Надо прибавить, что и цейгмейстер, как бы перед ужасным переломом жизни, во всех спорах, затеваемых Гликом, стал терпелив, как писчая бумага, и оказывал ему нежную, уступчивую почтительность сына, даже и тогда, когда дело шло о переходе в
русскую службу.
Густав, прочтя описание последних дней жизни своего дяди, возненавидел Карла и просился немедленно в
русскую службу. Следствием этого прошения был вызов его в Москву. Здесь нашел он многих соотечественников своих из лучших фамилий, снискивавших себе пропитание разными искусствами. Иные давали уроки танцевания, другие учили чистописанию, языкам и математике. Несколько приятелей своих застал он в разрисовке стекол для подмосковного села Покровского.
Неточные совпадения
— Обещался ли б ты тогда оставить шведскую
службу н вступить в
русскую?
— Вот в первый раз приход хочет быть умнее своего пастора! Я не глупее других; знаю, что делаю, — сказал он с сердцем и, сидя на своем коньке, решил: быть брачному торжеству непременно через двадцать дней. Никакие обстоятельства не должны были этому помешать. — Только с тем уговором, — прибавил он, — чтобы цейгмейстер вступил в
службу к Великому Алексеевичу, в случае осады
русскими мариенбургского замка и, паче чаяния, сдачи оного неприятелю. — Обещано…
Видения мои сбываются: народ волнуется, шумит, толкует об открытии заговора, о бегстве царя Петра Алексеевича с матерью и молодою супругою в Троицкий монастырь; войско, под предводительством Лефорта [Лефорт Франц Яковлевич (1656–1699) — швейцарец, с 1678 г. состоявший на
службе в
русской армии; играл активную роль в создании Преображенского и Семеновского «потешных» полков, впоследствии участвовал во всех военных походах начального периода правления Петра I.] и Гордона, собирается в поход; сзывают верных Петру к защите его, проклинают Шакловитого [Шакловитый Федор Леонтьевич — управляющий Стрелецким приказом, сообщник царевны Софьи Алексеевны; казнен Петром I в 1689 г.], раздаются угрозы Софии.
Сенявин, который сам рассказывал этот анекдот, принадлежал к тому числу непрактических людей в
русской службе, которые думают, что риторическими выходками о честности и деспотическим преследованием двух-трех плутов, которые подвернутся, можно помочь такой всеобщей болезни, как русское взяточничество, свободно растущее под тенью цензурного древа.
Впереди десятков двух казаков ехали два человека: один — в белой черкеске и высокой папахе с чалмой, другой — офицер
русской службы, черный, горбоносый, в синей черкеске, с изобилием серебра на одежде и на оружии.
Не могу пройти молчанием замеченную мною странность: большая часть этих господ немцев и вообще иностранцев, служивших тогда в
русской службе, постоянно отличались жестокостью и большою охотою до палок.
Неточные совпадения
Старый, запущенный палаццо с высокими лепными плафонами и фресками на стенах, с мозаичными полами, с тяжелыми желтыми штофными гардинами на высоких окнах, вазами на консолях и каминах, с резными дверями и с мрачными залами, увешанными картинами, — палаццо этот, после того как они переехали в него, самою своею внешностью поддерживал во Вронском приятное заблуждение, что он не столько
русский помещик, егермейстер без
службы, сколько просвещенный любитель и покровитель искусств, и сам — скромный художник, отрекшийся от света, связей, честолюбия для любимой женщины.
Наконец толстый, послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет
службу, перебирается и делается помещиком, славным
русским барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет.
Это был один из тех баронов Р., которых очень много в
русской военной
службе, все людей с сильнейшим баронским гонором, совершенно без состояния, живущих одним жалованьем и чрезвычайных служак и фрунтовиков.
Не величавый образ Колумба и Васко де Гама гадательно смотрит с палубы вдаль, в неизвестное будущее: английский лоцман, в синей куртке, в кожаных панталонах, с красным лицом, да
русский штурман, с знаком отличия беспорочной
службы, указывают пальцем путь кораблю и безошибочно назначают день и час его прибытия.
Огромная, превратившаяся в самодовлеющую силу
русская государственность боялась самодеятельности и активности
русского человека, она слагала с
русского человека бремя ответственности за судьбу России и возлагала на него
службу, требовала от него смирения.