Неточные совпадения
И вот ее бьют за меня, а она даже
не может
уйти…
И он опять
ушел на двор с видом серьезного человека,
не желающего терять время.
Дед оскорбил барчука и
ушел от него нищим, так как во все время управления имениями
не позволял себе «самовольно» определить цифру своего жалованья.
И когда кого-нибудь хоронили, мы
не могли
уйти с угла до тех пор, пока похоронный кортеж
не достигал этой предельной точки.
И когда я теперь вспоминаю эту характерную,
не похожую на всех других людей, едва промелькнувшую передо мной фигуру, то впечатление у меня такое, как будто это — само историческое прошлое Польши, родины моей матери, своеобразное, крепкое, по — своему красивое,
уходит в какую-то таинственную дверь мира в то самое время, когда я открываю для себя другую дверь, провожая его ясным и зорким детским, взглядом…
Нам очень нравилось это юмористическое объяснение, побеждавшее ужасное представление о воющем привидении, и мы впоследствии часто просили отца вновь рассказывать нам это происшествие. Рассказ кончался веселым смехом… Но это трезвое объяснение на кухне
не произвело ни малейшего впечатления. Кухарка Будзиньская, а за ней и другие объяснили дело еще проще: солдат и сам знался с нечистой силой; он по — приятельски столковался с «марой», и нечистый
ушел в другое место.
— Кос — ти пере — ломаю!.. все кости… — то наши детские души
уходили в пятки… Но это бывало
не часто. Старый добряк экономил этот эффект и прибегал к нему лишь в крайних случаях.
В один вечер мать захлопоталась и забыла прислать за мною. Остаться ночевать в пансионе мне
не хотелось. Было страшно
уходить одному, но вместе что-то манило. Я решился и, связав книги, пошел из дортуара, где ученики уже ложились.
Не знаю, имел ли автор в виду каламбур, которым звучало последнее восклицание, но только оно накинуло на всю пьесу дымку какой-то особой печали, сквозь которую я вижу ее и теперь… Прошлое родины моей матери, когда-то блестящее, шумное, обаятельное,
уходит навсегда, гремя и сверкая последними отблесками славы.
—
Уйдите,
уйдите все… Ничего
не надо.
— Я
не защищаюсь более. Делайте, что хотите… Мой сын
ушел в отряд и — убит…
— Один… если захочешь, будем приходить вместе… Тебе
не хочется иногда
уйти куда-нибудь?.. Так, чтобы все идти, идти… и
не возвращаться…
Мы остались и прожили около полугода под надзором бабушки и теток. Новой «власти» мы как-то сразу
не подчинились, и жизнь пошла кое-как. У меня были превосходные способности, и, совсем перестав учиться, я схватывал предметы на лету, в классе, на переменах и получал отличные отметки. Свободное время мы с братьями отдавали бродяжеству:
уходя веселой компанией за реку, бродили по горам, покрытым орешником, купались под мельничными шлюзами, делали набеги на баштаны и огороды, а домой возвращались позднею ночью.
Того, что я теперь чувствую рядом со всеми этими картинами, того особенного, того печально — приятного, того, что
ушло, того, что уже
не повторится, того, что делает те впечатления такими незаурядными, единственными, так странно и на свой лад прекрасными, — того тогда
не было…
Это было заведение особенного переходного типа, вскоре исчезнувшего. Реформа Д. А. Толстого, разделившая средние учебные заведения на классические и реальные, еще
не была закончена. В Житомире я начал изучать умеренную латынь только в третьем классе, но за мною она двигалась уже с первого. Ровенская гимназия, наоборот, превращалась в реальную. Латынь
уходила класс за классом, и третий, в который мне предстояло поступить, шел уже по «реальной программе», без латыни, с преобладанием математики.
К тому времени мы уже видели немало смертей. И, однако, редкая из них производила на нас такое огромное впечатление. В сущности… все было опять в порядке вещей. Капитан пророчил давно, что скрипка
не доведет до добра. Из дому Антось
ушел тайно… Если тут была вина, то, конечно, всего более и прямее были виновны неведомые парубки, то есть деревня… Но и они, наверное,
не желали убить… Темная ночь, слишком тяжелый дрючок, неосторожный удар…
Этот вопрос стал центром в разыгравшемся столкновении. Прошло дня два, о жалобе ничего
не было слышно. Если бы она была, — Заруцкого прежде всего вызвал бы инспектор Рущевич для обычного громового внушения, а может быть, даже прямо приказал бы
уходить домой до решения совета. Мы ждали… Прошел день совета… Признаков жалобы
не было.
Оказалось, что это был тот же самый Балмашевский, но… возмутивший всех циркуляр он принялся применять
не токмо за страх, но и за совесть: призывал детей, опрашивал, записывал «число комнат и прислуги». Дети
уходили испуганные, со слезами и недобрыми предчувствиями, а за ними исполнительный директор стал призывать беднейших родителей и на точном основании циркуляра убеждал их, что воспитывать детей в гимназиях им трудно и нецелесообразно. По городу ходила его выразительная фраза...
Бродский был человек взрослый, солидный, но в его устах это двустишие казалось мне как-то особенно выразительным. Однажды он куда-то
ушел и вернулся довольно поздно. Мне показалось при этом, что у него лицо
не совсем обыкновенное, слегка одутловатое, как у Корниловича, а нос красноватый. Он порывисто обнял меня и сказал...
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда
не была червонная дама. (Поспешно
уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама! Бог знает что такое!
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого
не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и
не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (
Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Артемий Филиппович.
Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается с тем, чтобы
уйти.)
Артемий Филиппович (Луке Лукичу).Страшно просто. А отчего, и сам
не знаешь. А мы даже и
не в мундирах. Ну что, как проспится да в Петербург махнет донесение? (
Уходит в задумчивости вместе с смотрителем училищ, произнеся:)Прощайте, сударыня!
Слесарша (
уходя).
Не позабудь, отец наш! будь милостив!