Неточные совпадения
Как политичный
человек, Фрол подал закуску и отошел к
другому концу стойки: он понимал, что Кишкину о чем-то нужно переговорить с Туркой.
— Да я… как гвоздь в стену заколотил: вот я какой
человек. А что касаемо казенных работ, Андрон Евстратыч, так будь без сумления: хоша к самому министру веди — все как на ладонке покажем. Уж это верно… У меня двух слов не бывает. И
других сговорю. Кажется, глупый народ, всего боится и своей пользы не понимает, а я всех подобью: и Луженого, и Лучка, и Турку. Ах, какое ты слово сказал… Вот наш-то змей Родивон узнает, то-то на стену полезет.
— Дураки вы все, вот что… Небось, прижали хвосты, а я вот нисколько не боюсь родителя… На волос не боюсь и все приму на себя. И Федосьино дело тоже надо рассудить: один жених не жених,
другой жених не жених, — ну и не стерпела девка. По человечеству надо рассудить… Вон Марья из-за родителя в перестарки попала, а Феня это и обмозговала: живой
человек о живом и думает. Так прямо и объясню родителю… Мне что, я его вот на эстолько не боюсь!..
Время летело быстро, и Устинья Марковна совсем упала духом: спасенья не было. В
другой бы день, может, кто-нибудь вечером завернул, а на
людях Родион Потапыч и укротился бы, но теперь об этом нечего было и думать: кто же пойдет в банный день по чужим дворам. На всякий случай затеплила она лампадку пред Скорбящей и положила перед образом три земных поклона.
Всех рабочих «обращалось» на заводе едва пятьдесят
человек в две смены: одна выходила в ночь,
другая днем.
— Силой нельзя заставить
людей быть тем или
другим, — заметил о. Акакий. — Мне самому этот случай неприятен, но не сделать бы хуже…
Люди молодые, все может быть. В своей семье теперь Федосья Родионовна будет хуже чужой…
Азарт носился в самом воздухе, и Мыльников заговаривал
людей во сто раз умнее себя, как тот же Ермошка, выдавший швали тоже красный билет. Впрочем, Мыльников на
другой же день поднял Ермошку на смех в его собственном заведении.
— Тогда
другой разговор… Только старые
люди сказывали, что свинья не родит бобра. Понадеялась ты на любовные речи своего Акинфия Назарыча прежде времени…
Да и в лесу совсем
другое дело, чем где-нибудь в городе: живому
человеку каждый рад.
— Пали и до нас слухи, как она огребает деньги-то, — завистливо говорила Марья, испытующе глядя на сестру. — Тоже, подумаешь, счастье
людям… Мы вон за богатых слывем, а в
другой раз гроша расколотого в дому нет. Тятенька-то не расщедрится… В обрез купит всего сам, а денег ни-ни. Так бьемся, так бьемся… Иголки не на что купить.
— Что ты, Степан Романыч: очертел
человек, а ты разговаривать с ним. Мне впору с ним отваживаться… Ежели бы ты, Степан Романыч, отвел мне деляночку на Ульяновом кряже, — прибавил он совершенно
другим тоном, — уж так и быть, постарался бы для тебя… Гора-то велика, что тебе стоит махонькую деляночку отвести мне?
— Ах, андел ты мой, да ведь то
другие, а я не чужой
человек, — с нахальством объяснял Мыльников. — Уж я бы постарался для тебя.
Но Петр Васильич не ограничился этой неудачной попыткой. Махнув рукой на самого Мыльникова, он обратил внимание на его сотрудников. Яшка Малый был ближе
других, да глуп, Прокопий, пожалуй, и поумнее, да трус — только телята его не лижут… Оставался один Семеныч, который был чужим
человеком. Петр Васильич зазвал его как-то в воскресенье к себе, велел Марье поставить самовар, купил наливки и завел тихие любовные речи.
— Все это правда, Родион Потапыч, но не всякую правду можно говорить. Особенно не любят ее виноватые
люди. Я понимаю вас, как никто
другой, и все-таки должен сказать одно: ссориться нам с Ониковым не приходится пока. Он нам может очень повредить… Понимаете?.. Можно ссориться с умным
человеком, а не с дураком…
На этом пункте они всегда спорили. Старый штейгер относился к вольному
человеку — старателю — с ненавистью старой дворовой собаки. Вот свои работы —
другое дело… Это настоящее дело, кабы сила брала. Между разговорами Родион Потапыч вечно прислушивался к смешанному гулу работавшей шахты и, как опытный капельмейстер, в этой пестрой волне звуков сейчас же улавливал малейшую неверную ноту. Раз он соскочил совсем бледный и даже поднял руку кверху.
— Прямо к прокурору надо объявить, потому самое уголовное дело, — заявил Ермошка тоном сведущего
человека. — Учить жену учи, а это уж
другое…
У кабатчика Ермошки происходили разговоры
другого характера. Гуманный порыв соскочил с него так же быстро, как и налетел. Хорошие и жалобные слова, как «совесть», «христианская душа», «живой
человек», уже не имели смысла, и обычная холодная жестокость вступила в свои права. Ермошке даже как будто было совестно за свой подвиг, и он старательно избегал всяких разговоров о Кожине. Прежде всего начал вышучивать Ястребов, который нарочно заехал посмеяться над Ермошкой.
— Ну, видно, не сойдемся мы с тобой, Матвей… Не пеняй на меня, ежели
другого верного
человека найду.
На
другой же день после пожара в Фотьянку приехала Марья. Она первым делом разыскала Наташку с Петрунькой, приютившихся у соседей. Дети обрадовались тетке после ночного переполоха, как радуются своему и близкому
человеку только при таких обстоятельствах. Наташка даже расплакалась с радости.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один
человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (робея).Извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы,
люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною на
другую квартиру.
X л е с т а к о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня это вдруг… Я вижу, вы благородный
человек. Теперь
другое дело.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь,
человек!..» Ну и
другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни
человека… (К Осипу.)Ну что,
друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.