«Стало быть, правы все-таки они, а не мы. Что же делать? Что делать теперь?» — снова поднялся в нем старый вопрос, который уже неоднократно и прежде тысячью сомнений тревожил и ум его и совесть, а теперь вдруг
стал пред ним со всею настойчивостью и беспощадною неотразимостью.
Неточные совпадения
— Подумаем и придумаем, с Божьею помощью! — сказал
он, покорно склоняя голову, как
пред высшей волей Провидения. — Сказано: толцыте и отверзится, ищите и обрящете — ну,
стало быть, и поищем! А если что нужно будет, я опять уведомлю пана.
—
Стало быть, не отказывается? — вопросительно остановился
он пред Хвалынцевым.
Волнение от всей этой внезапности; радость при нежданных и весьма значительных для
него деньгах; страх
пред странным тоном письма и особенно
пред заключительной и весьма-таки полновесною угрозой; заманчивость этой загадочно-таинственной неизвестности, за которою скрывается какая-то неведомая, но, должно быть, грозная и могучая сила, (так по крайней мере думал Шишкин) и наконец это лестно-приятное щекотание по тем самым стрункам самолюбия, которые пробуждают в молодом человеке самодовольно-гордое сознание собственного достоинства и значительности, что вот, мол,
стало быть, и я что-нибудь да значу, если меня ищут «такие люди».
— Хм!.. Полюбить-то, пожалуй, и больше полюбила, — согласился
он, по обыкновению медленно и туго потирая между колен свои руки и глядя мимо очков в какое-то пространство
пред собою. — Насчет любви — не знаю, может, и так, а может, и нет; но уважать-то уж, конечно, менее
стала.
— Где?.. А, вы сомневаетесь!.. Я скажу вам где! Хоть бы в Варшаве… Боже мой!.. Как сейчас помню… это было только семь месяцев назад… На Зигмунтовой площади,
пред замком, стояли тысячи народа… Я тут же, в одном из домов, глядела с балкона… Вечер уж был, темно
становилось; солдаты ваши стояли против народа; в этот день
они наш крест изломали… и вдруг раздались выстрелы… Помню только какой-то глухой удар и больше ничего, потому что упала замертво.
Хвалынцев все это солгал, ради пущего удостоверения в справедливости слов своих, но солгавши раз, и в этой лжи как бы даже порисовавшись
пред нею в новом положении,
он как будто сам поверил в истину сказанного;
ему вдруг и самому
стало казаться, что все это точно так и есть, что
он точно зачислен и уже служит.
Этим словом сказалось все. Татьяна не
стала расспрашивать далее. К чему ей были слова, объяснения, подробности, когда одним лишь этим словом все беспощадно обнажилось
пред нею:
он любит другую женщину,
он для нее всю жизнь поставил на карту, о чем же тут больше спрашивать? Что еще бередит
ему сердце? И что еще, наконец, нужно знать больше этого?.. Все сказано, все сделано, — довольно!
Старик молча прошелся несколько раз по комнате.
Он словно бы сосредоточивался, словно бы внутренно приготовлялся, решаясь на что-то важное, большое и наконец
стал пред учителем, спокойно и твердо глядя
ему в глаза.
Он пошел по дороге, огибающей парк, к своей даче. Сердце его стучало, мысли путались, и всё кругом него как бы походило на сон. И вдруг, так же как и давеча, когда он оба раза проснулся на одном и том же видении, то же видение опять предстало ему. Та же женщина вышла из парка и
стала пред ним, точно ждала его тут. Он вздрогнул и остановился; она схватила его руку и крепко сжала ее. «Нет, это не видение!»
— Я думал, не придете, — тяжело проговорил он из угла дивана, откуда, впрочем, не шевельнулся навстречу. Петр Степанович
стал пред ним и, прежде всякого слова, пристально вгляделся в его лицо.
Вышел я оттуда домой, дошел до отца протопопова дома,
стал пред его окнами и вдруг подперся по-офицерски в боки руками и закричал: «Я царь, я раб, я червь, я бог!» Боже, боже: как страшно вспомнить, сколь я был бесстыж и сколь же я был за то в ту ж пору постыжен и уязвлен!
Неточные совпадения
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она
ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка
стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал!
пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
— Тише, дети, тише! — даже сердито закричал Левин на детей,
становясь пред женой, чтобы защитить ее, когда толпа детей с визгом радости разлетелась
им навстречу.
То, что
он теперь, искупив
пред мужем свою вину, должен был отказаться от нее и никогда не
становиться впредь между ею с ее раскаянием и ее мужем, было твердо решено в
его сердце; но
он не мог вырвать из своего сердца сожаления о потере ее любви, не мог стереть в воспоминании те минуты счастия, которые
он знал с ней, которые так мало ценимы
им были тогда и которые во всей своей прелести преследовали
его теперь.
— Ах, что я сделал! — вскрикнул
он и,
став пред ней на колени,
стал целовать ее руки.
Подойдя к ней вплоть,
он стал с своей высоты смотреть
пред собою и увидал глазами то, что она видела носом.