А как счастлив бывал он в этой комнате некогда! он был не один: около него присутствовал тогда
прекрасный призрак и осенял его днем за заботливым трудом, ночью бодрствовал над его изголовьем. Там жили с ним тогда мечты, будущее было одето туманом, но не тяжелым, предвещающим ненастье, а утренним, скрывающим светлую зарю. За тем туманом таилось что-то, вероятно — счастье… А теперь? не только его комната, для него опустел целый мир, и в нем самом холод, тоска…
Гуриенко заиграла «Осеннюю песню» Чайковского. Затасканная мелодия под ее пальцами стала новой, хватающею за душу. Липовые аллеи. Желтые листья медленно падают. Les sanglots longs des violons de l'automne [Долгие рыдания осенних скрипок (франц.).]. И медленно идет
прекрасный призрак прошлого, прижав пальцы к глазам.
Неточные совпадения
Всегда он с думою унылой // В ее блистающих очах // Встречает образ вечно милый. // В ее приветливых речах // Знакомые он слышит звуки… // И к
призраку стремятся руки; // Он вспомнил всё — ее зовет… // Но вдруг очнулся. Ах! несчастный, // В какой он бездне здесь ужасной; // Уж жизнь его не расцветет. // Он гаснет, гаснет, увядает, // Как цвет
прекрасный на заре; // Как пламень юный, потухает // На освященном алтаре!!!
Определяя
прекрасное как полное проявление идеи в отдельном существе, мы необходимо придем к выводу: «
прекрасное в действительности только
призрак, влагаемый в нее нашею фантазиею»; из этого будет следовать, что «собственно говоря,
прекрасное создается нашею фантазиею, а в действительности (или, [по Гегелю]: в природе) истинно
прекрасного нет»; из того, что в природе нет истинно
прекрасного, будет следовать, что «искусство имеет своим источником стремление человека восполнить недостатки
прекрасного в объективной действительности» и что «
прекрасное, создаваемое искусством, выше
прекрасного в объективной действительности», — все эти мысли составляют сущность [гегелевской эстетики и являются в ней] не случайно, а по строгому логическому развитию основного понятия о
прекрасном.
Этот скрывающий под собою истину
призрак проявления идеи вполне в отдельном существе есть
прекрасное (das Schöne).
Я не буду говорить о том, что основные понятия, из которых выводится у Гегеля определение
прекрасного], теперь уже признаны не выдерживающими критики; не буду говорить и о том, что
прекрасное [у Гегеля] является только «
призраком», проистекающим от непроницательности взгляда, не просветленного философским мышлением, перед которым исчезает кажущаяся полнота проявления идеи в отдельном предмете, так что [по системе Гегеля] чем выше развито мышление, тем более исчезает перед ним
прекрасное, и, наконец, для вполне развитого мышления есть только истинное, а
прекрасного нет; не буду опровергать этого фактом, что на самом деле развитие мышления в человеке нисколько не разрушает в нем эстетического чувства: все это уже было высказано много раз.
Наконец, ближайшим образом мысль о том, что
прекрасное есть чистая форма, вытекает из понятия, что
прекрасное есть чистый
призрак; а такое понятие — необходимое следствие определения
прекрасного как полноты осуществления идеи в отдельном предмете и падает вместе с этим определением.