Неточные совпадения
На ногах
были надеты шерстяные бабьи чулки и
сибирские коты.
Описываемая сцена происходила на улице, у крыльца суслонского волостного правления. Летний вечер
был на исходе, и возвращавшийся с покосов народ не останавливался около волости: наработавшиеся за день рады
были месту. Старика окружили только те мужики, которые привели его с покоса, да несколько других, страдавших неизлечимым любопытством. Село
было громадное, дворов в пятьсот, как все
сибирские села, но в страду оно безлюдело.
Ряды изб, по
сибирскому обычаю, выходили к реке не лицом, а огородами, что имело хозяйственное значение: скотину
поить ближе, а бабам за водой ходить.
Остальные дворяне
были тоже сомнительного свойства, больше из
сибирских выходцев — семинаристы, дослужившиеся до Владимира, отставные казачьи офицеры и потомки каких-то мифических
сибирских князцев.
Церквей
было не особенно много — зеленый собор в честь
сибирского святого Прокопия, память которого празднуется всею Сибирью 8 июля, затем еще три церкви, и только.
Быстрою
сибирскою ездой шестьдесят верст сделали в пять часов: выехали пораньше утром, а к десяти часам
были уже на месте.
Первым объявился на Урале дедушка Колобок; он
был из
сибирских беглых.
Это
был плечистый, среднего роста мужчина, с каким-то дубленым загаром энергичного лица, — он выбился в исправники из знаменитых
сибирских фельдъегерей.
— А как вы думаете относительно
сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня
есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
— Ну, я скажу тебе, голубчик, по секрету, ты далеко пойдешь… Очень далеко. Теперь ваше время… да. Только помни старого
сибирского волка, исправника Полуянова: такова бывает превратность судьбы.
Был человек — и нет человека.
В зале делалось душно, особенно когда зажгли лампы. Свидетелям не
было конца. Все самые тайные подвиги Полуянова выплывали на свет божий. Свидетельствовала крестьяне, мещане, мелкие и крупные купцы, какие-то бабы-торговки, — все это
были данники Полуянова, привыкшие ему платить из года в год. Страница за страницей развертывалась картина бесконечного
сибирского хищения. Многое Полуянов сам забыл и с удивлением говорил...
У них
были какие-то многолетние
сибирские счеты, которые в таких случаях являлись для Ечкина холодною водой, отрезвлявшею его самое законное негодование, как
было и в данном случае.
Прохоров добился аудиенции у Стабровского только через три дня. К удивлению, он
был принят самым любезным образом, так что даже немного смутился. Старый
сибирский волк не привык к такому обращению. Результатом этого совещания
было состоявшееся, наконец, соглашение: Стабровский закрывал свой завод, а Прохоров ежегодно выплачивал ему отступного семьдесят тысяч.
— В половодье-то я из Заполья вашу крупчатку повезу в Сибирь, папаша, а осенью
сибирскую пшеницу сюда
буду поставлять. Работы не оберешься.
— Ах, уж эта мне
сибирская работа! — возмущался он, разглядывая каждую щель. — Не умеют сделать заклепку как следует… Разве это машина? Она у вас
будет хрипеть, как удавленник, стучать, ломаться… Тьфу! Посадка велика, ход тяжелый, на поворотах
будет сваливать на один бок, против речной струи поползет черепахой, — одним словом, горе луковое.
Из «мест не столь отдаленных» Полуянов шел целый месяц, обносился, устал, изнемог и все-таки
был счастлив. Дорогой ему приходилось питаться чуть не подаянием. Хорошо, что Сибирь — золотое дно, и «странного» человека везде накормят жальливые
сибирские бабы. Впрочем, Полуянов не оставался без работы: писал по кабакам прошения, солдаткам письма и вообще представлял своею особой походную канцелярию.
— Борис Яковлевич… Ведь это что же такое, а? Это… это… Вам бы по-настоящему
сибирским исправником
быть!
Из станиц Михей Зотыч повернул прямо на Ключевую, где уже не
был три года. Хорошего и тут мало
было. Народ совсем выбился из всякой силы. Около десяти лет уже выпадали недороды, но покрывались то степным хлебом, то
сибирским. Своих запасов уже давно не
было, и хозяйственное равновесие нарушилось в корне. И тут пшеничники плохо пахали, не хотели удобрять землю и везли на рынок последнее. Всякий рассчитывал перекрыться урожаем, а земля точно затворилась.
Так как нужно
было что-нибудь говорить, все толковали о дешевом
сибирском хлебе.
Недоразумение выходило все из-за того же дешевого
сибирского хлеба. Компаньоны рассчитывали сообща закупить партию, перевести ее по вешней воде прямо в Заполье и поставить свою цену. Теперь благодаря пароходству хлебный рынок окончательно
был в их руках. Положим, что наличных средств для такой громадной операции у них не
было, но ведь можно
было покредитоваться в своем банке. Дело
было вернее смерти и обещало страшные барыши.
— Представьте себе, Устенька, — продолжал старик. — Ведь Галактион получил везде подряды на доставку дешевого
сибирского хлеба. Другими словами, он получит сам около четырехсот процентов на затраченный капитал. И еще благодетелем
будет считать себя. О, если бы не мая болезнь, — сейчас же полетел бы в Сибирь и привез бы хлеб на плотах!
Именно это и понимал Стабровский, понимал в ней ту энергичную
сибирскую женщину, которая не удовлетворится одними словами, которая для дела пожертвует всем и
будет своему мужу настоящим другом и помощником. Тут
была своя поэзия, — поэзия силы, широкого размаха энергии и неудержимого стремления вперед.
А ты
поешь дорогого-то
сибирского хлебца, поголодуй, поплачь, повытряси дурь-то, которая накопилась в тебе, и сойдет все, как короста в бане.
Пароход приближался. Можно уже
было рассмотреть и черную трубу, выкидывавшую черную струю дыма, и разгребавшие воду красные колеса, и три барки, тащившиеся на буксире.
Сибирский хлеб на громадных баржах доходил только до Городища, а здесь его перегружали на небольшие барки. Михея Зотыча беспокоила мысль о том, едет ли на пароходе сам Галактион, что
было всего важнее. Он снял даже сапоги, засучил штаны и забрел по колена в воду.
— Нет, не сошел и имею документ, что вы знали все и знали, какие деньги брали от Натальи Осиповны, чтобы сделать закупку дешевого
сибирского хлеба. Ведь знали… У меня
есть ваше письмо к Наталье Осиповне. И теперь, представьте себе, являюсь я, например, к прокурору, и все как на ладони. Вместе и в остроге
будем сидеть, а Харитина
будет по два калачика приносить, — один мужу, другой любовнику.
Неточные совпадения
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный
был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя
сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Гости,
выпивши по рюмке водки темного оливкового цвета, какой бывает только на
сибирских прозрачных камнях, из которых режут на Руси печати, приступили со всех сторон с вилками к столу и стали обнаруживать, как говорится, каждый свой характер и склонности, налегая кто на икру, кто на семгу, кто на сыр.
Первый (как узнал я после)
был беглый капрал Белобородов; второй — Афанасий Соколов (прозванный Хлопушей), ссыльный преступник, три раза бежавший из
сибирских рудников.
Но Пугачев не
был пойман. Он явился на
сибирских заводах, собрал там новые шайки и опять начал злодействовать. Слух о его успехах снова распространился. Мы узнали о разорении
сибирских крепостей. Вскоре весть о взятии Казани и о походе самозванца на Москву встревожила начальников войск, беспечно дремавших в надежде на бессилие презренного бунтовщика. Зурин получил повеление переправиться через Волгу.
Это она сказала на
Сибирской пристани, где муравьиные вереницы широкоплечих грузчиков опустошали трюмы барж и пароходов, складывали на берегу высокие горы хлопка, кож, сушеной рыбы, штучного железа, мешков риса, изюма, катили бочки цемента, селедок, вина, керосина, машинных масл. Тут шум работы
был еще более разнообразен и оглушителен, но преобладал над ним все-таки командующий голос человека.