На звон колокольчиков выбежал Вася, пропадавший по целым дням на
голубятне, а Матюшка Гущин, как медведь, навьючил на себя все, что было в экипаже, и потащил в горницы.
Он с пристрастным чувством, пробужденным старыми, почти детскими воспоминаниями, смотрел на эту кучу разнохарактерных домов, домиков, лачужек, сбившихся в кучу или разбросанных по высотам и по ямам, ползущих по окраинам оврага, спустившихся на дно его, домиков с балконами, с маркизами, с бельведерами, с пристройками, надстройками, с венецианскими окошками или едва заметными щелями вместо окон, с
голубятнями, скворечниками, с пустыми, заросшими травой, дворами.
В конюшню зашел — лошадок навестил, на скотном дворе поглядел на коровушек, в овчарню завернул, в свиной хлев, в птичник, даже слазил на
голубятню и любимых турманов маленько погонял.
[Я рассказал в «Записках ружейного охотника» о невероятной жадности и смелости ласки, подымающейся с тетеревом на воздух и умерщвляющей зайца в снежной норе] Хорек, забравшись в курятник, или утиный хлев, или в
голубятню, никогда не удовольствуется одною жертвою, а всегда задушит несколько кур, уток или голубей.