своих же крестьян, так и концы в воду.