Неточные совпадения
Надежда Васильевна, старшая дочь Бахаревых, была высокая симпатичная
девушка лет двадцати. Ее, пожалуй, можно было назвать красивой, но на Маргариту она уже совсем не походила. Сравнение Хионии Алексеевны вызвало на ее полном лице спокойную улыбку, но темно-серые глаза, опушенные густыми черными ресницами, смотрели из-под тонких бровей серьезно и задумчиво. Она откинула
рукой пряди светло-русых гладко зачесанных волос, которые выбились у нее из-под летней соломенной шляпы, и спокойно проговорила...
Глухонемая бросилась к
девушке и принялась ее душить в своих могучих объятиях, покрывая безумными поцелуями и слезами ее лицо, шею,
руки.
Мазурка кончилась сама собой, когда той молоденькой
девушке, которую видел давеча Привалов на лестнице, сделалось дурно. Ее под
руки увели в дамскую уборную. Агриппина Филипьевна прошла вся красная, как морковь, с растрепавшимися на затылке волосами. У бедной Ани Поярковой оборвали трен, так что дамы должны были образовать вокруг нее живую стену и только уже под этим прикрытием увели сконфуженную
девушку в уборную.
— Я устала… — слабым голосом прошептала
девушка, подавая Лоскутову свою
руку. — Ведите меня в мою комнату… Вот сейчас направо, через голубую гостиную. Если бы вы знали, как я устала.
«Моисей» показал на проходившую под
руку с каким-то инженером среднего роста
девушку с голубыми глазами и прекрасными золотистыми волосами, точно шелковой рамкой окаймлявшими ее бойкое матовое лицо, с легкими веснушками около носа. Она слегка покачивалась на высоких каблуках.
Девушка не могла даже заниматься по-прежнему, и раскрытая книга оставалась недочитанной, начатая работа валилась из
рук.
— Меня никто не обманывал… — прошептала
девушка, закрывая лицо
руками; сквозь белые пальцы закапали крупные капли слез.
— Да, да… — с живостью подтвердила
девушка слова доктора. — И не одной мельницей, а вообще всем вашим предприятием, о котором, к сожалению, я узнала только из третьих
рук.
Слабое движение
руки, жалко опустившейся на одеяло, было ответом, да глаза раскрылись шире, и в них мелькнуло сознание живого человека. Привалов посидел около больного с четверть часа; доктор сделал знак, что продолжение этого безмолвного визита может утомить больного, и все осторожно вышли из комнаты. Когда Привалов начал прощаться,
девушка проговорила...
— А мы приехали со специальной целью мешать вам, — смеялась
девушка, грациозно перекидывая шлейф своей амазонки через левую
руку. — Вы нам покажете все свои подвиги…
Через минуту в кош вошел Половодов. Он с минуту стоял в дверях, отыскивая глазами сидевшую неподвижно
девушку, потом подошел к ней, молча поцеловал бледную
руку и молча поставил перед ней на маленькую скамеечку большое яйцо из голубого атласа на серебряных ножках.
Девушка тихо вскрикнула от удивления и молча пожала
руку Половодова, этого старого неизменного друга, который был всегда одинаков с нею.
Девушка села на облучок, забрала в
руки вожжи, и кошевая полетела за город.
На этот раз ему удалось добраться почти к
руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной крыши к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Фенечка вскочила со стула, на котором она уселась со своим ребенком, и, передав его на
руки девушки, которая тотчас же вынесла его вон из комнаты, торопливо поправила свою косынку.
Как-то вечером, когда в окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла окон, вздрагивая от ударов грома, ныли, звенели, Клим, настроенный лирически, поцеловал
руку девушки. Она отнеслась к этому жесту спокойно, как будто и не ощутила его, но, когда Клим попробовал поцеловать еще раз, она тихонько отняла руку свою.
Неточные совпадения
Девушка взяла мешок и собачку, дворецкий и артельщик другие мешки. Вронский взял под
руку мать; но когда они уже выходили из вагона, вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо. Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке. Очевидно, что-то случилось необыкновенное. Народ от поезда бежал назад.
— Не говори, не говори, не говори!—закричал Левин, схватив его обеими
руками за воротник его шубы и запахивая его. «Она славная
девушка» были такие простые, низменные слова, столь несоответственные его чувству.
В карете дремала в углу старушка, а у окна, видимо только что проснувшись, сидела молодая
девушка, держась обеими
руками за ленточки белого чепчика. Светлая и задумчивая, вся исполненная изящной и сложной внутренней, чуждой Левину жизни, она смотрела через него на зарю восхода.
Перед ним стояла не одна губернаторша: она держала под
руку молоденькую шестнадцатилетнюю
девушку, свеженькую блондинку с тоненькими и стройными чертами лица, с остреньким подбородком, с очаровательно круглившимся овалом лица, какое художник взял бы в образец для Мадонны и какое только редким случаем попадается на Руси, где любит все оказаться в широком размере, всё что ни есть: и горы и леса и степи, и лица и губы и ноги; ту самую блондинку, которую он встретил на дороге, ехавши от Ноздрева, когда, по глупости кучеров или лошадей, их экипажи так странно столкнулись, перепутавшись упряжью, и дядя Митяй с дядею Миняем взялись распутывать дело.
И вот ввели в семью чужую… // Да ты не слушаешь меня…» — // «Ах, няня, няня, я тоскую, // Мне тошно, милая моя: // Я плакать, я рыдать готова!..» — // «Дитя мое, ты нездорова; // Господь помилуй и спаси! // Чего ты хочешь, попроси… // Дай окроплю святой водою, // Ты вся горишь…» — «Я не больна: // Я… знаешь, няня… влюблена». // «Дитя мое, Господь с тобою!» — // И няня
девушку с мольбой // Крестила дряхлою
рукой.