Неточные совпадения
За Родионом Антонычем
был послан третий рассылка. Раиса Павловна
начинала терять терпение, и у ней по лицу выступили багровые пятна. В момент, когда она совсем
была готова вспылить неудержимым барским гневом, дверь в кабинет неслышно растворилась, и в нее осторожно пролез сам Родион Антоныч. Он сначала высунул в отворенную половинку дверей свою седую, обритую голову с щурившимися серыми глазками, осторожно огляделся кругом и потом уже с подавленным кряхтением ввалился всей своей упитанной тушей в кабинет.
А тут еще Яшка Кормилицын… — со злостью думала девушка,
начиная торопливо ходить по комнате из угла в угол. — Вот это
было бы мило: madame Кормилицына, Гликерия Витальевна Кормилицына… Прелестно! Муж, который не умеет ни встать, ни сесть… Нужно
быть идиоткой, чтобы слушать этого долговолосого дурня…
Свою педагогическую деятельность он
начал с того, что переодел девочку мальчиком, точно в женском костюме таились все напасти и злобы, какими
была отравлена жизнь Прозорова.
Это доброе дело нехорошо
было только тем, что оно делалось с специальной целью насолить Тетюеву: пусть он, проповедник гуманных
начал и земского обновления, полюбуется, в лице Прасковьи Семеновны, тятенькиными поступками…
— Ах, не то, не то совсем, Эммочка… милая!.. — вскрикнула Аннинька,
начиная целовать подругу самыми отчаянными поцелуями: на глазах у ней
были слезы. — Я так… мне хорошо.
Когда вдали, по Студеной улице, по которой должен
был проехать барин, показывалась какая-нибудь черная точка, толпа глухо
начинала волноваться и везде слышались возгласы: «Барин едет!.. Барин едет… Вот он!..» Бывалые старики, которые еще помнили, как наезжал старый барин, только посмеивались в седые бороды и приговаривали...
В этот момент толпа на улице глухо загудела, точно по живой человеческой ниве гулкой волной прокатилась волна. «Едет!.. Едет!..» — поднялось в воздухе, и Студеная улица зашевелилась от
начала до конца, пропуская двух верховых, скакавших к господскому дому на взмыленных лошадях во весь опор. Это и
были давно ожидаемые всеми загонщики, молодые крестьянские парни в красных кумачных рубахах.
Дымцевич и Буйко
были, конечно, согласны с ним, потому что хотя
были бы не прочь получать пятнадцать тысяч годовых, но лишаться своих трех тысяч тоже не желали. Доктор протестовал против такого решения, потому что уж если
начинать дело, так нужно вести открытую игру.
Взглянув на свой полухронометр, Тетюев с прежней улыбкой
начал прощаться. Заговорщики
выпили после него еще бутылку какого-то вина и тоже
начали прощаться.
В течение двух часов, которые пробыл Тетюев в генеральском флигельке,
было переговорено подробно обо всем,
начиная с обсуждения общего плана действий и кончая тем проектом о преобразованиях в заводском хозяйстве, который Тетюев должен
будет представлять самому Евгению Константинычу, когда Нина Леонтьевна подготовит ему аудиенцию.
Июньское горячее солнце
было уже высоко и
начинало порядком допекать ходоков, но они не чувствовали жара в ожидании предстоявшего объяснения с генералом.
Генерал внимательно слушал эту не совсем правильную речь и про себя удивился уму Родиона Антоиыча, относительно которого он уже
был предупрежден Ниной Леонтьевной, а также и относительно той роли, какую он играл у Раисы Павловны. Этот кукарский Ришелье
начинал его интересовать, хотя генерал не мог преодолеть невольного предубеждения против него.
Раиса Павловна
начала расспрашивать его о Гортензии Братковской, но Прейн так неловко принялся лгать, что дальнейший разговор продолжать в том же тоне
было совершенно излишне.
Набоб заставил себя подождать, и скептики уже
начинали уверять, что он уехал на охоту, но
были опровергнуты появлением Евгения Константиныча во фраке и белом галстуке.
— Надеюсь, что мы
будем друзьями? — говорил Лаптев, когда девушка
начала прощаться.
Знала ли Раиса Павловна, что проделывал набоб и отчасти Прейн? Луша бывала у ней по-прежнему и
была уверена, что Раиса Павловна все знает, и поэтому не считала нужным распространяться на эту тему. По удвоенной нежности Раисы Павловны она чувствовала на себе то, что переживала эта странная женщина, и
начала ее ненавидеть скрытой и злой ненавистью.
Характер местности быстро изменялся, и дорога
начала забирать в гору; широкие лесные просеки, глубокие лога с перекинутым через речку мостиком, покосы с сочной густой травой, пестревшей бледными цветочками, — все кругом
было хорошо своеобразной красотой скромного северного пейзажа.
В душе Прейн
был очень доволен, что Луша
начинала ревновать его к m-lle Эмме; старый грешник слишком хорошо знал все ходы и выходы женского сердца, чтобы ошибиться. Он не любил добычи, которая доставалась даром.
Дальше Вершинин
начал сильно гадить — тоже мужик не в угол рожей, пожалуй, еще почище
будет Авдея Никитича.
— Напрасно… Может
быть, лучше
было бы умереть, — проговорила Луша,
начиная сердиться. — Уходите, пожалуйста… «мой ангел»!
Было еще рано, и актеры только что
начинали собираться и шушукались отдельными кучками.
Аннинька должна
была придерживать грудь рукой, чтобы сдержать колотившееся сердце, а потом она, как кошка,
начала подкрадываться к уединившейся парочке.
При виде смирения Раисы Павловны в Луше поднялась вся старая накипевшая злость, и она совсем позабыла о том, что думала еще вечером о той же Раисе Павловне. Духа примирения не осталось и следа, а его сменило желание наплевать в размалеванное лицо этой старухе, которая пришла сюда с новой ложью в голове и на языке. Луша не верила ни одному слову Раисы Павловны, потому что мозг этой старой интриганки
был насквозь пропитан той ложью, которая
начинает верить сама себе. Что ей нужно? зачем она пришла сюда?
Ты только
начинаешь свою жизнь, а я ее кончаю; поэтому не лишнее
будет заметить тебе кое-что из моего житейского опыта.
То-то теперь все переполошились и
начнут наперерыв заискивать перед новым временщиком, чтобы удержать за собой насиженные местечки, а может
быть, и получить новые получше.
Кого-кого только тут не
было,
начиная с гризеток Латинского квартала, цариц Мабиля и кафешантанов, представительниц demi-monde’a самых модных курортов и первых звезд европейских цирков и балетов и кончая теми метеорами, которых выдвинула из общей массы шальная мода, ослепительная красота или просто дикая прихоть пресыщенной кучки набобов всего света.
— Я?.. Нет, я с самого
начала объявил вам, что
буду делать?
— Да новенького-то ничего нет, а я пришел так… —
начал Родион Антоныч по своему обыкновению издалека. — Вот у вас
был вчера Альфред Осипыч, так, может, у вас что-нибудь
есть новенькое.
Прейн
начал издалека. Сначала он подробно изложил намерения генерала и его idee fixe о создании в России капиталистического производства под крылышком покровительственной системы, благодаря чему русские промышленники постепенно дорастут до конкуренции с заграничными производителями и даже, может
быть, в недалеком будущем займут на всемирном рынке главенствующую роль.
— Милостивые государыни и милостивые государи! Мне приходится
начать свое дело с одной старой басни, которую две тысячи лет тому назад рассказывал своим согражданам старик Менений Агриппа. Всякий из нас еще в детстве, конечно, слыхал эту басню, но
есть много таких старых истин, которые вечно останутся новыми. Итак, Менений Агриппа рассказывал, что однажды все члены человеческого тела восстали против желудка…