Неточные совпадения
Прошло мучительных десять минут, а Родион Антоныч
все не приходил. Раиса Павловна лежала в своем кресле с полузакрытыми глазами, в сотый раз перебирая несколько фраз, которые лезли ей в голову: «Генерал Блинов честный человек… С ним едет
одна особа, которая пользуется безграничным влиянием
на генерала; она, кажется, настроена против вас, а в особенности против Сахарова. Осторожность и осторожность…»
А еще скажу вам, что в зимний сезон Евгений Константиныч очень были заинтересованы
одной балериной и, несмотря
на все старания Прейна, до сих пор ничего не могли от нее добиться, хотя это им стоило больших тысяч».
Вид
на Кукарский завод и
на стеснившие его со
всех сторон горы из господского сада, а особенно с веранды господского дома, был замечательно хорош, как
одна из лучших уральских панорам.
— С ним, конечно, едет Прейн, потом толпа молодежи… Превесело проведем
все лето. Самый отличный случай для твоих первых триумфов!.. Да, мы им
всем вскружим голову… У нас
один бюст чего стоит, плечи, шея… Да?.. Милочка, женщине так мало дано от бога
на этом свете, что она своим малым должна распорядиться с величайшей осторожностью. Притом женщине ничего не прощают, особенно не прощают старости… Ведь так… а?..
Будь ты умна, как
все семь греческих мудрецов, но ни
один мужчина не посмотрит
на тебя, как
на женщину, если ты не будешь красива.
Какой-нибудь Тетюев пользовался княжескими почестями, а насколько сильна была эта выдержка
на всех уральских заводах, доказывает
одно то, что и теперь при встрече с каждым, одетым «по-городски», старики рабочие почтительно ломают шапки.
Сын какого-то лесообъездчика, Родион Антоныч первоначальное свое бытие получил в кукарской заводской конторе в качестве крепостного писца, которому выдавалось жалованья три с полтиной
на ассигнации в месяц, то есть
на наш счет —
всего один рубль.
Оговорено было даже то, что содержание церквей, школ и больниц остается
на том же усмотрении заводовладельца, который волен
все это в
одно прекрасное утро «прекратить», то есть лишить материального обеспечения.
— Подлецы! Ах, да
все они
на одну колодку выкроены. Тетюева видели? Доволен?..
Мастеровые в новых зипунах и армяках, старики с палками, бабы в пестрых платках, босоногие ребятишки —
все слилось в
одну массу, которая приготовилась простоять здесь до самого вечера, чтобы хотя
одним глазком взглянуть
на барина.
Все эти люди, изо дня в день тянувшие каторжную заводскую работу, которую бойкий заводский человек недаром окрестил огненной, теперь слились в
одно общее желание взглянуть
на барина, для которого они жарились у горнов, ворочали клещами раскаленные двенадцатипудовые крицы, вымогались над такой работой, от которой пестрядевые рубахи, посла двух смен, вставали от потовой соли коробом.
Его упитанная, выхоленная фигура, красивое, бесстрастное лицо, безукоризненные манеры, костюм, прическа, произношение, ногти
на руках —
все было проникнуто
одним сплошным достоинством, которому не было границ.
В голове у Раисы Павловны от этих слов
все пошло кругом; она бессильно опустилась
на ближайшее кресло и только проговорила
одно слово: «Воды!» Удар был нанесен так верно и так неожиданно, что
на несколько мгновений эта решительная и энергичная женщина совсем потерялась. Когда после нескольких глотков воды она немного пришла в себя, то едва могла сказать Родиону Антонычу...
Последний
все время сидел как
на иголках: у бедного ходили круги в глазах при
одной мысли о том, что его ждет вечером у семейного очага.
— Ты, кажется, уж давненько живешь
на заводах и можешь в этом случае сослужить службу, не мне, конечно, а нашему общему делу, — продолжал свою мысль генерал. — Я не желаю мирволить ни владельцу, ни рабочим и представить только
все дело в его настоящем виде. Там пусть делают, как знают. Из своей роли не выходить — это мое правило. Теория —
одно, практика — другое.
— Нет, а мне каково достается! — перебил Сарматов, хлопая себя по лысине. — Извольте-ка составить любительский спектакль буквально из ничего… Раиса Павловна помешалась
на плечах Наташи Шестеркиной, а много ли сделаешь из
одних плеч, когда она
вся точно деревянная — ступить по-человечески не умеет.
Когда
все убрались, Майзель медленно сделал налево кругом, как будто поворачивал целую роту, и тяжело, как матерый седой медведь, побрел
на половину Амалии Карловны, которая встретила его в дверях спальни в
одной кофточке, совсем готовая отойти ко сну.
— Другие? Другие, выражаясь по-русски, просто сволочь… Извини, я сегодня выражаюсь немного резко. Но как иначе назвать этот невозможный сброд, прильнувший к Евгению Константинычу совершенно случайно. Ему просто лень прогнать
всех этих прихлебателей… Вообще свита Евгения Константиныча представляет какой-то подвижной кабак из отборнейших тунеядцев. Видела Летучего? Да
все они
одного поля ягоды… И я удивляюсь только
одному, чего смотрит Прейн! Тащит
на Урал эту орду, и спрашивается — зачем?
Нужно сказать, что
все время, как приехал барин, от господского дома не отходила густая толпа, запрудившая
всю улицу.
Одни уходили и сейчас же заменялись другими. К вечеру эта толпа увеличивалась и начинала походить
на громадное шевелившееся животное. Вместе с темнотой увеличивалась и смелость.
— Насчет наделу, батюшка-барин, — прибавил голос
одного из ходоков. — Обезживотили нас без тебя-то…
На тебя
вся надёжа!
На поверку выходило так, что Родион Антонович должен был выпутываться за
всех одной своей головой.
Это было «немного слишком», но Раиса Павловна смотрела сегодня
на все сквозь пальцы, наблюдая только
одну Лушу.
Этим разговор и кончился. После Лаптева
на Раису Павловну посыпались визиты остальных приспешников: явились Перекрестов с Летучим, за ними сам генерал Блинов. Со
всеми Раиса Павловна обошлась очень любезно, помятуя турецкую пословицу, что
один враг сделает больше зла, чем сто друзей добра.
Несколько раз доктор думал совсем отказаться от взятой
на себя роли, тем более что во
всем этом деле ему было в чужом пиру похмелье; он даже раза два заходил к Майзелю с целью покончить
все одним ударом, но, как
все бесхарактерные люди, терялся и откладывал тяжелое объяснение до следующего дня.
Но
все эти логические построения разлетались прахом, когда перед глазами Лаптева, как сон, вставала стройная гордая девушка с типичным лицом и тем неуловимым шиком, какой вкладывает в своих избранников
одна тароватая
на выдумки природа.
— Это то самое место, — объяснил Прозоров, — в которое, по словам Гейне, маршал Даву ударил ногой
одного немца, чем и сделал его знаменитостью
на всю остальную жизнь…
Обратно охотники поехали другой дорогой и у подножья Рассыпного Камня,
на одном повороте лесной тропы, неожиданно увидали перед собой громадный шатер, огни и
все общество.
Он видел два чудные глаза, которые смотрели
на него таким понимающим, почти говорящим взглядом и смотрели только
на него
одного, потому что
все остальные люди для этой пары глаз были только необходимым балластом.
Как ни уговаривал Прейн, как ни убеждал, как ни настаивал, как ни ругался —
все было напрасно, и набоб с упрямством балованного ребенка стоял
на своем. Это был
один из тех припадков, какие перешли к Евгению Константиновичу по наследству от его ближайших предков, отличавшихся большой эксцентричностью. Рассерженный и покрасневший Прейн несколько мгновений пристально смотрел
на обрюзгшее, апатичное лицо набоба, уже погрузившегося в обычное полусонное состояние, и только сердито плюнул в сторону.
Раиса Павловна с материнской нежностью следила за
всеми перипетиями развертывавшейся
на ее глазах истории и совершенно незаметно оставила молодых людей
одних, предоставляя руководить ими лучшего из учителей — природу. Когда платье Раисы Павловны, цвета античной бронзы, скрылось в дверях, набоб, откинув нетерпеливо свои белокурые волнистые волосы назад, придвинул свой стул ближе к дивану и проговорил...
— О нет же, тысячу раз нет! — с спокойной улыбкой отвечал каждый раз Прейн. — Я знаю, что
все так думают и говорят, но
все жестоко ошибаются. Дело в том, что люди не могут себе представить близких отношений между мужчиной и женщиной иначе, как только в
одной форме, а между тем я действительно и теперь люблю Раису Павловну как замечательно умную женщину, с совершенно особенным темпераментом. Мы с ней были даже
на «ты», но между нами ничего не могло быть такого, в чем бы я мог упрекнуть себя…
Театральная суматоха была нарушена трагико-комическим эпизодом, который направлен был рукой какого-то шутника против Сарматова. Именно, во время
одной репетиции, когда
все актеры были в сборе,
на сцене неожиданно появилась Прасковья Семеновна, украшенная розовыми бантиками.
При виде смирения Раисы Павловны в Луше поднялась
вся старая накипевшая злость, и она совсем позабыла о том, что думала еще вечером о той же Раисе Павловне. Духа примирения не осталось и следа, а его сменило желание наплевать в размалеванное лицо этой старухе, которая пришла сюда с новой ложью в голове и
на языке. Луша не верила ни
одному слову Раисы Павловны, потому что мозг этой старой интриганки был насквозь пропитан той ложью, которая начинает верить сама себе. Что ей нужно? зачем она пришла сюда?
«А между тем мне стоит сказать
одно слово, — и
все торжество этих мерзавцев разлетится прахом», — думала Луша с удовольствием, взвешивая свое влияние
на Прейна.
Сколько сотен таких записок получал Евгений Константиныч
на своем веку, как
все они были похожи
одна на другую и вместе с тем каждая имела свою особенность.
На половину Раисы Павловны, где уже начинала воцаряться библейская мерзость запустения, пикантную новость принес воспрянувший духом Родион Антоныч. Даже изощренная во всевозможных внутренних переворотах Раиса Павловна не хотела верить
всему случившемуся. Такую штуку, конечно, мог устроить только
один Прейн, этот гениальнейший из рожденных женами.
—
Все столичные дельцы
на одну колодку, генерал, они слишком шаблонны, слишком обезличены окружающей обстановкой, а провинция всегда вливает новые силы.
— Хорошо. Так и запишем… Вы считаете себя много обязанным Нине Леонтьевне, а между тем вы обязаны
всем исключительно
одной Раисе Павловне, которая просила меня за вас чуть не
на коленях. Да… Даю вам честное слово порядочного человека, что это так. Если бы не Раиса Павловна, вам не видать бы юрисконсульства, как своих ушей. Это, собственно, ее идея…
Раиса Павловна держала себя, как
все женщины высшей школы, торжествуя свою победу между строк и заставляя улыбаться побежденных. Нужно ли добавлять, что в гостиной Раисы Павловны скоро появились Майзель, Вершинин, Сарматов —
одним словом,
все заговорщики, кроме Яши Кормилицына, который в качестве блаженненького не мог осилить того, что
на его месте сделал бы всякий другой порядочный человек.