Неточные совпадения
«Щось буде» принимало
новые формы… Атмосфера продолжала накаляться.
Знакомые дамы и барышни появлялись теперь в черных траурных одеждах. Полиция стала за это преследовать: демонстранток в черных платьях и особенно
с эмблемами (сердце, якорь и крест) хватали в участки, составляли протоколы.
С другой стороны, — светлые платья обливались кислотой, их в костелах резали ножиками… Ксендзы говорили страстные проповеди.
Опять забытье,
с вереницей бессвязных мыслей и нытьем в ногах… И
новый шорох. Регент ударяет камертоном о перила, подымает его, взмахивает, и хор точно пускается вплавь
с знакомым мотивом...
В этот день он явился в класс
с видом особенно величавым и надменным.
С небрежностью, сквозь которую, однако, просвечивало самодовольство, он рассказал, что он
с новым учителем уже «приятели». Знакомство произошло при особенных обстоятельствах. Вчера, лунным вечером, Доманевич возвращался от
знакомых. На углу Тополевой улицы и шоссе он увидел какого-то господина, который сидел на штабеле бревен, покачивался из стороны в сторону, обменивался шутками
с удивленными прохожими и запевал малорусские песни.
Хозяйки, по-русски, оставили Долинского у себя отобедать, потом вместе ходили гулять и продержали его до полночи. Дорушка была умна, резва и весела. Долинский не заметил, как у него прошел целый день
с новыми знакомыми.
Гости уселись; хозяева предложили им обычные вопросы, произносимые с тем приторным и натянутым выражением лица, которое является у самых порядочных людей в первые мгновения разговора
с новым знакомым; гости возражали таким же образом.
Неточные совпадения
Когда кончилось чтение обзора, общество сошлось, и Левин встретил и Свияжского, звавшего его нынче вечером непременно в Общество сельского хозяйства, где будет читаться знаменитый доклад, и Степана Аркадьича, который только что приехал
с бегов, и еще много других
знакомых, и Левин еще поговорил и послушал разные суждения о заседании, о
новой пьесе и о процессе.
Вчера Степан Аркадьич являлся по службе в мундире, и
новый начальник был очень любезен и разговорился
с Облонским, как
с знакомым; поэтому Степан Аркадьич считал своею обязанностью сделать ему визит в сюртуке.
Самгин мог бы сравнить себя
с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего
нового, интересного, а только оживляют в памяти
знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
В минуты таких размышлений наедине
с самим собою Клим чувствовал себя умнее, крепче и своеобразней всех людей,
знакомых ему. И в нем постепенно зарождалось снисходительное отношение к ним, не чуждое улыбчивой иронии, которой он скрытно наслаждался. Уже и Варавка порою вызывал у него это
новое чувство, хотя он и деловой человек, но все-таки чудаковатый болтун.
«Да, она умнеет», — еще раз подумал Самгин и приласкал ее. Сознание своего превосходства над людями иногда возвышалось у Клима до желания быть великодушным
с ними. В такие минуты он стал говорить
с Никоновой ласково, даже пытался вызвать ее на откровенность; хотя это желание разбудила в нем Варвара, она стала относиться к
новой знакомой очень приветливо, но как бы испытующе. На вопрос Клима «почему?» — она ответила: