Неточные совпадения
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении. А главное, очень уж пришелся он по
душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет
на пять и была совершенно счастлива.
Из всей этой малыгинской родни и сборных гостей Галактиону ближе всех пришелся по
душе будущий родственник, немец Штофф. Это был небольшого роста господин, немного припадавший
на левую ногу. Лицо у немца было совсем русское и даже обросло по-русски какою-то мочальною бороденкой. Знакомство состоялось как-то сразу, и будущие зятья полюбились друг другу.
Полуянов значительно оживил свадебное торжество. Он отлично пел, еще лучше плясал и вообще был везде
душой компании. Скучавшие девушки сразу ожили, и веселье полилось широкою рекой, так что стоном стон стоял.
На улице собиралась целая толпа любопытных, желавшая хоть издали послушать, как тешится Илья Фирсыч. С женихом он сейчас же перешел
на «ты» и несколько раз принимался целовать его без всякой видимой причины.
К Ечкину старик понемногу привык, даже больше — он начал уважать в нем его удивительный ум и еще более удивительную энергию. Таким людям и
на свете жить. Только в глубине
души все-таки оставалось какое-то органическое недоверие именно к «жиду», и с этим Тарас Семеныч никак не мог совладеть. Будь Ечкин кровный русак, совсем бы другое дело.
Девушка сначала долго присматривалась к детям, точно не верила чему-то, такому теплому и хорошему, так тепло и хорошо накипавшему
на ее
душе.
Галактион был бледен и смотрел
на нее остановившимися глазами, тяжело переводя дух. «Ах, какой он милый! — восхищалась Прасковья Ивановна, сама деспот в
душе. — Это какой-то тигр, а не мужчина!»
— А вы не сердитесь
на нашу деревенскую простоту, Харитина Харитоновна, потому как у нас все по
душам… А я-то так кругом обязан Ильей Фирсычем, по гроб жизни. Да и так люди не чужие… Ежели, напримерно, вам насчет денежных средств, так с нашим удовольствием. Конешно, расписочку там
на всякий случай выдадите, — это так, для порядку, а только несумлевайтесь. Весь перед вами, в там роде, как свеча горю.
— Ничего не жалейте, чтобы
задушить его, — давал Стабровский последние инструкции. — Раненный смертельно, медведь всегда бросается прямо
на охотника… да…
— Ради Христа, отпусти живую
душу на покаянье! — умолял он сторожа, тоже из отставных солдат.
— Так, так, сынок… Это точно, неволи нет. А я-то вот по уезду шатаюсь, так все вижу: которые были запасы, все
на базар свезены. Все теперь
на деньги пошло, а деньги пошли в кабак, да
на самовары, да
на ситцы, да
на трень-брень… Какая тут неволя? Бога за вас благодарят мужички… Прежде-то все свое домашнее было, а теперь все с рынка везут. Главное, хлебушко всем мешает… Ох, горе
душам нашим!
Отец и сын
на этот раз расстались мирно. Галактион даже съездил в Прорыв, чтобы повидаться с Емельяном, который не мог приехать в Суслон, потому что его Арина Матвеевна была больна, — она в отсутствие грозного тестя перебралась
на мельницу. Михей Зотыч делал вид, что ничего не знает о ее присутствии. Этот обман тяготил всех, и Галактион от
души пожалел молчавшего, по обыкновению, Емельяна.
Харитон Артемьич, как
на службу, отправлялся каждый день утром
на фабрику, чтобы всласть поругаться с Ечкиным и хоть этим отвести
душу.
— Да разве я для этого дом-то строил? — возмущался Харитон Артемьич. — Всякую пакость натащил в дом-то… Ох, горе
душам нашим!.. За чьи только грехи господь батюшка наказывает… Осрамили меня зятья
на старости лет.
Харитина видела эту сцену и, не здороваясь ни с кем, вышла
на берег и уехала с Ечкиным. Ее
душили слезы ревности. Было ясно как день, что Стабровский, когда умрет Серафима, женит Галактиона
на этой Устеньке.
В глубине
души доктор все-таки не считал себя безнадежным алкоголиком, а пил так, пока, чтобы
на время забыться.
— Нет, постойте… Вот ты, поп Макар, предал меня, и ты, Ермилыч, и ты, Тарас Семеныч, тоже… да. И я свою чашу испил до самого дна и понял, что есть такое суета сует, а вы этого не понимаете. Взгляните
на мое рубище и поймете: оно молча вопиет… У вас будет своя чаша… да. Может быть, похуже моей… Я-то уж смирился, перегорел
душой, а вы еще преисполнены гордыни… И первого я попа Макара низведу в полное ничтожество. Слышишь, поп?
— Вот, вот… Посмеялся он над нами, потому его время настало. Ох, горе
душам нашим!.. Покуда лесом ехали, по снегу, так он не смел коснуться, а как выехали
на дорогу, и начал приставать… Он теперь везде по дорогам шляется, — самое любезное для него дело.
— Тятенька любезный, все мы под богом ходим и дадим ответ
на страшном пришествии, а вам действительно пора бы насчет
души соображать. Другие-то старички вон каждодневно, например, в церковь, а вы, прямо сказать, только сквернословите.
Сбитый с позиции Михей Зотыч повернул
на излюбленную скитскую тему о царствующем антихристе, который уловляет прельщенные
души любезных своих слуг гладом, но Вахрушка и тут нашелся.
Неточные совпадения
Голос Земляники. Отпустите, господа, хоть
душу на покаяние — совсем прижали!
Колода есть дубовая // У моего двора, // Лежит давно: из младости // Колю
на ней дрова, // Так та не столь изранена, // Как господин служивенькой. // Взгляните: в чем
душа!
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! //
На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч
душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
Довольно демон ярости // Летал с мечом карающим // Над русскою землей. // Довольно рабство тяжкое // Одни пути лукавые // Открытыми, влекущими // Держало
на Руси! // Над Русью оживающей // Святая песня слышится, // То ангел милосердия, // Незримо пролетающий // Над нею,
души сильные // Зовет
на честный путь.
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с
души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.