Неточные совпадения
Маланья была свой человек
в доме, потому что
жила в нем четвертый десяток; такая прислуга встречается
в хороших раскольничьих семьях, где вообще к прислуге относятся особенно гуманно, хотя по внешнему виду и строго.
Дом хотя был и одноэтажный, но делился на много комнат:
в двух
жила Татьяна Власьевна с Нюшей; Михалко с женой и Архип с Дуней спали
в темных чуланчиках; сам Гордей Евстратыч занимал узкую угловую комнату
в одно окно, где у него стояла двухспальная кровать красного дерева, березовый шкаф и конторка с бумагами.
В этой части завода стоял деревянный господский
дом с железной крышей,
в котором
жили Пятовы, и несколько домиков «на городскую руку», выстроенных заводскими служащими.
Старинные семьи, вроде Колобовых, Савиных, Пазухиных и др., все
жили в заречной,
в крепких старинных
домах,
в которых на вышках еще сохранились рамы со слюдой вместо стекол.
— А я вот что тебе скажу, милушка…
Жили мы, благодарение Господу,
в достатке, все у нас есть, люди нас не обегают: чего еще нам нужно? Вот ты еще только успел привезти эту жилку
в дом, как сейчас и начал вздорить… Разве это порядок? Мать я тебе или нет? Какие ты слова с матерью начал разговаривать? А все это от твоей жилки… Погляди-ко, ты остребенился на сватьев-то… Я своим умом так разумею, что твой Маркушка колдун, и больше ничего. Осиновым колом его надо отмаливать, а не сорокоустом…
В их же
доме проживала старая родственница с мужней стороны, девица Марфа Петровна; эта особа давно потеряла всякую надежду на личное счастье, поэтому занималась исключительно чужими делами и
в этом достигла замечательного искусства, так что попасть на ее острый язычок считалось
в Белоглинском заводе большим несчастием вроде того, если бы кого продернули
в газетах.
Савины
жили в самом рынке,
в каменном двухэтажном
доме; второй этаж у них всегда стоял пустой,
в качестве парадной половины «на случай гостей».
Крытый наглухо, по-раскольничьи, широкий двор и всегда запертые на щеколду ворота савинского
дома точно говорили о том, что
в нем
живут очень плотно.
Марфа Петровна полетела
в колобовский
дом, который стоял на берегу реки, недалеко от господского
дома,
в котором
жили Пятовы.
А Татьяне Власьевне крепко не по душе это пришлось, потому что от нужды отчего же и женщин не посадить
в лавке, особливо когда несчастный случай какой подвернется
в семье; а теперь дело совсем другое: раньше небогато
жили, да снохи
дома сидели, а теперь с богатой жилкой вдруг снох посадить
в лавку…
— Как это вы
живете, Гордей Евстратыч? — говорила Алена Евстратьевна. — Разве это порядок
в доме? Точно какие-нибудь прасолы… Всякий, как
в комнаты зашел, сейчас и видит вашу необразованность!
Гордей Евстратыч для видимости противоречил, но внутренно был совершенно согласен с сестрой: так
жить дальше было невозможно, совестно, взять хоть супротив того же Вукола Логиныча. У того вон как все устроено
в дому, вроде как
в церкви.
— Это все от тебя, мамынька! Да… Разве это порядок
в дому… а? Правду сестра-то Алена говорит, что мы дураками
живем… Кто здесь хозяин?
Чтобы окончательно вылечить свою подругу, Феня однажды рассказала ей целую историю о том, как Алешка таращил глаза на дочь заводского бухгалтера, и ссылалась на десятки свидетелей. Но Нюша только улыбалась печальной улыбкой и недоверчиво покачивала головой. Теперь Феня была желанной гостьей
в брагинском
доме, и Татьяна Власьевна сильно ухаживала за ней, тем более что Зотушка все лето
прожил в господском
доме под крылышком у Федосьи Ниловны.
— Ничего, мамочка. Все дело поправим. Что за беда, что девка задумываться стала! Жениха просит, и только. Найдем, не беспокойся. Не чета Алешке-то Пазухину… У меня есть уж один на примете. А что относительно Зотушки, так это даже лучше, что он догадался уйти от вас.
В прежней-то темноте будет
жить, мамынька, а
в богатом
дому как показать этакое чучело?.. Вам, обнаковенно, Зотушка сын, а другим-то он дурак не дурак, а сроду так. Только один срам от него и выходит братцу Гордею Евстратычу.
— Гордей Евстратыч собирается себе
дом строить, — рассказывала Татьяна Власьевна, — да все еще ждет, как жилка пойдет. Сначала-то он старый-то,
в котором теперь
живем, хотел поправлять, только подумал-подумал и оставил. Не поправить его по-настоящему, отец Крискент. Да и то сказать, ведь сыновья женатые, детки у них; того и гляди, тесно покажется — вот он и думает новый домик поставить.
Вообще все шло как по маслу, и только
в общем довольстве не принимал никакого участия один Зотушка, который
в самый момент примирения Гордея Евстратыча с Нилом Поликарпычем перебрался совсем из пятовского
дома под крылышко Агнеи Герасимовны, где и
проживал все время.
Жили беднее — было лучше
в дому, а с богатством пошла какая-то разнота да сумятица.
— И мы от добрых-то людей не
в угол рожей, Вукол Логиныч, — обижался Брагин. — Милости просим, господа… Только не обессудьте на нашей простоте:
живем просто, можно сказать, без всякого понятия. Разве вот
дом поставим, тогда уже другие-то порядки заведем… Порфир Порфирыч, пожалуйте!
Недели через две, как был уговор, приехал и Головинский. Он остановился у Брагиных, заняв тот флигелек, где раньше
жил Зотушка со старухами. Татьяна Власьевна встретила нового гостя сухо и подозрительно: дескать, вот еще Мед-Сахарыч выискался… Притом ее немало смущало то обстоятельство, что Головинский поселился у них во флигеле; человек еще не старый, а
в дому целых три женщины молодых, всего наговорят. Взять хоть ту же Марфу Петровну: та-ра-ра, ты-ры-ры…
Ближайшее знакомство с Головинским произошло как-то само собой, так что Татьяна Власьевна даже испугалась, когда гость сделался
в доме совсем своим человеком, точно он век у них
жил.
Он
жил в собственном двухэтажном
доме на Соборной площади, с дубовым подъездом и зеркальными стеклами.
Татьяна Власьевна рассчитывала так, что молодые сейчас после свадьбы уедут
в Верхотурье и она устроится
в своем
доме по-новому и первым делом пустит квартирантов. Все-таки расстановочка будет. Но вышло иначе. Алена Евстратьевна действительно уехала, а Павел Митрич остался и на время нанял те комнаты, где
жил раньше Гордей Евстратыч.
Неточные совпадения
В каждом
доме живут по двое престарелых, по двое взрослых, по двое подростков и по двое малолетков, причем лица различных полов не стыдятся друг друга.
[Фаланстер (франц.) — дом-дворец,
в котором, по идее французского социалиста-утописта Фурье (1772–1837),
живет «фаланга», то есть ячейка коммунистического общества будущего.]
Они вспомнили, что
в ветхом деревянном домике действительно
жила и содержала заезжий
дом их компатриотка, Анеля Алоизиевна Лядоховская, и что хотя она не имела никаких прав на название градоначальнической помпадурши, но тоже была как-то однажды призываема к градоначальнику.
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к
дому. При словах мужика о том, что Фоканыч
живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились
в его голове, ослепляя его своим светом.
— Да расскажи мне, что делается
в Покровском? Что,
дом всё стоит, и березы, и наша классная? А Филипп садовник, неужели
жив? Как я помню беседку и диван! Да смотри же, ничего не переменяй
в доме, но скорее женись и опять заведи то же, что было. Я тогда приеду к тебе, если твоя жена будет хорошая.