Скоро, однако, умный и
лукавый старик нашел средство примириться с «новым направлением». Начались религиозные споры, и в капитанской усадьбе резко обозначились два настроения. Женщины — моя мать и жена капитана — были на одной стороне, мой старший брат, офицер и студент — на другой.
Туда в конце тридцатых и начале сороковых годов заезжал иногда Герцен, который всякий раз собирал около себя кружок и начинал обыкновенно расточать целые фейерверки своих оригинальных, по тогдашнему времени, воззрений на науку и политику, сопровождая все это пикантными захлестками; просиживал в этой кофейной вечера также и Белинский, горячо объясняя актерам и разным театральным любителям, что театр — не пустая забава, а место поучения, а потому каждый драматический писатель, каждый актер, приступая к своему делу, должен помнить, что он идет священнодействовать; доказывал нечто вроде того же и Михайла Семенович Щепкин, говоря, что искусство должно быть добросовестно исполняемо, на что Ленский [Ленский Дмитрий Тимофеевич, настоящая фамилия Воробьев (1805—1860), — актер и драматург-водевилист.], тогдашний переводчик и актер, раз возразил ему: «Михайла Семеныч, добросовестность скорей нужна сапожникам, чтобы они не шили сапог из гнилого товара, а художникам необходимо другое: талант!» — «Действительно, необходимо и другое, — повторил
лукавый старик, — но часто случается, что у художника ни того, ни другого не бывает!» На чей счет это было сказано, неизвестно, но только все присутствующие, за исключением самого Ленского, рассмеялись.
— Да, — примолвил, вздохнув,
лукавый старик, — бывшей царевны, ныне инокини Сусанны! [После подавления последнего стрелецкого бунта (1698) царевна Софья, удаленная в Новодевичий монастырь, была там пострижена под именем Сусанны.]
Неточные совпадения
Как рано мог уж он тревожить // Сердца кокеток записных! // Когда ж хотелось уничтожить // Ему соперников своих, // Как он язвительно злословил! // Какие сети им готовил! // Но вы, блаженные мужья, // С ним оставались вы друзья: // Его ласкал супруг
лукавый, // Фобласа давний ученик, // И недоверчивый
старик, // И рогоносец величавый, // Всегда довольный сам собой, // Своим обедом и женой.
Мучителей толпа, // В любви предателей, в вражде неутомимых, // Рассказчиков неукротимых, // Нескладных умников,
лукавых простяков, // Старух зловещих,
стариков, // Дряхлеющих над выдумками, вздором, — // Безумным вы меня прославили всем хором.
Привалов даже обрадовался этому предложению: он чувствовал себя виновным пред старушкой Колпаковой, что до сих пор не навестил ее. Он отправился к ней на другой же день утром. Во дворе колпаковской развалины его встретил
старик Полуянов, приветливо улыбнулся и с
лукавым подмигиванием сообщил:
— Ступай, пожалуйся на меня, пес! — кричал
старик вдогонку
лукавому рабу. — Я на твое место двадцать таких-то найду…
Свидание двух генералов было странное. Старый генерал расчувствовался и пролил слезы. Молодой генерал смотрел строго, как будто приехал судить
старика. «Раб
лукавый! — как бы говорил его холодный, почти стеклянный взор, — куда ты зарыл вверенный тебе талант?»