Неточные совпадения
Уж
не первому жениху Харитина заперла дорогу, а выдавать младшую
раньше старших
не приходится.
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин
не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда было. Семью на ноги поднимал, а меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
— Ведь вот вы все такие, — карал он гостя. — Послушать, так все у вас как по-писаному, как следует быть… Ведь вот сидим вместе, пьем чай, разговариваем, а
не съели друг друга. И дела
раньше делали… Чего же Емельяну поперек дороги вставать? Православной-то уж ходу никуда нет… Ежели уж такое дело случилось, так надо по человечеству рассудить.
Кончилось тем, что начал метать Огибенин и в несколько талий проиграл
не только все, что выиграл
раньше, но и все деньги, какие были при нем, и деньги Шахмы.
Он прикинул еще
раньше центральное положение, какое занимал Суслон в бассейне Ключевой, — со всех сторон близко, и хлеб сам придет. Было бы кому покупать. Этак, пожалуй, и Заполью плохо придется. Мысль о повороте торжка сильно волновала Михея Зотыча, потому что в этом заключалась смерть запольским толстосумам: копеечка с пуда подешевле от провоза — и конец. Вот этого-то он и
не сказал тогда старику Луковникову.
— Да вы первый. Вот возьмите хотя ваше хлебное дело: ведь оно, говоря откровенно, ушло от вас. Вы упустили удобный момент, и какой-нибудь старик Колобов отбил целый хлебный рынок. Теперь другие потянутся за ним, а Заполье будет падать, то есть ваша хлебная торговля. А все отчего? Колобов высмотрел центральное место для рынка и воспользовался этим. Постройте вы крупчатные мельницы
раньше его, и ему бы ничего
не поделать… да. Упущен был момент.
— Иначе
не можно…
Раньше я думал, что она будет только приезжать учиться вместе с Дидей, но из этого ничего
не выйдет. Конечно, мы сделаем это
не вдруг: сначала Устенька будет приходить на уроки, потом будет оставаться погостить на несколько дней, а уж потом переедет совсем.
Увлеченный своими планами, Полуянов совершенно забыл о своих родственных отношениях к Малыгиным и Булыгиным, почесал в затылке и только плюнул. Как это
раньше он
не сообразил?.. Да, бывают удивительные случаи, а все проклятое похмелье. Просто какой-то анекдот. Для восстановления сил тесть и зять напились вместе.
— Это он только сначала о Полуянове, а потом и до других доберется, — толковали купцы. — Что же это такое будет-то?
Раньше жили себе, и никому дела до нас
не было… Ну, там пожар, неурожай, холера, а от корреспондента до сих пор бог миловал. Растерзать его мало, этого самого корреспондента.
— Опять ты глуп… Раньше-то ты сам цену ставил на хлеб, а теперь будешь покупать по чужой цене. Понял теперь? Да еще сейчас вам, мелкотравчатым мельникам, повадку дают, а после-то всех в один узел завяжут… да… А ты сидишь да моргаешь… «Хорошо», говоришь. Уж на что лучше… да… Ну, да это пустяки, ежели сурьезно разобрать. Дураков учат и плакать
не велят… Похожи есть патреты. Вот как нашего брата выучат!
И
раньше муж
не любил ее по-настоящему, но жалел, и она чувствовала себя покойно.
— Перестань ты, Илья Фирсыч… Еще неизвестно, кто кого переживет, а
раньше смерти
не умирают.
Он понимал, что Стабровский готовился к настоящей и неумолимой войне с другими винокурами и что в конце концов он должен был выиграть благодаря знанию, предусмотрительности и смелости,
не останавливающейся ни перед чем. Ничего подобного
раньше не бывало, и купеческие дела велись ощупью, по старинке. Галактион понимал также и то, что винное дело — только ничтожная часть других финансовых операций и что новый банк является здесь страшною силой, как хорошая паровая машина.
Как это все легко делается: недавно еще у него ничего
не было, а сейчас уже он зарабатывал столько, что
не мог даже мечтать
раньше о подобном благополучии.
Харитина посидела еще из приличия и ушла в комнату к сестре Агнии, чего
раньше никогда
не делала.
— Что это попритчилось нашей исправнице? — удивлялась Анфуса Гавриловна. — Раньше-то Агнию и за сестру
не считала.
— А я тебя
раньше, Галактион, очень боялась, — откровенно признавалась она. — И
не то чтобы боялась по-настоящему, а так, разное в голову лезло. Давно бы следовало к тебе переехать — и всему конец.
— Самое интересное будет впереди, — объяснял Стабровский. — Мы будем бить Прохорова шаг за шагом его же пятачком, пока
не загоним совсем в угол, и тогда уже в качестве завоевателей пропишем ему условия, какие захотим.
Раньше я согласен был получить с него отступного сорок тысяч, а сейчас меньше шестидесяти
не возьму… да.
Больная привязалась к доктору и часто задерживала его своими разговорами. Чем-то таким хорошим, чистым и нетронутым веяло от этого девичьего лица, которому болезнь придала такую милую серьезность.
Раньше доктор
не замечал, какое лицо у Устеньки, а теперь удивлялся ее типичной красоте. Да, это было настоящее русское лицо, хорошее своим простым выражением и какою-то затаенною ласковою силой.
— Немного он поздно догадался, — засмеялся Галактион. — Пороху
не хватит… Если бы
раньше он это устроил, годика три назад, а теперь трудно с нами тягаться.
— Заметьте, что
раньше мы могли сойтись на более выгодных для вас условиях, — заметил Стабровский на прощанье. — А затем, я сейчас мог бы предложить вам еще более тяжелые… Но это
не в моих правилах, и я никому
не желаю зла.
— Что же вы мне
не писали
раньше? Я устроил бы все вперед.
Раньше у Диди было два припадка — один в раннем детстве, другой, когда ей было тринадцать лет, то они еще ничего
не доказывали.
Эта сцена и закончилась припадком, уже настоящим припадком настоящей эпилепсии. Теперь уже
не было места ни сомнениям, ни надеждам. Стабровский
не плакал,
не приходил в отчаяние, как это бывало с ним
раньше, а точно весь замер. Прежде всего он пригласил к себе в кабинет Устеньку и объяснил ей все.
— Я новый пароход строю, Борис Яковлич. Только
раньше осени
не поспеет. Машину делают в Перми, а остальные части собирают на заводах.
— Представьте себе, что мои компаньоны распространяют про меня… Я и разорил их и погубил дело, а все заключается только в том, что они
не выдержали характера и струсили
раньше времени.
Стабровский действительно любил Устеньку по-отцовски и сейчас невольно сравнивал ее с Дидей, сухой, выдержанной и насмешливой. У Диди
не было сердца, как уверяла мисс Дудль, и Стабровский
раньше смеялся над этою институтскою фразой, а теперь невольно должен был с ней согласиться. Взять хоть настоящий случай. Устенька прожила у них в доме почти восемь лет, сроднилась со всеми, и на прощанье у Диди
не нашлось ничего ей сказать, кроме насмешки.
— Что же вы мне
раньше ничего
не сказали? — заметил Мышников с укором делового человека. — Без Стабровского можно обойтись, и даже очень.
Выйдя от Луковникова, Галактион решительно
не знал, куда ему идти.
Раньше он предполагал завернуть к тестю, чтобы повидать детей, но сейчас он
не мог этого сделать. В нем все точно повернулось. Наконец, ему просто было совестно. Идти на квартиру ему тоже
не хотелось. Он без цели шел из улицы в улицу, пока
не остановился перед ссудною кассой Замараева. Начинало уже темнеть, и кое-где в окнах мелькали огни. Галактион позвонил, но ему отворили
не сразу. За дверью слышалось какое-то предупреждающее шушуканье.
— Ну, Галактион Михеич, ты нам всю обедню испортил, — шепотом заявил Голяшкин, запирая за собой дверь. — Ни
раньше, ни после тебя принесло. Горничной-то прямо было наказано никого
не принимать, а она увидала тебя и сбежала. Известно, дура.
В Кукарский завод скитники приехали только вечером, когда начало стемняться. Время было рассчитано
раньше. Они остановились у некоторого доброхота Василия, у которого изба стояла на самом краю завода. Старец Анфим внимательно осмотрел дымившуюся паром лошадь и только покачал головой. Ведь, кажется, скотина, тварь бессловесная, а и ту
не пожалел он, — вон как упарил, точно с возом, милая, шла.
— А вот так… Ты подумай-ка своим-то умом. Жили
раньше без денег и
не голодали, а как узнали мужички, какие-такие деньги бывают, — ну, и вышел голод. Ну, теперь-то понял?
Свободных капиталов
не было, как
раньше.
Нагибинское дело остановилось в неопределенном положении. За недостатком улик был выпущен и Полуянов. Выпущенный
раньше Лиодор несколько раз являлся к следователю с новыми показаниями, и его опять сажали в острог, пока
не оказывалось, что все это ложь. Все внимание следователя сосредоточивалось теперь именно на Лиодоре, который казался ему то психически ненормальным человеком, то отчаянным разбойником, смеявшимся над ним в глаза. В последний раз Лиодора к следователю отправил сам Харитон Артемьич.