Неточные совпадения
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер был на исходе,
и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады были месту. Старика окружили
только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село было громадное, дворов в пятьсот, как
все сибирские села, но в страду оно безлюдело.
Гость ничего не отвечал, а
только поджал свои тонкие губы
и прищурился, причем его сморщенное обветрелое лицо получило неприятное выражение. Ему не поправился разговор о зятьях своею бестактностью. Когда они очутились на террасе, хозяин с видимым удовольствием оглянул свой двор
и все хозяйственные пристройки.
— Да стыдно мне, Михей Зотыч,
и говорить-то о нем:
всему роду-племени покор. Ты вот
только помянул про него, а мне хуже ножа… У нас Анна-то
и за дочь не считается
и хуже чужой.
Серафима ела выскочку глазами,
и только одна Агния оставалась безучастной ко
всему и внимательно рассматривала лысую голову мудреного гостя.
Одним словом, Анфуса Гавриловна оказалась настоящим полководцем, хотя гость уже давно про себя прикинул в уме
всех трех сестер: младшая хоть
и взяла
и красотой
и удалью, а еще невитое сено, икона
и лопата из нее будет; средняя в самый раз, да
только ленива, а растолстеет — рожать будет трудно; старшая, пожалуй, подходящее
всех будет, хоть
и жидковата из себя
и модничает лишнее.
Хозяйку огорчало главным образом то, что гость почти ничего не ел, а
только пробовал.
Все свои ржаные корочки сосет да похваливает. Зато хозяин не терял времени
и за жарким переехал на херес, — значит,
все было кончено,
и Анфуса Гавриловна перестала обращать на него внимание.
Все равно не послушает после третьей рюмки
и устроит штуку. Он
и устроил, как
только она успела подумать.
Девушки посмотрели на мать
и все разом поднялись. Харитон Артемьич понял свою оплошку
и только засопел носом, как давешний иноходец. К довершению скандала, он через пять минут заснул.
Церквей было не особенно много — зеленый собор в честь сибирского святого Прокопия, память которого празднуется
всею Сибирью 8 июля, затем еще три церкви,
и только.
— Есть
и такой грех. Не пожалуемся на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число…
Только опять
и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось, а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, —
все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал
и на воровские деньги в люди вышел.
Анфуса Гавриловна
все это слышала из пятого в десятое, но
только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого
и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет на пять
и была совершенно счастлива.
А он
все молчал
и только улыбался.
Все чувствовали, что жених
только старается быть вежливым
и что его совсем не интересуют девичьи шутки
и забавы.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом.
И тут он умел себя поставить
и просто
и солидно: старикам — уважение, а с другими на равной ноге.
Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого дня
и мог говорить
только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание
и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Веселилась
и радовалась одна невеста, Серафима Харитоновна. Очень уж по сердцу пришелся ей молодой жених,
и она видела
только его одного. Скорее бы
только все кончилось… С нею он был сдержанно-ласков, точно боялся проявить свою жениховскую любовь.
Только раз Галактион Михеич сказал невесте...
Другие называли Огибенина просто «Еграшкой модником». Анфуса Гавриловна была взята из огибенинского дома, хотя
и состояла в нем на положении племянницы. Поэтому на малыгинскую свадьбу Огибенин явился с большим апломбом, как один из ближайших родственников. Он относился ко
всем свысока, как к дикарям,
и чувствовал себя на одной ноге
только с Евлампией Харитоновной.
— Зачем? — удивился Штофф. — О, батенька, здесь можно сделать большие дела!.. Да, очень большие! Важно поймать момент…
Все дело в этом. Край благодатный,
и кто пользуется его богатствами? Смешно сказать… Вы посмотрите на них: никто дальше насиженного мелкого плутовства не пошел, или скромно орудует на родительские капиталы, тоже нажитые плутовством. О, здесь можно развернуться!..
Только нужно людей, надежных людей. Моя
вся беда в том, что я русский немец… да!
Последними уже к большому столу явились два новых гостя. Один был известный поляк из ссыльных, Май-Стабровский, а другой — розовый, улыбавшийся красавец, еврей Ечкин. Оба они были из дальних сибиряков
и оба попали на свадьбу проездом, как знакомые Полуянова. Стабровский, средних лет господин, держал себя с большим достоинством. Ечкин поразил
всех своими бриллиантами, которые у него горели везде, где
только можно было их посадить.
Но Полуянов
всех успокоил. Он знал обоих еще по своей службе в Томске, где пировал на свадьбе Май-Стабровского. Эта свадьба едва не закончилась катастрофой. Когда молодых после венца усадили в коляску, лошади чего-то испугались
и понесли. Плохо пришлось бы молодым, если бы не выручил Полуянов: он бросился к взбесившимся лошадям
и остановил их на
всем скаку, причем у него пострадал
только казенный мундир.
— Это, голубчик, гениальнейший человек,
и другого такого нет, не было
и не будет. Да… Положим, он сейчас ничего не имеет
и бриллианты поддельные, но я отдал бы ему
все, что имею. Стабровский тоже хорош,
только это уж другое: тех же щей, да пожиже клей. Они там, в Сибири, большие дела обделывали.
Кончилось тем, что начал метать Огибенин
и в несколько талий проиграл не
только все, что выиграл раньше, но
и все деньги, какие были при нем,
и деньги Шахмы.
Утром Галактион вставал в четыре часа, уезжал на работу
и возвращался домой
только вечером, когда стемнеет. Эта энергия приводила
всех в невольное смущение. В Суслоне не привыкли к такой работе.
— Деньги — весьма сомнительный
и даже опасный предмет, — мягко не уступал поп Макар. — Во-первых, деньги тоже к рукам идут, а во-вторых, в них сокрыт великий соблазн. На что мужику деньги, когда у него
все свое есть:
и домишко,
и землица,
и скотинка,
и всякое хозяйственное обзаведение?
Только и надо деньги, что на подати.
Впрочем, Галактион упорно отгонял от себя
все эти мысли. Так, глупость молодая,
и больше ничего. Стерпится — слюбится. Иногда Серафима пробовала с ним заговаривать о серьезных делах,
и он видел
только одно, что она ровно ничего не понимает. Старается подладиться к нему
и не умеет.
— Как же ты мог любить, когда совсем не знал меня? Да я тебе
и не нравилась. Тебе больше нравилась Харитина. Не отпирайся, пожалуйста, я
все видела, а
только мне было тогда почти
все равно. Очень уж надоело в девицах сидеть. Тоска какая-то,
все не мило. Я даже злая сделалась,
и мамаша плакала от меня. А теперь я
всех люблю.
Веселье продолжалось целых три дня, так что Полуянов тоже перестал узнавать гостей
и всех спрашивал, по какому делу вызваны. Он очувствовался
только тогда, когда его свозили в Суслон
и выпарили в бане. Михей Зотыч, по обыкновению, незаметно исчез из дому
и скрывался неизвестно где.
Больше
всего доставлял хлопот дорогой тестюшка, с которым никто не мог управиться, кроме Галактиона. Старших дочерей он совсем не признавал, да
и любимицу Харитину тоже. Раз ночью с ним сделалось совсем дурно. Стерегший гостя Вахрушка
только махал руками.
Она опять обняла его
и целовала, вернее — душила своими поцелуями, лицо, шею, даже руки целовала. Галактион чувствовал
только, как у него
вся комната завертелась перед глазами, а эти золотые волосы щекотали ему лицо
и шею.
Припоминая подробности вчерашней сцены, Галактион отчетливо знал
только одно, именно, что он растерялся, как мальчишка,
и все время держал себя дураком.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова
только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести
и даже не приехал на свадьбу, а послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету,
и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть
все смотрят
и завидуют, как молодая исправница катается.
Винокуренный завод Стабровского находился
всего в двадцати верстах от Суслона,
и это сразу придало совершенно другое значение новому хлебному рынку. Для этого завода ежегодно имелось в виду скупать до миллиона пудов ржи, а это что-нибудь значило. Старик Колобов
только ахнул, когда услышал про новую затею.
Штофф
только улыбнулся. Он никогда не оскорблялся
и славился своим хладнокровием. Его еще никто не мог вывести из себя, хотя случаев для этого было достаточно. Михей Зотыч от
всей души возненавидел этого увертливого немца
и считал его главною причиной
всех грядущих зол.
Тот красивый подъем
всех сил, который Серафима переживала сейчас после замужества, давно миновал, сменившись нормальным существованием. Первые радости материнства тоже прошли,
и Серафима иногда испытывала приступы беспричинной скуки. Пять лет выжили в деревне. Довольно. Особенно сильно повлияла на Серафиму поездка в Заполье на свадьбу Харитины. В городе
все жили
и веселились, а в деревне
только со скуки пропадай.
— А какие там люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади…
И все дело ведется в кредит. Капитал — это вздор.
Только бы умный да надежный человек был, а денег сколько хочешь.
Все дело в обороте. У нас здесь
и капитал-то у кого есть, так
и с ним некуда деться. Переваливай его с боку на бок, как дохлую лошадь.
Все от оборота.
Серафима слушала мужа
только из вежливости. В делах она попрежнему ничего не понимала. Да
и муж как-то не умел с нею разговаривать. Вот, другое дело, приедет Карл Карлыч, тот
все умеет понятно рассказать. Он вот
и жене
все наряды покупает
и даже в шляпах знает больше толку, чем любая настоящая дама. Сестра Евлампия никакой заботы не знает с мужем, даром, что немец,
и щеголяет напропалую.
Вы
только подумайте: вот сейчас мы
все хлопочем, бьемся, бегаем за производителем
и потребителем, угождаем какому-нибудь хозяину, вообще зависим направо
и налево, а тогда другие будут от нас зависеть.
— Да очень понимаю… Делать мне нечего здесь, вот
и весь разговор. Осталось
только что в Расею крупчатку отправлять…
И это я устроил.
Серафима даже заплакала от радости
и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать в Заполье,
и эта мечта осуществилась. Она даже не спросила, почему они переезжают, как
все здесь останется, —
только бы уехать из деревни. Городская жизнь рисовалась ей в самых радужных красках.
Только на прощанье с отцом Галактион не выдержал. Он достал бумажник
и все, что в нем было, передал отцу, а затем
всю мелочь из кошелька. Михей Зотыч не поморщился
и все взял, даже пересчитал
все до копеечки.
— Что же, я
и разденусь. Хотела
только показать вам, мамаша, новый воротник. Триста рублей
всего стоит.
Было часов одиннадцать,
и Евлампия Харитоновна еще спала, чему Галактион был рад. Он не любил эту модницу больше
всех сестер. Такая противная бабенка,
и ее мог выносить
только один Штофф.
Дальше события немножко перепутались. Галактион помнил
только, что поднимался опять куда-то во второй этаж вместе с Полуяновым
и что шубы с них снимала красивая горничная, которую Полуянов пребольно щипнул. Потом их встретила красивая белокурая дама в сером шелковом платье. Кругом были
все те же люди, что
и в думе,
и Голяшкин обнимал при
всех белокурую даму
и говорил...
— Харитина, помнишь мою свадьбу? — заговорил он, не открывая глаз, — ему страстно хотелось исповедаться. — Тогда в моленной… У меня голова закружилась…
и потом
весь вечер я видел
только тебя. Это грешно… я мучился… да. А потом
все прошло… я привык к жене… дети пошли… Помнишь, как ты меня целовала тогда на мельнице?
Галактион отлично понимал
только одно, что она находится под каким-то странным влиянием своего двоюродного брата Голяшкина
и все делает по его совету.
Для Ечкина это было совсем не убедительно. Он развил широкий план нового хлебного дела, как оно ведется в Америке. Тут были
и элеватор,
и подъездные пути,
и скорый кредит,
и заграничный экспорт,
и интенсивная культура, — одним словом,
все, что уже существовало там, на Западе. Луковников слушал
и мог
только удивляться. Ему начинало казаться, что это какой-то сон
и что Ечкин просто его морочит.
—
Все видел своими глазами, — уверял Ечкин. — Да,
все это существует. Скажу больше: будет
и у нас, то есть здесь. Это
только вопрос времени.
— Ну, славяночка, будем знакомиться. Это вот моя славяночка. Ее зовут Дидей. Она считает себя очень умной
и думает, что мир сотворен специально
только для нее, а
все остальные девочки существуют на свете
только так, между прочим.
Свидетелями этой сцены были Анфуса Гавриловна, Харитон Артемьич
и Агния. Галактион чувствовал
только, как
вся кровь бросилась ему в голову
и он начинает терять самообладание. Очевидно, кто-то постарался
и насплетничал про него Серафиме. Во всяком случае, положение было не из красивых, особенно в тестевом доме. Сама Серафима показалась теперь ему такою некрасивой
и старой. Ей совсем было не к лицу сердиться. Вот Харитина, так та делалась в минуту гнева еще красивее, она даже плакала красиво.
— Хорошо, хорошо.
Все вы на одну стать, — грубо ответил Галактион. —
И цена вам
всем одна.
Только бы вырваться мне от вас.
— Извините меня, а
только от глупости, Прасковья Ивановна. Мало ли что девушки придумывают, а замуж выйдут —
все и пройдет.
Все это знали
и смотрели снисходительно, потому что прямых взяток Полуянов не брал, а
только принимал иногда «благодарности».