Неточные совпадения
—
Да ты что испугался-то? — смеялся Кишкин. —
Ведь не под суд отдаю тебя, а только в свидетели…
—
Да сделай милость, хоша сейчас к следователю! — повторял он с азартом. — Все покажу, как было дело. И все другие покажут. Я
ведь смекаю, для чего тебе это надобно… Ох, смекаю!..
— Неужто правда, андел мой? А? Ах, божже мой…
да, кажется, только бы вот дыхануть одинова дали, а то
ведь эта наша конпания — могила. Заживо все помираем… Ах, друг ты мой, какое ты словечко выговорил! Сам, говоришь, и бумагу читал? Правильная совсем бумага? С орлом?..
— Ну, что он? Поди, из лица весь выступил? А?
Ведь ему это без смерти смерть. Как другая цепная собака: ни во двор, ни со двора не пущает. Не поглянулось ему? А?.. Еще сродни мне приходится по мамыньке — ну,
да мне-то это все едино. Это уж мамынькино дело: она с ним дружит. Ха-ха!.. Ах, андел ты мой, Андрон Евстратыч! Пряменько тебе скажу: вдругорядь нашу Фотьянку с праздником делаешь, — впервой, когда россыпь открыл, а теперь — словечком своим озолотил.
— Что же вера? Все одному Богу молимся, все грешны
да Божьи… И опять не первая Федосья Родионовна по древнему благочестию выдалась: у Мятелевых жена православная по городу взята, у Никоновых ваша же балчуговская…
Да мало ли!.. А между прочим, что это мы разговариваем, как на окружном суде… Маменька, Феня, обряжайте закусочку
да чего-нибудь потеплее для родственников. Честь лучше бесчестья завсегда!.. Так
ведь, Тарас?
— Перестань молоть! — оговаривала его старая Маремьяна. — Не везде в задор
да волчьим зубом, а мирком
да ладком, пожалуй, лучше… Так
ведь я говорю, сват — большая родня?
—
Да ты слушай, умная голова, когда говорят… Ты не для того отец, чтобы проклинать свою кровь. Сам виноват, что раньше замуж не выдавал. Вот Марью-то заморил в девках по своей гордости. Верно тебе говорю. Ты меня послушай, ежели своего ума не хватило. Проклясть-то не мудрено, а
ведь ты помрешь, а Феня останется. Ей-то еще жить
да жить… Сам, говорю, виноват!.. Ну, что молчишь?..
— А что, ежели, например, богачество у меня, Ермолай Семеныч?
Ведь ты первый шапку ломать будешь, такой-сякой… А я шубу енотовую надену, серебряные часы с двум крышкам, гарусный шарф
да этаким чертом к тебе подкачу. Как ты полагаешь?
— А мы его найдем, самородок-то, — кричал Мыльников, —
да к Ястребову… Ха-ха!.. Ловко… Комар носу не подточит. Так я говорю, Петр Васильич? Родимый мой…
Ведь мы-то с тобой еще в свойстве состоим по бабушкам.
— Он, значит, Кишкин, на веревку привязал ее, Оксюху-то,
да и волокет, как овцу… А Мина Клейменый идет за ней
да сзади ее подталкивает: «Ищи, слышь, Оксюха…» То-то идолы!.. Ну, подвели ее к болотине, а Шишка и скомандовал: «Ползи, Оксюха!» То-то колдуны проклятые! Оксюха, известно, дура: поползла, Шишка веревку держит, а Мина заговор наговаривает… И нашла бы
ведь Оксюха-то, кабы он не захохотал. Учуяла Оксюха золотую свинью было совсем, а он как грянет, как захохочет…
—
Да ты не путляй, Шишка! — разразился неожиданно Родион Потапыч, встряхнув своей большой головой. — Разве я к вашему конторскому делу причастен?
Ведь ты сидел в конторе тогда
да писал, ты и отвечай…
— Ничего, привыкнешь. Ужо погляди, какая гладкая
да сытая на господских хлебах будешь. А главное, мне деляночку…
Ведь мы не чужие, слава богу, со Степаном-то Романычем теперь…
— Ну, твое дело табак, Акинфий Назарыч, — объявил он Кожину с приличной торжественностью. — Совсем
ведь Феня-то оболоклась было,
да тот змей-то не пустил… Как уцепился в нее, ну, известно, женское дело. Знаешь, что я придумал: надо беспременно на Фотьянку гнать, к баушке Лукерье; без баушки Лукерьи невозможно…
— Мне, главная причина, выманить Феню-то надо было… Ну, выпил стакашик господского чаю, потому как зачем же я буду обижать барина напрасно? А теперь приедем на Фотьянку: первым делом самовар… Я как домой к баушке Лукерье, потому моя Окся утвердилась там заместо Фени.
Ведь поглядеть, так дура набитая, а тут ловко подвернулась… Она уж во второй раз с нашего прииску убежала
да прямо к баушке, а та без Фени как без рук. Ну, Окся и соответствует по всем частям…
Жаль было Марье старухи-матери,
да жить-то
ведь ей, Марье, а мать свой век изжила.
—
Да,
да… Опять не то. Это
ведь я скверный весь, и на душе у меня ночь темная… А Феня, она хорошая… Голубка, Феня… родная!..
— На что тебе расписка-то:
ведь ты неграмотная.
Да и не таковское это дело, баушка… Уж я тебе верно говорю.
— А такая!.. Вот погляди ты на меня сейчас и скажи: «Дурак ты, Петр Васильич,
да еще какой дурак-то… ах какой дурак!.. Недаром кривой ерахтой все зовут… Дурак, дурак!..» Так
ведь?.. а?..
Ведь мне одно словечко было молвить Ястребову-то, так болото-то и мое… а?.. Ну не дурак ли я после того? Убить меня мало, кривого подлеца…
— Дальше-то опять про парня… Какое-нибудь местечко ему приткнуться. Парень на все руки, а женится после Фоминой — жена будет на приисковой конторе чистоту
да всякий порядок соблюдать.
Ведь без бабы и на прииске не управиться…
— Мы как нищие… — думал вслух Карачунский. — Если бы настоящие работы поставить в одной нашей Балчуговской даче, так не хватило бы пяти тысяч рабочих…
Ведь сейчас старатель сам себе в убыток работает, потому что не пропадать же ему голодом. И компании от его голода тоже нет никакой выгоды… Теперь мы купим у старателя один золотник и наживем на нем два с полтиной, а тогда бы мы нажили полтину с золотника,
да зато нам бы принесли вместо одного пятьдесят золотников.
— Главное, всем деньги подавай: и штейгеру, и рабочим, и старателям. Как раз без сапогов от богачества уйдешь…
Да еще сколько украдут старателишки. Не углядишь за вором… Их много, а я-то
ведь один. Не разорваться…
— Ключик добудь, Марьюшка… — шептал Петр Васильич. — Вызнай, высмотри, куды он его прячет… С собой носит? Ну, это еще лучше… Хитер старый пес. А денег у него неочерпаемо… Мне в городу сказывали, Марьюшка. Полтора пуда уж сдал он золота-то, а
ведь это тридцать тысяч голеньких денежек. Некуда ему их девать. Выждать, когда у него большая получка будет, и накрыть…
Да ты-то чего боишься, дура?
— А что ты думаешь,
ведь правильно!.. Надо бы попа позвать
да отчитать хорошенько…
— А
ведь оно тово, действительно, Марья Родивоновна, статья подходящая… ей-богу!.. Так уж вы тово, не оставьте нас своею милостью… Ужо подарочек привезу. Только вот Дарья бы померла, а там живой рукой все оборудуем. Федосья-то Родивоновна в город переехала… Я как-то ее встретил. Бледная такая стала
да худенькая…