Неточные совпадения
Здесь были и смелость, и наглость, и чувствительная подкладка, и недосуг опомниться; неразрешенным оставалось: быть ли успеху?.. А отчего и нет? Отчего и не быть? Правда,
Маня прекрасное, чистое дитя — все это так; но это дитя позволило насильно поцеловать
себя и прошептала, а не прокричала «пустите!» Для опытного человека это обстоятельство очень важно — обстоятельство в девяносто девяти случаях изо ста ручающееся нахалу
за непременный успех.
— Со мною, да, со мною! — лепетала Софья Карловна. — Да, да, ты со мною. А где же это моя немушка, — искала она глазами по комнате и, отпустив Иду, взяла младшую дочь к
себе на колени. — Немуша моя! рыбка немая! что ты все молчишь, а? Когда ж ты у нас заговоришь-то? Роман Прокофьич! Когда она у нас заговорит? — обратилась опять старуха к Истомину, заправляя
за уши выбежавшую косичку волос
Мани. — Иденька, вели, мой друг, убирать чай!
— Я не против чего; но, помилуйте, что ж это может быть
за замужество, да еще для такой восторженной и чуткой женщины, как
Маня? И представьте
себе, что когда он только заговаривал, чтобы повезть ее поразвлечься, я тогда очень хорошо предвидела и знала все, чем это окончится.
«Ты не пощадил ее „честно“, когда она падала в бессилии, не сладил потом „логично“ с страстью, а пошел искать удовлетворения ей, поддаваясь „нечестно“ отвергаемому твоим „разумом“ обряду, и впереди заботливо сулил — одну разлуку!
Манил за собой и… договаривался! Вот что ты сделал!» — стукнул молот ему в голову еще раз.
Неточные совпадения
Радостно трепетал он, вспоминая, что не жизненные приманки, не малодушные страхи звали его к этой работе, а бескорыстное влечение искать и создавать красоту в
себе самом. Дух
манил его
за собой, в светлую, таинственную даль, как человека и как художника, к идеалу чистой человеческой красоты.
И неожиданно, обняв
за плечи и грудь
Маню, она притянула ее к
себе, повалила на кровать и стала долго и сильно целовать ее волосы, глаза, губы.
В окнах действительно сделалось как будто тусклее; елка уже упала, и десятки детей взлезали друг на друга, чтобы достать
себе хоть что-нибудь из тех великолепных вещей, которые так долго
манили собой их встревоженные воображеньица. Оська тоже полез вслед
за другими, забыв внезапно все причиненные в тот вечер обиды, но ему не суждено было участвовать в общем разделе, потому что едва завидел его хозяйский сын, как мгновенно поверг несчастного наземь данною с размаха оплеухой.
— А что, господа! — обращается он к гостям, — ведь это лучшенькое из всего, что мы испытали в жизни, и я всегда с благодарностью вспоминаю об этом времени. Что такое я теперь? — "Я знаю, что я ничего не знаю", — вот все, что я могу сказать о
себе. Все мне прискучило, все мной испытано — и на дне всего оказалось — ничто! Nichts! А в то золотое время земля под ногами горела, кровь кипела в жилах… Придешь в Московский трактир:"Гаврило! селянки!" — Ах, что это
за селянка была!
Маня, помнишь?
Из мельхиоровых ложек парижский магазинщик ухитряется сделать целое серебряное солнце, которое чуть не
за полверсты
манит к
себе прохожего.