Неточные совпадения
Грудь его разрывалась от досады, когда он помышлял, что властолюбие Бирона, шагая по трупам своих жертв, заносило уже ногу на высшую ступень в России.
Герцог имел свой двор, свою гвардию; иные, будто ошибкой, титуловали его высочеством, и он не сердился за эту ошибку; считали даже милостью допуск к его руке; императрица,
хотя выезжала и занималась делами, приметно гасла день ото дня, и любимец ее очищал уже себе место правителя.
Волынской вынул из урны свернутую бумажку и прочел: «Берегитесь! все ваши гости лазутчики Бирона, выучившие роль ваших друзей и приехавшие к вам под именами их. Они
хотят втереться к вам в кабинет. Не оскорбляйте рыцаря: это брат
герцога».
Родом жид, он остался жидом,
хотя по наружности обновил себя водою и духом. Вывезенный
герцогом, наг и нищ, из Курляндии и им обогащенный в России, он готов был, по одному только намеку его, оклеветать, пытать, удавить и утопить кого бы ни попало. И потому Груня покорилась необходимости. Творя крестные знамения и читая молитвы, она исполняла приказ грозного перекрещенца.
— Управься мне с доносчиками, как
хочешь, лишь бы концы в воду, — сказал
герцог и вынул из бюро несколько листов, которые и отдал Липману вместе с подлинным доносом Горденки. — Вот тебе бланки на их судьбу! Выбрав нужное для себя, сожги бумагу. — Потом прибавил он благосклонно: — Ты сделал мне ныне подарок, и я у тебя в долгу. Твой племянник пожалован в кабинет-секретари: объяви ему это и прибавь, что на первое обзаведение в этом звании дарю ему пару коней с моей конюшни и приличный экипаж.
— Мятежники! я их в бараний рог!.. Мужики, от которых воняет луком!.. Не всем ли нам обязаны? и какова благодарность! О, как волка ни корми, он все в лес глядит!.. Животные, созданные, чтобы пресмыкаться,
хотят тоже в люди! Я их!.. Я им докажу, что водовозная кляча
герцога курляндского дороже русского… Гм! Они не знают, с кем тягаются… не на Кульковского напали!
Герцог указал на дверь, кивнув головой, как бы
хотел сказать: возитесь вы тогда с ним!..
Улыбкою встретил
герцог пришедших, просил их садиться, бросил на пажа ужасный взгляд, которым, казалось,
хотел его съесть, потом опять с улыбкою сказал, обратясь к Волынскому...
Эта записка имела свое действие. Она смутила, испугала
герцога грозною неожиданностию, как внезапный крик петуха пугает льва, положившего уже лапу на свою жертву, чтобы растерзать ее. Он решился не обнаруживать государыне обиды, нанесенной ему соперником, до благоприятного исполнения прежде начертанных планов. Надо было отделаться и от Горденки, который его так ужасно преследовал. Собираясь зарезать ближнего, разбойник
хотел прежде умыться.
Я не посрамлю ни вас, ни себя; и если за нее не обнимет меня
герцог, так я после этого жить не
хочу.
— Не вините его, ваше величество, за то, что он для пользы России и чести вашей увлекся благородною пылкостью своего характера и не взвесил как должно слов своих. Эти же слова произнес он некогда самому
герцогу и ныне
хотел быть верен себе и на бумаге, которая пойдет к потомству.
Герцог тогда же сильно чувствовал свое оскорбление: зачем же не жаловался вашему величеству? Оттого, что сам связан был по рукам и ногам ужасною смертью Горд…
Неточные совпадения
Вор или
герцог, — к вам
хочу, домой!
Хотя эти владения и не принадлежали князю Лимбургу, тем не менее он титуловался
герцогом Шлезвиг-Голштейннским или князем Голштейн-Лимбург.
— Э! нашел я спросить кого, точно не знаю, что ты до седых волос в недорослях состоишь и Питера, как черт ладану, боишься… Так вот аргамак был. Каковы были кони у
герцога курляндского, и у того такого аргамака не бывало. Приставал не один раз курляндчик ко мне, подари да подари ему аргамака, а не то бери за него, сколь
хочешь.
Герцог Альбанский
хочет заступиться за Лира, но Эдмунд не позволяет.
Герцог Альбанский
хотя и жалеет Лира, но считает своим долгом сражаться с французами, вступившими в пределы его отечества, и готовится к битве. Приходит Эдгар, все еще переодетый, отдает
герцогу Альбанскому письмо и говорит, что если
герцог победит, то пусть протрубят в трубу, и тогда (за 800 лет до Р. X.) явится рыцарь, который докажет справедливость содержания письма.