Неточные совпадения
Я, изволите понимать, в винном угаре, а Варнавка мне, знаете, тут мне по-своему, по-ученому торочит, что «тогда ведь, говорит, вон и мани факел фарес
было на пиру Вальтасаровом написано, а теперь, говорит, ведь это вздор; я вам могу это самое сейчас фосфорною спичкой
написать».
10-го апреля 1840 года. Год уже протек, как я благочинствую. О записке слухов нету. Видно, попадья не все пустякам верит. Сегодня она меня насмешила, что я, может
быть, хорошо
написал, но не так подписался.
7-го октября. Составили проект нашему обществу, но утверждения оному еще нет, а зато
пишут, что винный откупщик жаловался министру на проповедников, что они не допускают народ
пить. Ах ты, дерзкая каналья! Еще жаловаться смеет, да еще и министру!..
Видно, правду попадья моя сказала, что, „может
быть,
написал хорошо, да нехорошо подписался“.
Этим оканчивались старые туберозовские записи, дочитав которые старик взял перо и,
написав новую дату, начал спокойно и строго выводить на чистой странице: «
Было внесено мной своевременно, как однажды просвирнин сын, учитель Варнава Препотенский, над трупом смущал неповинных детей о душе человеческой, говоря, что никакой души нет, потому что нет ей в теле видимого гнездилища.
Туберозов, отслужив обедню и возвратившись домой,
пил чай, сидя на том самом диване, на котором спал ночью, и за тем же самым столом, за которым
писал свои «нотатки». Мать протопопица только прислуживала мужу: она подала ему стакан чаю и небольшую серебряную тарелочку, на которую протопоп Савелий осторожно поставил принесенную им в кармане просфору.
Я не хочу, чтобы мне Термосесов мог
написать что-нибудь вроде того, что в умном романе „Живая душа“ умная Маша
написала своему жениху, который жил в хорошем доме и
пил чай из серебряного самовара.
— А ведь вот вы небось не спохватились, что этот поп называется Туберозов и что он здесь, в этом самом городе, в котором вы растягиваетесь, и решительно не
будете в состоянии ничего о нем
написать.
Протопоп взял перо и под текстом бесформенной бумаги
написал: «Благочинный Туберозов, не имея чести знать полномочии требующего его лица, не может почитать в числе своих обязанностей явку к нему по сему зову или приглашению», и потом, положив эту бумагу в тот же конверт, в котором она
была прислана, он надписал поперек адреса: «Обратно тому, чьего титула и величания не знаю».
— Да, я уж
написал, как мне представилось все здешнее общество, и, простите, упомянул о вас и о вашей дочери… Так, знаете, немножко, вскользь… Вот если бы можно
было взять назад мое письмо, которое я только что подал…
Ночь, последовавшая за этим вечером в доме Савелия, напоминала ту, когда мы видели старика за его журналом: он так же
был один в своем зальце, так же ходил, так же садился,
писал и думал, но пред ним не
было его книги. На столе, к которому он подходил, лежал маленький, пополам перегнутый листок, и на этом листке он как бисером часто и четко нанизывал следующие отрывочные заметки...
Думали только о том, как послать письмо? Почта шла через два дня, а эстафета
была бы, по мнению обоих чиновников, делом слишком эффектным, и притом почтмейстерша, друг Термосесова, которого, по указанию Ахиллы, все подозревали в доносе на Туберозова, могла бы
писать этому деятелю известия с тою же эстафетой.
Расставание дьякона с Туберозовым
было трогательное, и Ахилла, никогда не писавший никаких писем и не знавший, как их
пишут и как отправляют, не только вызвался
писать отцу Туберозову, но и исполнял это.
Через месяц Ахилла
писал из Москвы, сколь она ему понравилась, но что народ здесь прелукавый, и особенно певчие, которые два раза звали его
пить вместе лампопό, но что он, «зная из практики, что такое обозначает сие лампопό, такой их певческой наглости только довольно подивился».
Было и еще получено письмо от Ахиллы, где он
писал, что «счастливым случаем таки свиделся с Препотенским и думал с ним за прошедшее биться, но вышел всему тому совсем другой оборот, так что он даже и
был у него в редакции, потому что Варнава теперь уже
был редактором, и Ахилла видел у него разных „литератов“ и искренно там с Варнавой примирился.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут
пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька, что состояние мое
было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Хлестаков (
пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает
писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Городничий. Я здесь
напишу. (
Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (
Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Жаловаться? А кто тебе помог сплутовать, когда ты строил мост и
написал дерева на двадцать тысяч, тогда как его и на сто рублей не
было? Я помог тебе, козлиная борода! Ты позабыл это? Я, показавши это на тебя, мог бы тебя также спровадить в Сибирь. Что скажешь? а?
Анна Андреевна. Так вы и
пишете? Как это должно
быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы помещаете?