Неточные совпадения
— Маме лучше, она успокоилась и
с семи
часов заснула. Здравствуйте, Женни! — добавила Зина, обращаясь к Гловацкой и протягивая ей руку. — Здравствуй, Лиза.
Мать Агния у окна своей спальни вязала нитяной чулок. Перед нею на стуле сидела сестра Феоктиста и разматывала
с моталки бумагу. Был двенадцатый
час дня.
В восемь
часов утра начинался день в этом доме; летом он начинался
часом ранее. В восемь
часов Женни сходилась
с отцом у утреннего чая, после которого старик тотчас уходил в училище, а Женни заходила на кухню и через полчаса являлась снова в зале. Здесь, под одним из двух окон, выходивших на берег речки, стоял ее рабочий столик красного дерева
с зеленым тафтяным мешком для обрезков. За этим столиком проходили почти целые дни Женни.
Через
час Женни села в отцовские сани. Около нее лежал узелок
с бельем, платьем и кое-какой домашней провизией.
В одиннадцать
часов довольно ненастного зимнего дня, наступившего за бурною ночью, в которую Лиза так неожиданно появилась в Мереве, в бахаревской сельской конторе, на том самом месте, на котором ночью спал доктор Розанов, теперь весело кипел не совсем чистый самовар. Около самовара стояли четыре чайные чашки, чайник
с обделанным в олово носиком, молочный кубан
с несколько замерзшим сверху настоем, бумажные сверточки чаю и сахару и связка баранок. Далее еще что-то было завязано в салфетке.
— Хорошо-с, — сказал Вязмитинов, — теперь пора в классы, — добавил он, взглянув на
часы.
Какие этой порой бывают ночи прелестные, нельзя рассказать тому, кто не видал их или, видевши, не чувствовал крепкого, могучего и обаятельного их влияния. В эти ночи, когда под ногою хрустит беленькая слюда, раскинутая по черным талинам, нельзя размышлять ни о грозном
часе последнего расчета
с жизнью, ни о ловком обходе подводных камней моря житейского. Даже сама досужая старушка-нужда забывается легким сном, и не слышно ее ворчливых соображений насчет завтрашнего дня.
Многосторонние удобства Лизиной комнаты не совсем выручали один ее весьма неприятный недостаток. Летом в ней
с девяти или даже
с восьми
часов до четырех было до такой степени жарко, что жара этого решительно невозможно было выносить.
Наши девицы очень умно поступили, отправившись тотчас после обеда в укромную голубую комнату Женни, ибо даже сам Петр Лукич через
час после обеда вошел к ним
с неестественными розовыми пятнышками на щеках и до крайности умильно восхищался простотою обхождения Сафьяноса.
— И до правди! Ай да Дарья Афанасьевна, что ты у меня за умница. Чего в самом деле: переезжай, Розанов;
часом с тобою в шахи заграем,
часом старину вспомним.
После двух
часов возвращался домой Арапов. Он
с первого же своего знакомства
с доктором удостоивал его своего особенного внимания и,
с своей стороны, успел очень сильно заинтересовать Розанова собою.
В роковой
час полудня взвод французских гренадер вынес из дома ландсмана шест
с куском белого полотна, на котором был нашит красный крест. [Автор надеется, что для него необязательно следовать неотступно свидетельствам Тьера (прим. Лескова).]
По целым
часам он стоял перед «Снятием со креста», вглядываясь в каждую черту гениальной картины, а Роберт Блюм тихим, симпатичным голосом рассказывал ему историю этой картины и рядом
с нею историю самого гениального Рубенса, его безалаберность, пьянство, его унижение и возвышение. Ребенок стоит, пораженный величием общей картины кельнского Дома, а Роберт Блюм опять говорит ему хватающие за душу речи по поводу недоконченного собора.
В двенадцать
часов Рациборский проводил Ярошиньского на петербургскую железную дорогу, постоял у барьера, пока тронулся поезд, и, кивнув друг другу, иезуит-подчиненный расстался
с иезуитом-начальником.
Час был поздний, и стали прощаться. Кажется, уж не из чего бы начаться новым спорам, но маркиза в два слова дошла
с Бычковым до того, что вместо прощанья Бычков кричал...
В два
часа Розанов
с Лобачевским съедали вместе обед, за который каждый из них платил эконому по семи рублей в месяц.
— Приезжай, — продолжал он. — У нас тоже барышни наши будут; позабавитесь, на фортепьяне сыграют. Имеем эти забавки-то. Хоть и не достоит было, да что ты
с ними,
с бабами-то, поделаешь! В мире живя, греха мирского огребатися по всяк
час не можно.
Час был поздний, но соседи жидка еще не спали: они ругались
с холода.
Вскоре после описанных последних событий Розанов
с Райнером спешно проходили по одному разметенному и усыпанному песком московскому бульвару. Стоял ясный осенний день, и бульвар был усеян народом. На Спасской башне пробило два
часа.
По выходе Персиянцева Розанов, сидя на корточках, опустил руки на колени и тяжело задумался. В погреб уже более
часа долетали рулады, которые вырабатывал носом и горлом сонный Персиянцев; приготовленные бумажки стали вянуть и
с уголков закручиваться; стеариновая свечка стала много ниже ростом, а Розанов все находился в своем столбняковом состоянии.
Арапов
с Бычковым и Персиянцевым, несмотря на поздний ночной
час, не поехали от Розанова домой, а отправились к маркизе. Они хорошо знали, что там обыкновенно засиживаются далеко за полночь и позднее их прибытие никого не потревожит, а к тому же бурный водоворот признаваемых этим кружком политических событий разрешал всех членов этого кружка от многих стеснений.
Розанову даже становилось весело, и он, забывая все тревоги, радовался, что через несколько
часов он снова будет
с семьею, и потом пойдет тихая, осмысленная жизнь на пользу ребенка, и т. п.
Помада посмотрел
с четверть
часа в окна и, увидя прошедшего по улице человека, стал одеваться.
Так прошло
с месяц после смерти ребенка. Раз Розанов получил неприятное известие от жены и, встревоженный, зашел в семь
часов вечера к Калистратовой, чтобы идти к Лизе.
По показанию кухарки и горничной, Ольга Александровна
часов в одиннадцать вышла из дома
с ребенком, через полчаса возвратилась без ребенка, но в сопровождении Рогнеды Романовны, на скорую руку забрала кое-что в узлы, остальное замкнула и ушла.
Простившись
с Помадою, он завернул за угол и остановился среди улицы. Улица, несмотря на ранний
час, была совершенно пуста; подслеповатые московские фонари слабо светились, две цепные собаки хрипло лаяли в подворотни, да в окна одного большого купеческого дома тихо и безмятежно смотрели строгие лики окладных образов, ярко освещенных множеством теплящихся лампад.
Полинька Калистратова обыкновенно уходила от Лизы домой около двух
часов и нынче ушла от Лизы в это же самое время. Во всю дорогу и дома за обедом Розанов не выходил из головы у Полиньки. Жаль ей очень его было. Ей приходили на память его теплая расположенность к ней и хлопоты о ребенке, его одиночество и неуменье справиться
с своим положением. «А впрочем, что можно и сделать из такого положения?» — думала Полинька и вышла немножко погулять.
Полтора
часа назад Женни перевенчали
с Николаем Степановичем Вязмитиновым, занявшим должность штатного смотрителя вместо Петра Лукича, который выслужил полный пенсион и получил отставку.
Сегодня в четыре
часа после обеда Петр Лукич отправил в дом покойной жены свой ветхий гардероб и книги. Сегодня же он проведет первую ночь вне училищного флигеля, уступая новому смотрителю вместе
с местом и свою радость, свою красавицу Женни.
— Где, сударыня, устать: всего верст десять прошла, да
часа три по колени в грязи простояла.
С чего ж тут устать? дождичек божий, а косточки молодые, — помыл — хорошо.
Райнер приехал в Дом
часа за два до сбора граждан и привез
с собою редкость, китайца Фи-ю-фи,
с которым он был знаком, живя в Англии.
Лиза взяла извозчика и поехала к Евгении Петровне. Оттуда тотчас же послала за Розановым. Через
час Розанов вместе
с Лобачевским были у Райнера, назначили ему лечение и послали за лекарством на розановских же лошадях.
Красин вступился в спасенье Агаты; он приносил ей книг исключительного направления и толковал
с нею по целым
часам.
В три
часа ночи раздался звонок запоздавшей кухарки. Ей отпер Красин и, идучи за шляпой, столкнулся в зале
с Мечниковой и Ревякиным. Оба они раскланялись
с хозяйкой и пошли благополучно.
В четыре
часа Прорвич накроет на стол, подаст чашу
с супом, начнется обед и всегда непременно
с наставительною беседою.
На другой день,
часу в восьмом вечера, Афимья подала Райнеру карточку, на которой было написано: «Коллежский советник Иван Бенедиктович Петровский». Райнер попросил г. Петровского. Это был человек лет тридцати пяти, блондин,
с чисто выбритым благонамеренным лицом и со всеми приемами благонамереннейшего департаментского начальника отделения. Мундирный фрак, в котором Петровский предстал Райнеру, и анненский крест в петлице усиливали это сходство еще более.
Через четверть
часа она уехала от Вязмитиновой, не простясь
с Райнером, который оставался неподвижно у того окна, у которого происходил разговор.
Она выбежала из кабинета и через
час вернулась
с шелковым кошельком своей работы.
Возле Райнера стоял также крепко связанный рыжий повстанец,
с которым они пять
часов назад подъезжали к догоравшей теперь хате.
Катерине Ивановне задумалось повести жизнь так, чтобы Алексей Павлович в двенадцать
часов уходил в должность, а она бы выходила подышать воздухом на Английскую набережную, встречалась здесь
с одним или двумя очень милыми несмышленышами в мундирах конногвардейских корнетов
с едва пробивающимся на верхней губе пушком, чтобы они поговорили про город, про скоромные скандалы, прозябли, потом зашли к ней, Катерине Ивановне, уселись в самом уютном уголке
с чашкою горячего шоколада и, согреваясь, впадали в то приятное состояние, для которого еще и итальянцы не выдумали до сих пор хорошего названия.