Неточные совпадения
— Что
же за стыд, когда я
ей обучался, да не мог понять! Это со всяким может случиться, — отвечал дьякон и, не высказывая уже более никаких догадок, продолжал тайно сгорать любопытством — что будет?
Ей показалось, что бегущее и хохочущее дитя сейчас
же упадет к
ней на колени.
Получив взаимные благословения, супруги напутствовали друг друга и взаимным поцелуем, причем отец протопоп целовал свою низенькую жену в лоб, а
она его в сердце; затем они расставались: протопоп уходил в свою гостиную и вскоре ложился. Точно так
же пришел он в свою комнату и сегодня, но не лег в постель, а долго ходил по комнате, наконец притворил и тихо запер на крючок дверь в женину спальню.
23 марта. Сегодня, в Субботу Страстную, приходили причетники и дьякон. Прохор просит, дабы неотменно идти со крестом на Пасхе и по домам раскольников, ибо несоблюдение сего им в ущерб. Отдал им из своих денег сорок рублей, но не пошел на сей срам, дабы принимать деньги у мужичьих ворот как подаяние. Вот теперь уже рясу свою вижу уже за глупость, мог бы и без
нее обойтись, и было бы что причту раздать пообильнее. Но думалось: „нельзя
же комиссару и без штанов“.
Но что
же, однако, за непостижимые хитрости женские за
ней оказываются!
Отчего
же это?“ На сие я
ее тихо тронул за
ее маленький нос и отвечал: „Это оттого ты не спешишь мешать рассуждением, что у тебя вместо строптивого носа сия смиренная пуговица на этом месте посажена“.
Еще
же о чем ежели на
ее счет вспоминают, то это еще повторение о
ней различных оригинальных анекдотов о
ее свиданиях с посещавшми
ее губернаторами, чиновниками, а также, в двенадцатом году, с пленными французами; но все это относится к области
ее минувшего века.
Ныне
же про
нее забыли и если когда речь
ее особы коснется, то думают, что и
она сама уже всех забыла.
— Поди
же, благослови меня, — сказала
она.
Она. Как
же, как мне не помнить: я сама вот из этого самого окна глядела, как наши казачищи моих мужиков колотили и мои амбары грабили.
— Что ж, — перебила меня
она, — тем и лучше, что у тебя простая жена; а где и на муже и на жене на обоих штаны надеты, там не бывать проку. Наилучшее дело, если баба в своей женской исподничке ходит, и ты вот
ей за то на исподницы от меня это и отвези. Бабы любят подарки, а я дарить люблю. Бери
же и поезжай с богом.
По некоей привычке к логичности, едучи обратно домой и пользуясь молчаливостью того
же Николая Афанасьевича, взявшегося быть моим провожатым, я старался себе уяснить, что за сенс [Смысл (франц. — sens).] моральный все это, что
ею говорено, в себе заключает?
Ну, за что мне сие? Ну, чем я сего достоин? Отчего
же она не так, как консисторский секретарь и ключарь, рассуждает, что легче устроить дело Божие, не имея, где головы подклонить? Что сие и взаправду все за случайности!
20-го декабря. Я в крайнем недоумении. Дьячиха, по маломыслию, послала своему сыну по почте рублевую ассигнацию в простом конверте, но конверт сей на почте подпечатали и, открыв преступление вдовы, посылку
ее конфисковали и подвергли
ее штрафу. Что на почте письма подпечатывают и читают — сие никому не новость; но как
же это рублевую ассигнацию вдовицы ловят, а „Колокол“, который я беру у исправника, не ловят? Что это такое: простота или воровство?
Утром
же сегодня были мы все пробуждены некоторым шумом и тревогой: проскакала прямо к крыльцу городничего тройкой телега и в
ней комиссар Данилка между двумя мужиками, кричащий как оглашенный.
— „Ну так где
же она?..“ И решил им, что души нет.
Разумеется, что консистория очутилась в затруднении, ибо нельзя
же ей отвечать, что чудо невозможно; но к чему
же, однако, это направляется?
Тогда
она решилась на меру некоего отчаяния и в отсутствие сына собрала кости в небольшой деревянный ковчежец, и снесла оные в сад, и своими старческими руками закопала эти кости под тою
же апортовою яблонью, под которую вылито Варнавкой разваренное тело несчастливца.
Дарьянов придет к
ней обедать в домик старушки Препотенской; а отец Туберозов условился туда
же прийти несколько попозже, чтобы напиться чаю и проводить свою любимейшую духовную дочь.
— Прекрасно-с! Теперь говорят, будто я мою мать честью не урезониваю. Неправда-с! напротив, я
ей говорил: «Маменька, не трогайте костей, это глупо; вы, говорю, не понимаете, они мне нужны, я по ним человека изучаю». Ну а что вы с
нею прикажете, когда
она отвечает: «Друг мой, Варнаша, нет, все-таки лучше я его схороню…» Ведь это
же из рук вон!
«Ежели ты, говорит, имеешь право не верить в бога, так
она такой
же человек, и имеет право верить!» Слышите, такой
же.
— Отобрав эти сведения от Данилки, — продолжал Варнава, — я сейчас
же повернул к Бизюкиной, чтоб
она об этом знала, а через час прихожу домой и уже не застаю у себя ни одной кости.
Дарья Николаевна точно так
же, как и я сейчас, и говорит, что
она и сама подозревала, что они все здесь служат в тайной полиции.
Чего
же ей было с отцом жить?
— Зачем
же свои папиросы у
ее лампады закуриваете? Разве вам другого огня нет?
— Да что
же ты! Ей-богу, ты, Варнаша, пустой!
— Берите! — крикнул
ей, задыхаясь, Препотенский, — за мной гонятся шпионы и духовенство! — с этим он сунул
ей в окно свои ночвы с костями, но сам был так обессилен, что не мог больше двинуться и прислонился к стене, где тут
же с ним рядом сейчас очутился Ахилла и, тоже задыхаясь, держал его за руку.
Туберозов, отслужив обедню и возвратившись домой, пил чай, сидя на том самом диване, на котором спал ночью, и за тем
же самым столом, за которым писал свои «нотатки». Мать протопопица только прислуживала мужу:
она подала ему стакан чаю и небольшую серебряную тарелочку, на которую протопоп Савелий осторожно поставил принесенную им в кармане просфору.
— Нет,
ей право, отец протопоп, вообразите, совсем не для того. Что ж мне этим хвалиться? Ведь этою табачною невоздержностью из духовных не я
же один занимаюсь.
— Ты это в каком
же смысле берешь
ее утешительность? — спросил Туберозов.
— А уж так, батушка,
она, госпожа моя, умела человека и ожесточить и утешить, и ожесточала и утешала, как разве только один ангел господень может утешить, — сейчас
же отозвался карлик. — В сокровенную души, бывало человека проникнет и утешит, и мановением своим всю благую для него на земли совершит.
— Ну, а вас
же самих с сестрицей на волю
она не отпустила? — спросил кто-то, когда карлик хотел встать, окончив свою повесть.
— Но не совсем
же она тебя считала зайцем, когда хотела женить? — отозвался к карлику исправник Порохонцев.
— «Матушка, говорю, Марфа Андревна, чем
же, говорю, питательница, я могу
ее в воображение вводить?
Марфа Андревна говорят
ей: «Ну, хоть позволь
же ты своей каракатице, пусть они хоть походят с Николашей вместе пред домом!» Генеральша на это согласилась, и мы с Меттой Ивановной по тротуару против окон и гуляли.
Пред самою весной Марфа Андревна
ей вдруг решительно говорят: «Однако что
же это такое мы с тобою, матушка, делаем, ни Мишу, ни Гришу?
«Как
же так, расспрашивают,
она пропала?» Алексей Никитич отвечают, что жид украл.
Желая показаться ему с самой лучшей и выгоднейшей для своей репутации стороны, Бизюкина еще с утра была озабочена тем, как бы
ей привести дом в такое состояние, чтобы даже внешний вид
ее жилища с первого
же взгляда производил на приезжих целесообразное впечатление.
И с этим молодая чиновница позвала людей и велела им тотчас
же перенести все излишнее, по
ее мнению, убранство мужнина кабинета в кладовую.
— Как это глупо, — рассуждала
она, — что жених, ожидая живую душу, побил свои статуи и порвал занавески? Эй, Ермошка, подавай мне сюда занавески! Скорей свертывай их. Вот так! Теперь сам смотри
же, чертенок, одевайся получше!
Она наблюдала новоприезжих из-за оконной притолки и млела в недоумении: который
же из этих двоих ревизор Борноволоков и который Термосесов?
— Вы вон школы заводите, что
же? по-настоящему, как принято у глупых красных петухов, вас за это, пожалуй, надо хвалить, а как Термосесов практик, то он не станет этого делать. Термосесов говорит: бросьте школы, они вредны; народ, обучаясь грамоте, станет святые книги читать. Вы думаете, грамотность к разрушающим элементам относится? Нет-с.
Она идет к созидающим, а нам надо прежде все разрушить.
— А по ком
же ты этот траур носишь: по мексиканскому Максимилиану? — И Термосесов, улыбаясь, указал
ей на черные полосы за
ее ногтями и, отодвинув
ее от себя, сказал: — Ступай вымой руки!
— Эх вы, жены, всероссийские жены! А туда
же с польками равняются! Нет, далеко еще вам, подруженьки, до полек! Дай-ка Измаила Термосесова польке,
она бы с ним не рассталась и горы бы Араратские с ним перевернула.
— Чем
же вы
ее раздражили?
Минута эта представилась Препотенскому крайне благоприятною, и он, не упуская
ее, тотчас
же заявил, что беспокойные в духовенстве это значит доносчики, потому что религиозная совесть должна быть свободна. Туганов не постерегся и ответил Препотенскому, что свобода совести необходима и что очень жаль, что
ее у нас нет.
— Кто
же ее возьмет, если новые люди скверны?
— Да кто
же там? Жена? и кто с
нею?
Говорит, что был-де будто один какой-то офицер, который, вступив на походе в одну квартиру, заметил по соседству с собою замечательную красавицу и, пленясь
ее видом, тотчас
же, по своему полковому обычаю, позвал денщика и говорит: «Как бы, братец, мне с сею красавицей познакомиться?» А денщик помялся на месте и, как ставил в эту пору самовар, вдруг восклицает: «Дымом пахнет!» Офицер вскочил и бросился в комнату к сей прелестнице, говоря: «Ай, сударыня, у вас дымом пахнет, и я пришел вас с вашею красотой спасти от пламени пожара», и таким образом с
нею познакомился, а денщика одарил и напоил водкой.
Заключай
же, какая из сего является аналогия: у нас в необходимость просвещенного человека вменяется безверие, издевка над родиной, в оценке людей, небрежение о святыне семейных уз, неразборчивость, а иносказательная красавица наша, наружная цивилизация, досталась нам просто; но теперь, когда нужно знакомиться с красавицей иною, когда нужна духовная самостоятельность… и сия красавица сидит насупротив у своего окна, как мы
ее достанем?