Неточные совпадения
— Без них знаю, что пора. Никита, ты покедава поковыряй здесь, а
как я доведу золото, паужинать будем. Вот
барину охота поглядеть,
как мужики золото добывают. Ну,
барин, пойдем к грохоту, старый Заяц все тебе покажет,
как на ладонке.
— Здоровый…
Какое уж мое здоровье,
барин! Был когда-то Заяц, а теперь одна шкурка осталась… Да. Вот где моя погибель сидит! — проговорил старик, указывая на свои ноги: — тут Зайцу и конец. Ну, куда он без ног-то,
барин?
— Я тебе вот что скажу,
барин:
как теперь станет весна али осень, вода будет ледяная — шабаш!
Как поробил твой Заяц в выработке, пришел в балаган да лег, а встать и невмоготу. Другой раз недели с две Заяц без работы лежит, потому ноги,
как деревянные.
— Прежде,
как за
барином жили, — рассуждал старый Заяц, — бывало,
как погонят мужиков на прииски, так бабы,
как коровы ревели…
Однажды после обеда, когда я с книгой в руках лежал в своем уголке, послышался грохот подъехавшего к конторе экипажа. Не успел я подняться навстречу подъехавшим гостям,
как в дверях показался небольшого роста
господин в черной фрачной паре, смятой сорочке, без галстуха и с фуражкой на затылке.
Федя вместо ответа разостлал на постели Бучинского потертый персидский ковер и положил дорожную кожаную подушку: Карнаухов нетвердой походкой перебрался до приготовленной постели и,
как был, комом повалился взъерошенной головой в подушку. Федя осторожно накрыл
барина пестрым байковым одеялом и на цыпочках вышел из комнаты; когда дверь за ним затворилась, Карнаухов выглянул из-под одеяла и с пьяной гримасой, подмигивая, проговорил...
Не дожидаясь ответа, Карнаухов боязливо посмотрел на входную дверь и с поспешностью нашалившего школьника нырнул под свое одеяло. Такой маневр оказался нелишним, потому что дверь в контору приотворилась и в ней показалась усатая голова Феди. Убедившись, что
барин спит, голова скрылась: Карнаухов действительно уже спал,
как зарезанный.
— Да уж так-с… Конечно,
барин не занимается приисками, а барыня, Миронея Кононовна, по своему женскому малодушию, ничего даже не понимают. Правду нужно говорить, сударь… Так Фомка-то всем и верховодит: половину барыне, а половину себе. Ей-богу!.. Обошел, пес, барыню, и знать ничего не хочет. А дело не чисто… Я вам говорю. Слышали про Синицына-то, что даве
барин говорил? Все
как есть одна истинная правда: вместе с Фомкой воруют.
— Я-то?.. Да считать, так все тридцать лет насчитаешь. Да-с. Глупость была… По первоначалу-то я, значит, промышлял в Москве. Эх, Москва-матушка! Было пожито, было погуляно — всячины было! Половым я жил в трактире, а
барину своему оброк высылал. А надо вам сказать, что смолоду силища во мне была невероятная… Она меня и в Сибирь завела. Да. Видите ли,
как это самое дело вышло. Вы слыхали про купца Неуеденова?
Порты да рубаха — и вся тут церемония, а
как они настоящими
господами ворочают…
—
Какой вкус… что вы,
господа! — отмахивался Бучинский обеими руками, делая кислую гримасу. — Не самому же мне стряпать?.. Какая-нибудь простая деревенская баба… пхэ!.. Просто взял из жалости, бабе деваться некуда было.
— Где социалист?
Какой социалист? — спрашивал Карнаухов, появляясь в дверях. Заметив Ароматова, он, пошатываясь, подошел к нему и поцеловал в лысину. — Да ты
как сюда попал, черт ты этакой?.. Ароматов… тебя ли я вижу?!
Господа, рекомендую! Это — Шекспир… Ей-богу!.. Ароматов, не обращай на них, дураков, внимания, ибо ни один пророк не признается в своем отечестве… Блаженни чистии сердцем… Дай приложиться еще к твоей многоученейшей лысине!..
Ну, сижу да перебираю, что покойный
барин не уважал, а дьякон,
как отрежет мне: «Все это бабьи запуки!..» Меня уж тут зло и взяло…
Я даже молитву хотел сотворить, что
господь пронес благополучно нашу глупость, а дьякон
как ухнет,
как заревет…
— Вы не Амаль-Иван, а Амалия Людвиговна, и так как я не принадлежу к вашим подлым льстецам,
как господин Лебезятников, который смеется теперь за дверью (за дверью действительно раздался смех и крик: «сцепились!»), то и буду всегда называть вас Амалией Людвиговной, хотя решительно не могу понять, почему вам это название не нравится.
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить положение в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом,
как будто из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.
Лука Лукич. Не могу, не могу,
господа. Я, признаюсь, так воспитан, что, заговори со мною одним чином кто-нибудь повыше, у меня просто и души нет и язык
как в грязь завязнул. Нет,
господа, увольте, право, увольте!
Анна Андреевна. Послушай, Осип, а
какие глаза больше всего нравятся твоему
барину?
Анна Андреевна. А чин
какой на твоем
барине?
Марья Антоновна. Осип, душенька!
какой миленький носик у твоего
барина!..