Неточные совпадения
Старик
закрыл одною
рукой глаза, а другою затряс в воздухе, как будто отгоняя от себя страшное видение, и отвернулся.
«Он бежит меня и tant mieux [тем лучше (франц.).]». Она истерически бросила за окно пахитоску и, хрустнув пальцами обеих
рук, соскользнула на диван,
закрыла глаза и заснула при беспрестанных мельканиях слов: «Завтра, завтра, не сегодня — так ленивцы говорят: завтра, завтра». И вдруг пауза, лишь на рассвете в комнату является черноглазый мальчик в розовой ситцевой рубашке, барабанит и громко поет...
Подозеров нагнулся и с чувством поцеловал обе
руки Александры Ивановны. Она сделала было движение, чтобы поцеловать его в голову, но тотчас отпрянула и выпрямилась. Пред нею стояла бледная Вера и положила обе свои
руки на голову Подозерова, крепко прижала его лицо к коленам мачехи и вдруг тихо перекрестила,
закрыла ладонью
глаза и засмеялась.
— Она точно так же ничего не видала, и вдруг Лета
рукой щелк по
руке старика, — и с этим «Сумасшедший Бедуин» неожиданно ударил Висленева по
руке, в которой была табакерка, табак взлетел; все, кроме отворотившейся Ларисы, невольно
закрыли глаза. Водопьянов же в эту минуту пронзительно свистнул и сумасшедшим голосом крикнул: «Сюда, малютка! здесь Испанский Дворянин!» — и с этим он сверкнул на Ларису безумными
глазами, сорвал ее за
руку с места и бросил к раскрытой двери, на пороге которой стоял Подозеров.
— Катя! это уже наконец жестоко! — проговорила она и,
закрыв рукой лицо, отошла к стене. Она как бы чего оробела, и на веках ее
глаз повисли слезы.
Она вздохнула, оглянулась вокруг по пустому покою и, хрустнув пальцами схваченных
рук, бросила их с досадой на колени и,
закрыв глаза, опустила голову и задремала.
Горданов пришел, наконец, в себя, бросился на Висленева, обезоружил его одним ударом по
руке, а другим сшиб с ног и, придавив к полу, велел людям держать его. Лакеи схватили Висленева, который и не сопротивлялся: он только тяжело дышал и, водя вокруг
глазами, попросил пить. Ему подали воды, он жадно начал глотать ее, и вдруг, бросив на пол стакан, отвернулся, поманил к себе
рукой Синтянину и,
закрыв лицо полосой ее платья, зарыдал отчаянно и громко...
Первая пришла в себя Глафира: она сделала над собой усилие и со строгим лицом не плаксивой, но глубокой скорби прошла чрез толпу, остановилась над самым трупом мужа и,
закрыв на минуту
глаза рукой, бросилась на грудь мертвеца и… в ту же минуту в замешательстве отскочила и попятилась, не сводя взора с раскачавшихся
рук мертвеца.
Это пустое обстоятельство так неприятно повлияло на расстроенные нервы вдовы, что она насилу удержалась на ногах, схватясь за
руку Ропшина, и
закрыла ладонью
глаза, но чуть лишь отняла ладонь, как была еще более поражена: пред нею несли со стола ко гробу тело мужа и на нем был куцый кирасирский мундир с распоротою и широко разошедшеюся спинкой… Мало этого, точно из воздуха появилось и третье явление: впереди толпы людей стоял краснолицый монах…
Заспавшаяся Лиза ничего не могла сообразить в одно мгновение. Она
закрыла рукою глаза и, открыв их снова, случайно прежде всего прочла на лежащей у самовара карточке: «В С.-Петербурге, по Караванной улице, № 7, гостиница для приезжающих с нумерами „Италия“.»
«И как много обязан я тебе, истинный, добрый друг наш, — сказал он ему, — в том, что я сделался человеком, — тебе и моей матери я обязан всем, всем; ты больше для меня, нежели родной отец!» Женевец
закрыл рукою глаза, потом посмотрел на мать, на сына, хотел что-то сказать, — ничего не сказал, встал и вышел вон из комнаты.
Неточные совпадения
— Нет, нет, не может быть! Нет, ради Бога, вы ошиблись! — говорила Долли, дотрагиваясь
руками до висков и
закрывая глаза.
«Вы можете затоптать в грязь», слышал он слова Алексея Александровича и видел его пред собой, и видел с горячечным румянцем и блестящими
глазами лицо Анны, с нежностью и любовью смотрящее не на него, а на Алексея Александровича; он видел свою, как ему казалось, глупую и смешную фигуру, го когда Алексей Александрович отнял ему от лица
руки. Он опять вытянул ноги и бросился на диван в прежней позе и
закрыл глаза.
Он поднялся опять на локоть, поводил спутанною головой на обе стороны, как бы отыскивая что-то, и открыл
глаза. Тихо и вопросительно он поглядел несколько секунд на неподвижно стоявшую пред ним мать, потом вдруг блаженно улыбнулся и, опять
закрыв слипающиеся
глаза, повалился, но не назад, а к ней, к ее
рукам.
Приезд его на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма: я уверен, что накануне отъезда из отцовской деревни он говорил с мрачным видом какой-нибудь хорошенькой соседке, что он едет не так, просто, служить, но что ищет смерти, потому что… тут, он, верно,
закрыл глаза рукою и продолжал так: «Нет, вы (или ты) этого не должны знать! Ваша чистая душа содрогнется! Да и к чему? Что я для вас! Поймете ли вы меня?..» — и так далее.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я
закрыл глаза руками и стал читать молитву, не помню какую… Да, батюшка, видал я много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец… ну, да Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?