Неточные совпадения
— Я ничего не
требую от тебя… Понимаешь — ничего! — говорила она Привалову. — Любишь — хорошо, разлюбишь — не буду плакать… Впрочем, часто у меня является желание задушить тебя, чтобы ты не доставался другой женщине. Иногда мне хочется, чтобы ты обманывал меня, даже бил… Мне мало твоих ласк и поцелуев, понимаешь? Ведь
русскую бабу нужно бить, чтобы она была вполне счастлива!..
Неточные совпадения
— Совершенно правильно, — отвечал он и, желая смутить, запугать ее, говорил тоном философа, привыкшего мыслить безжалостно. — Гуманизм и борьба — понятия взаимно исключающие друг друга. Вполне правильное представление о классовой борьбе имели только Разин и Пугачев, творцы «безжалостного и беспощадного
русского бунта». Из наших интеллигентов только один Нечаев понимал, чего
требует революция от человека.
Был один из тех сказочных вечеров, когда
русская зима с покоряющей, вельможной щедростью развертывает все свои холодные красоты. Иней на деревьях сверкал розоватым хрусталем, снег искрился радужной пылью самоцветов, за лиловыми лысинами речки, оголенной ветром, на лугах лежал пышный парчовый покров, а над ним — синяя тишина, которую, казалось, ничто и никогда не поколеблет. Эта чуткая тишина обнимала все видимое, как бы ожидая, даже
требуя, чтоб сказано было нечто особенно значительное.
А здесь — в этом молодом крае, где все меры и действия правительства клонятся к тому, чтобы с огромным
русским семейством слить горсть иноплеменных детей, диких младенцев человечества, для которых пока правильный, систематический труд — мучительная, лишняя новизна, которые
требуют осторожного и постепенного воспитания, — здесь вино погубило бы эту горсть, как оно погубило диких в Америке.
Самые правые
русские славянофилы и самые левые
русские народники (к ним за редкими исключениями нужно причислить по душевному складу и
русских социал-демократов, непохожих на своих западных товарищей) одинаково восстают против «отвлеченной мысли» и
требуют мысли нравственной и спасающей, имеющей существенное практическое применение к жизни.
Огромная, превратившаяся в самодовлеющую силу
русская государственность боялась самодеятельности и активности
русского человека, она слагала с
русского человека бремя ответственности за судьбу России и возлагала на него службу,
требовала от него смирения.