Неточные совпадения
Она ничего не
знает о тебе, никогда не услышит о тебе, глаза ее скользят по тебе, не видя, но ты тут, подле, всегда обожающий, всегда готовый отдать за нее — нет, зачем за нее — за ее каприз, за ее мужа, за любовника, за ее любимую собачонку — отдать
и жизнь,
и честь,
и все,
что только возможно отдать!
Что-то, казалось, постороннее ударило Ромашову в голову,
и вся комната пошатнулась перед его глазами. Письмо было написано крупным, нервным, тонким почерком, который мог принадлежать
только одной Александре Петровне — так он был своеобразен, неправилен
и изящен. Ромашов, часто получавший от нее записки с приглашениями на обед
и на партию винта, мог бы
узнать этот почерк из тысяч различных писем.
«Я
знаю,
что мне теперь делать! — говорилось в письме. — Если
только я не умру на чахотку от вашего подлого поведения, то, поверьте, я жестоко отплачу вам. Может быть, вы думаете,
что никто не
знает, где вы бываете каждый вечер? Слепец!
И у стен есть уши. Мне известен каждый ваш шаг. Но, все равно, с вашей наружностью
и красноречием вы там ничего не добьетесь, кроме того,
что N вас вышвырнет за дверь, как щенка. А со мною советую вам быть осторожнее. Я не из тех женщин, которые прощают нанесенные обиды.
Некоторые
только и жили,
что винтом, штоссом
и ландскнехтом: кое-кто играл нечисто, — об этом
знали, но смотрели сквозь пальцы.
Однако перед большими смотрами, все, от мала до велика, подтягивались
и тянули друг друга. Тогда уже не
знали отдыха, наверстывая лишними часами занятий
и напряженной, хотя
и бестолковой энергией то,
что было пропущено. С силами солдат не считались, доводя людей до изнурения. Ротные жестоко резали
и осаживали младших офицеров, младшие офицеры сквернословили неестественно, неумело
и безобразно, унтер-офицеры, охрипшие от ругани, жестоко дрались. Впрочем, дрались
и не одни
только унтер-офицеры.
Когда же учение окончилось, они пошли с Веткиным в собрание
и вдвоем с ним выпили очень много водки. Ромашов, почти потеряв сознание, целовался с Веткиным, плакал у него на плече громкими истеричными слезами, жалуясь на пустоту
и тоску жизни,
и на то,
что его никто не понимает,
и на то,
что его не любит «одна женщина», а кто она — этого никто никогда не
узнает; Веткин же хлопал рюмку за рюмкой
и только время от времени говорил с презрительной жалостью...
Из лагеря в город вела
только одна дорога — через полотно железной дороги, которое в этом месте проходило в крутой
и глубокой выемке. Ромашов по узкой, плотно утоптанной, почти отвесной тропинке быстро сбежал вниз
и стал с трудом взбираться по другому откосу. Еще с середины подъема он заметил,
что кто-то стоит наверху в кителе
и в шинеле внакидку. Остановившись на несколько секунд
и прищурившись, он
узнал Николаева.
Он уже
знал теперь твердо,
что не останется служить в армии
и непременно уйдет в запас, как
только минуют три обязательных года, которые ему надлежало отбыть за образование в военном училище.
Может быть, Илюша уж давно замечает и понимает, что говорят и делают при нем: как батюшка его, в плисовых панталонах, в коричневой суконной ваточной куртке, день-деньской
только и знает, что ходит из угла в угол, заложив руки назад, нюхает табак и сморкается, а матушка переходит от кофе к чаю, от чая к обеду; что родитель и не вздумает никогда поверить, сколько копен скошено или сжато, и взыскать за упущение, а подай-ко ему не скоро носовой платок, он накричит о беспорядках и поставит вверх дном весь дом.
— Молчи, пожалуйста! — с суеверным страхом остановил его Аянов, — еще накличешь что-нибудь! А у меня один геморрой чего-нибудь да стоит! Доктора
только и знают, что вон отсюда шлют: далась им эта сидячая жизнь — все беды в ней видят! Да воздух еще: чего лучше этого воздуха? — Он с удовольствием нюхнул воздух. — Я теперь выбрал подобрее эскулапа: тот хочет летом кислым молоком лечить меня: у меня ведь закрытый… ты знаешь? Так ты от скуки ходишь к своей кузине?
Неточные совпадения
Аммос Федорович. А черт его
знает,
что оно значит! Еще хорошо, если
только мошенник, а может быть,
и того еще хуже.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне
только одно слово:
что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не
узнали! А все проклятое кокетство; услышала,
что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает,
что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Черт его
знает,
что такое,
только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи,
чем они кормят!
И челюсти заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя;
и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет
и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног.
Только бы мне
узнать,
что он такое
и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается
и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Так как я
знаю,
что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому
что ты человек умный
и не любишь пропускать того,
что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если
только уже не приехал
и не живет где-нибудь инкогнито…