Неточные совпадения
На лестнице, ухватившись
одною рукой за потолочину, а другою за балясник перил, стояла девочка лет семи, в розовом ситцевом платьице, и улыбающимися, большим серыми
глазами смотрела на него, Егора.
Давно небритое лицо обросло седою щетиной, потухшие темные
глаза смотрели неподвижно в
одну точку, и вся фигура имела такой убитый, подавленный вид, точно старик что-то забыл и не мог припомнить.
Великая и единственная минута во всей русской истории свершилась… Освобожденный народ стоял на коленях. Многие плакали навзрыд. По загорелым старым мужицким лицам катились крупные слезы, плакал батюшка о. Сергей, когда начали прикладываться ко кресту, а Мухин закрыл лицо платком и ничего больше не видел и не слышал. Груздев старался спрятать свое покрасневшее от слез лицо, и только
один Палач сурово смотрел на взволнованную и подавленную величием совершившегося толпу своими красивыми темными
глазами.
К старикам протолкался приземистый хохол Терешка, старший сын Дороха. Он был в кумачной красной рубахе; новенький чекмень, накинутый на
одно плечо, тащился полой по земле. Смуглое лицо с русою бородкой и карими
глазами было бы красиво, если бы его не портил открытый пьяный рот.
В кабаке стоял дым коромыслом. Из дверей к стойке едва можно было пробиться.
Одна сальная свечка, стоявшая у выручки, едва освещала небольшое пространство, где действовала Рачителиха. Ей помогал красивый двенадцатилетний мальчик с большими темными
глазами. Он с снисходительною важностью принимал деньги, пересчитывал и прятал под стойку в стоявшую там деревянную «шкатунку».
Этот шум обратил на себя внимание литухов, которые тоже бегали в кабак ловить Окулка и теперь сбились в
одну кучку в воротах доменного корпуса. Они помирали со смеху над Самоварником, и только
один Сидор Карпыч был невозмутим и попрежнему смотрел на красный
глаз печи.
Комната Нюрочки помещалась рядом с столовой. В ней стояли две кровати,
одна Нюрочкина, другая — Катри. Девочка, совсем раздетая, лежала в своей постели и показалась Петру Елисеичу такою худенькой и слабой. Лихорадочный румянец разошелся по ее тонкому лицу пятнами,
глаза казались темнее обыкновенного. Маленькие ручки были холодны, как лед.
С Никитичем действительно торопливо семенила ножками маленькая девочка с большими серыми
глазами и серьезным не по летам личиком. Когда она уставала, Никитич вскидывал ее на
одну руку и шел с своею живою ношей как ни в чем не бывало. Эта Оленка очень заинтересовала Нюрочку, и девочка долго оглядывалась назад, пока Никитич не остался за поворотом дороги.
Наступила тяжелая минута общего молчания. Всем было неловко. Казачок Тишка стоял у стены, опустив
глаза, и только побелевшие губы у него тряслись от страха: ловко скрутил Кирилл Самойлу Евтихыча…
Один Илюшка посматривал на всех с скрытою во взгляде улыбкой: он был чужой здесь и понимал только
одну смешную сторону в унижении Груздева. Заболотский инок посмотрел кругом удивленными
глазами, расслабленно опустился на свое место и, закрыв лицо руками, заплакал с какими-то детскими всхлипываниями.
Ее красивое, точно восковое лицо смотрело на всех с печальною строгостью, а темные
глаза задумчиво останавливались на какой-нибудь
одной точке.
Она по десяти раз прочитывала
одно и то же место, закрывала
глаза и старалась повторить его из слова в слово наизусть.
— Ихнее дело, матушка, Анфиса Егоровна, — кротко ответила Таисья, опуская
глаза. — Не нам судить ихние скитские дела… Да и деваться Аграфене некуда, а там все-таки исправу примет. За свой грех-то муку получать… И сама бы я ее свезла, да никак обернуться нельзя: первое дело, брательники на меня накинутся, а второе — ущитить надо снох ихних. Как даве принялись их полоскать —
одна страсть… Не знаю, застану их живыми аль нет. Бабенок-то тоже надо пожалеть…
Нюрочке делалось совестно за свое любопытство, и она скрывалась, хотя ее так и тянуло в кухню, к живым людям. Петр Елисеич половину дня проводил на фабрике, и Нюрочка ужасно скучала в это время, потому что оставалась в доме
одна, с
глазу на
глаз все с тою же Катрей. Сидор Карпыч окончательно переселился в сарайную, а его комнату временно занимала Катря. Веселая хохлушка тоже заметно изменилась, и Нюрочка несколько раз заставала ее в слезах.
— Это ты верно… — рассеянно соглашался Груздев. — Делами-то своими я уж очень раскидался: и кабаки, и лавки с красным товаром, и караван, и торговля хлебом.
Одних приказчиков да целовальников больше двадцати человек, а за каждым нужен
глаз… Наше дело тоже аховое: не кормя, не поя, ворога не наживешь.
Галдевшая у печей толпа поденщиц была занята своим делом.
Одни носили сырые дрова в печь и складывали их там, другие разгружали из печей уже высохшие дрова. Работа кипела, и слышался только треск летевших дождем поленьев. Солдатка Аннушка работала вместе с сестрой Феклистой и Наташкой. Эта Феклиста была еще худенькая, несложившаяся девушка с бойкими
глазами. Она за несколько дней работы исцарапала себе все руки и едва двигалась: ломило спину и тело. Сырые дрова были такие тяжелые, точно камни.
— Ты чего это, милая, мужикам-то на шею лезешь? — кричала она, размахивая своими короткими руками. —
Один грех избыла, захотелось другого… В кои-то веки нос показала из лесу и сейчас в сани к Кириллу залезла. Своем
глазам видела… Стыдобушка головушке!
Пока мать Енафа началила, Аглаида стояла, опустив
глаза. Она не проронила ни
одного слова в свое оправдание, потому что мать Енафа просто хотела сорвать расходившееся сердце на ее безответной голове. Поругается и перестанет. У Аглаиды совсем не то было на уме, что подозревала мать Енафа, обличая ее в шашнях с Кириллом. Притом Енафа любила ее больше своих дочерей, и если бранила, то уж такая у ней была привычка.
А Макар стоял на
одном месте и широко раскрытыми
глазами смотрел на черноризицу Аглаиду: он узнал голос Аграфены.
Вася был отправлен сейчас же к матери в Мурмос, а Груздев занялся караваном с своею обычною энергией. Во время сплава он иногда целую неделю «ходил с теми же
глазами», то есть совсем не спал, а теперь ему приходилось наверстывать пропущенное время. Нужно было повернуть дело дня в два. Нанятые для сплава рабочие роптали, ссылаясь на отваливший заводский караван. Задержка у Груздева вышла в
одной коломенке, которую при спуске на воду «избочило», — надо было ее поправлять, чтобы получилась правильная осадка.
— Ладно, бесстыжие
глаза, разговаривай!.. Всем-то вам на фабрике
одна цена…
У мастерицы Таисьи быстро созрел план, каким образом уговорить Петра Елисеича. С нею
одной он не отпустил бы Нюрочку на богомолье, а с Парасковьей Ивановной отпустит. Можно проехать сначала в Мурмос, а там озером и тропами. Парасковья Ивановна долго не соглашалась, пока Таисья не уломала ее со слезами на
глазах. Старушка сама отправилась на рудник, и Петр Елисеич, к удивлению, согласился с первого слова.
Нюрочка бросилась Парасковье Ивановне на шею и целовала ее со слезами на
глазах.
Один Ефим Андреич был недоволен, когда узнал о готовившейся экспедиции. Ему еще не случалось оставаться
одному. А вдруг что-нибудь случится с Парасковьей Ивановной? И все это придумала проклятая Таисья, чтобы ей ни дна ни покрышки… У ней там свои дела с скитскими старцами и старицами, а зачем Парасковью Ивановну с Нюрочкой волокет за собой? Ох, неладно удумала святая душа на костылях!
Страха во мне не было, а
одна дерзость: мало своих-то баб, — нет, да дай обесчещу у всех на
глазах честную мужнюю жену.
Это слово точно придавило Макара, и он бессильно опустился на лавку около стола. Да, он теперь только разглядел спавшего на лавке маленького духовного брата, — ребенок спал, укрытый заячьей шубкой. У Макара заходили в
глазах красные круги, точно его ударили обухом по голове. Авгарь, воспользовавшись этим моментом, выскользнула из избы, но Макар даже не пошевелился на лавке и смотрел на спавшего ребенка,
один вид которого повернул всю его душу.
Аристашка оцепенел, как дупель, над которым охотничья собака сделала стойку. Он заметил всего
одно: новый главный управляющий был кос на левый
глаз, тогда как он, Аристашка, имел косой правый
глаз. Управляющий бойко взбежал во второй этаж, осмотрел все комнаты и коротко приказал оставить себе всего две — кабинет и приемную, а остальные затворить.
Аристашка только замычал, с удивлением разглядывая новое начальство. Это был небольшого роста господин, неопределенных лет, с солдатскою физиономией; тусклый
глаз неопределенного цвета суетливо ерзал по сторонам. Дорожный костюм был сменен горно-инженерским мундиром. Все движения отличались порывистостью. В общем ничего запугивающего, как у крепостных управляющих, вроде Луки Назарыча, умевших наводить панику
одним своим видом.
Потом он что-то такое спросил ее, вероятно невпопад, потому что она посмотрела на него удивленными
глазами. Что она ответила, он не понимал, а только видел, как она вышла из комнаты грациозною походкой, как те редкие сновидения, какие заставляют молодеть. Голиковский сидел несколько времени
один и старался припомнить, зачем он приехал сюда и как вообще очутился в этой комнате. Из раздумья вывел его Петр Елисеич, за которым уже успели послать на фабрику.
Доктор задумался и даже немного покраснел, проверяя самого себя. Да, самое лучшее будет ему не возвращаться в Ключевской завод, как говорит Парасковья Ивановна. Нюрочка ему нравилась, как редкий экземпляр — не больше, а она могла взглянуть на него другими
глазами. Да и момент-то выдался такой, что она пойдет на каждое ласковое слово, на каждый участливый взгляд. Он не подумал об этом, потому что думал только об
одном себе.