Неточные совпадения
Студент отвернулся к окну и сквозь двойные стекла, от нечего делать, стал глядеть на двор, где отдыхал помещичий дормез, рядом с перекладной телегой, и тут же
стояли широкие крытые сани да легкая бричка — вероятнее всего исправничья. А там, дальше — на площади колыхались и гудели толпы народа.
23-го сентября, в субботу, с утра еще в сборной зале
стояла огромная толпа. На дверях этой залы была вывешена прокламация, которая потом висела беспрепятственно в течение шести часов сряду. Ни единая душа из начальства, по примеру предыдущих дней, не появлялась даже в виду
студентов.
У подъезда
стоял полицмейстер с казаком-ординарцем и потребовал, чтобы
студенты немедленно же разошлись.
— Господа, чего вы! — стараясь придать себе спокойствие и хладнокровие, громко обращался к
студентам стоявший рядом со Свиткой Хвалынцев. — Не стыдно ли?
Студенты, мужчины!.. Стреляют? Ну, что же, умейте
стоять честными людьми, коли дело дошло до этого!
Между тем
студенты снова собрались на университетском дворе. Когда они подходили к цели своего путешествия, то увидели, что на площади, между университетом и академией, уже был отряд жандармов. За университетом тоже
стояли солдаты, спешно вызванные из казарм Финляндского полка.
Попечитель
стоял в воротах, между
студентами и войском.
Однако, невзирая на это грозное предупреждение,
студенты решились не расходиться до окончания сходки и, в случае нападения войска или жандармов,
стоять смирно и отнюдь не пускать в дело палок.
Студенты продолжали
стоять и выбирать депутатов. Решили отправить их с адресом сейчас же и ожидать возвращения.
Более двухсот студентов-матрикулистов
стояли отдельной группой; человек полтораста из не взявших матрикулы помещались неподалеку от них.
Эти соображения
студента были прерваны шорохом и легким свистом шелкового женского платья. Хвалынцев поднял глаза — на пороге
стояла женщина, вся в черном. Колтышко предупредительно бросился к ней навстречу и, с видом глубокой почтительности, подал руку.
До прихода поезда
студент стоял у буфета и пил чай, а почтальон, засунув руки в рукава, всё еще со злобой на лице, одиноко шагал по платформе и глядел под ноги.
Студент стоял неподвижно, засунув руки в карманы, и не отрывал глаз от огней. Он не слушал инженера, о чем-то думал и, по-видимому, переживал то настроение, когда не хочется ни говорить, ни слушать. После долгого молчания он обернулся ко мне и сказал тихо:
Неточные совпадения
Как: из-за того, что бедный
студент, изуродованный нищетой и ипохондрией, накануне жестокой болезни с бредом, уже, может быть, начинавшейся в нем (заметь себе!), мнительный, самолюбивый, знающий себе цену и шесть месяцев у себя в углу никого не видавший, в рубище и в сапогах без подметок, —
стоит перед какими-то кварташками [Кварташка — ироническое от «квартальный надзиратель».] и терпит их надругательство; а тут неожиданный долг перед носом, просроченный вексель с надворным советником Чебаровым, тухлая краска, тридцать градусов Реомюра, [Реомюр, Рене Антуан (1683–1757) — изобретатель спиртового термометра, шкала которого определялась точками кипения и замерзания воды.
Он злился. Его раздражало шумное оживление Марины, и почему-то была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно было признать, что именно вот этот человек с бескровным лицом и какими-то кричащими глазами — мальчик, который
стоял перед Варавкой и звонким голосом говорил о любви своей к Лидии. Неприятен был и бородатый
студент.
«Москва опустила руки», — подумал он, шагая по бульварам странно притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все больше мелкие обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими группами они
стояли у ворот, куда-то шли, тоже по трое, по пяти и более.
Студентов было не заметно, одинокие прохожие — редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду торчали и мелькали мальчишки, ожидая чего-то.
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция загоняет московских
студентов в манеж, мужики и бабы срывают замок с двери хлебного «магазина», вот поднимают колокол на колокольню; криками ура встречают голубовато-серого царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий
стоит на коленях пред Зимним дворцом, поет «Боже, царя храни», кричит ура.
Ему вспомнилось, как однажды, войдя в столовую, он увидал, что Марина,
стоя в своей комнате против Кутузова, бьет кулаком своей правой руки по ладони левой, говоря в лицо бородатого
студента: